Зима пролетела как один день. Ника наслаждалась жизнью, хотя немного и томилась без работы, но лишь в час отсутствия Данила. У него, нет, теперь у них, была отличная квартира, в самом сердце Москвы, с прекрасным видом и в два яруса. У нее появился маленький кабинетик, в его библиотеке, где она могла пропадать надолго или когда Данило работал, не уезжая в офис. Ника читала, что-то писала, заведя себе электронный дневник. Сначала это были просто отрывки прожитого в тот трудный год, там, на далекой родине. Затем она стала понимать, что получаются довольно сносные рассказы, но вот поделиться пока не решалась. Но большую часть времени они проводили вдвоем. Хотя нет, вдвоем это было трудно назвать. Данилу нравилось выводить ее в «свет», знакомить с друзьями и, как ей казалось, просто хвастаться. Правда она не разбиралась, перед кем он бахвалится, перед ней, многолетней дружбой с достаточно хорошими людьми, или ею, перед друзьями. Она замечала косые взгляды девушек, спутниц товарищей Данило, но они ее мало волновали, она знала себе цену, а они – нет. Они даже не догадывались о ее возрасте, да и вообще, кто она есть на самом деле, откуда и зачем здесь, рядом с всеобщим любимцем. А то, что Данило был центром этой компании, видно было сразу. Помимо вечеринок и застольных встреч, были и неоднократные походы по магазинам, где Данило тратил на нее деньги, не считая, просто расплачиваясь карточкой, и не хотел слушать о том, что у нее все есть, нужно лишь как-то забрать из дому.
— Заберем! – ответил он ей однажды: — Как только наступит мир. Я, между прочим, ни разу в жизни не был в Донецке и очень хочу его увидеть.
— Не увидишь. – со слезами на глазах ответила тогда Ника. – То, что от него осталось… — дальше договорить не смогла, ушла в библиотеку, закрыла за собой дверь, а он простоял у двери довольно долго, но не заговорил. Ушел на кухню, заварил кофе, крепкий, до терпкости, пил смотря в окно, ругая себя. Когда же Ника пришла и тихонько присела за стол, налил ей чашечку, нарочно сделав очень сладко, да еще и кусочек торта поставил, говоря:
— Забыл сказать, у нас сегодня вечерняя прогулка.
Затем был необыкновенный Новый год. На даче Глеба. С красавицей елкой, посреди двора, с жарким костром и шашлыками, которые они принялись есть на улице, но поняв несовместимость задумки, перебрались в дом. И уехали в город, после Рождества, проведя прекрасную неделю, вместе с другом. Ника смеялась, слушая рассказ об их первом знакомстве, призналась, что ей казалось, будто его приход и те уколы, что он ей ставил, казались ей сном. Подружились, но все же Ника заметила, как Глеб поглядывает на нее, и понимала всю задумчивость и тревогу, что была во взгляде мужчины. Но было не время доказывать что-то, или опровергать. Несмотря на то, что они с Данило были вместе, будущее не было столь прозрачно, как хотелось бы ей.
В общем — Ника полгода жила в Москве, на законных основания, не ведая о будущем, так и не найдя работу. И это было не только потому, что просил Данило. Ей и самой не хотелось трубить от звонка до звонка не получая эмоционального удовольствия. Да и с Данилой пока не хотелось расставаться, он, как оказалось, сделал себе некое подобие отпуска, за долгие годы беспрерывного труда.
В феврале он заговорил об их будущем. Стал планировать совместную жизнь, куда и когда будут ездить на отдых. Осмелев, стал выяснять, хочет ли она свадьбу, если да, то какую.
В марте неожиданно пришла самая настоящая весна, с прекрасной теплой погодой, удивляющей не только Данило, но и синоптиков. И снова он строил планы, устраивал походы в театры и кино, редкие приемы друзей и вылазки к ним. Правда, в офис наведываться стал чаще. Радовался, возвращаясь домой, откровенно признаваясь, что всю свою жизнь мечтал именно о том, что бы его встречала любимая женщина. Они гуляли, практически каждый вечер по вечерним улочкам, держась за руки, как школьники, замечая, с каким удивлением на них смотрят прохожие. Одно не понимал Данило – зачем Ника терзает себя, смотря телевизионные новости и читая их в нете.
И снова говорил о свадьбе, задумываясь о венчании, увидев ее однажды выходящей из Успенского собора. Они в тот вечер договорились встретиться на соборной площади Кремля, и он приехал раньше времени. Вечером не сдержался, спросил:
— Никуль, скажи, а ты веруешь?
— Смотря как на это посмотреть. А чего ты спрашиваешь?
— Да думаю, может, ты стесняешься в храм сходить.
— Я стесняюсь? – усмехнулась. – Милый, веры не стыдятся, но и не кичатся ею. А хожу в церковь, когда душа просит. Будет там служба – хорошо, нет – сама побеседую. В нашем роду так принято. Моя бабушка говорила: «Вера в сердце живет». Так что, милый, пока я живу – Бог во мне, а как уйду, растворюсь в нем.
Он не нашел чем ответить, закивал лишь, слова по душе пришлись.
Двадцатое марта решило напомнить москвичам о русской весне и с самого утра запускало карусель погоды – яркое солнце сменялось снегопадом, то морозило, то тут же все таяло, загрязняя еще вчера подсохшие тротуары. Ника взгрустнула и отказалась выходить из дому. Данило сначала было встревожился, но затем нашел прелесть и в ничего не делании. Ходил за ней хвостиком, любовался, как она готовит, норовил все время помочь и напросился, перемыл кучу посуды, причем, не засовывая в посудомойку, а руками, смеясь, что она нарочно находит плошки в заранее спрятанных тайниках. Затем они поедали собственноручно приготовленную пиццу, улегшись на диване в холле, перед телевизором и смотрели ее любимые фильмы. Тут оказалось, что и вкус их тоже совпал, оба обожали советскую классику. Он смеялся от души, поглядывая на нее и думая, что совсем скоро у нее заканчивается срок пребывания в Столице и с этим надо что-то делать. Причем серьезно и срочно. Но серьезный разговор не получился, и он отложил его на утро. А утро началось внезапно, задолго до рассвета. Пролетевший над домом вертолет так испугал Нику, что она, еще не проснувшись, стала задыхаться.
— Ника! – сначала тихо, затем громче звал ее, тряся за плечо, пытаясь разбудить. – Это сон, всего лишь страшный сон.
Она съежилась вся, прижимаясь к стене и закрывая голову руками. Наконец проснулась, потерла левую руку, как-то неестественно напряженную, и залпом выпила воду, поданную Данило.
— Это был сон! – повторил он, сидя рядом и поглаживая ее руку. – У тебя что-то болит?
— Да. – честно призналась Ника. – Сердце, ужасно колотится. Ты не подашь мою сумку?
— Конечно, подам. И, кстати, не плохо бы съездить в клинику к Глебу.
— Ага! – кивнула она и болезненно улыбнулась: — Именно там мне и место.
— Ник! Что за глупости?! С сердцем не шутят.
— Прости, действительно глупо получилось. Съездим. Правда, а почему и нет.
Улеглись, но сна не было ни у него, ни у нее. Часы монотонно двигали стрелками, оставляя минуты позади, отпуская их в прошлое.
— Я, пожалуй, поеду в офис пораньше. – произнес Данило. – Все равно не спится, а дел…., как ни странно, скапливается ни мало.
— Угу. – односложно отозвалась Ника и прикрыла глаза.
Он поцеловал ее в щеку и поднялся. Посмотрел на нее, но Ника не проявляла к нему никакого интереса. Поплелся в ванную. Вымыл голову, побрился, а когда открыл дверь, услышал работающий телевизор. Шли новости, и диктор вещала об последних событиях из Украины.
— Ник! – стал на пороге спальни и наблюдал, с каким вниманием она слушает. – Вот ответь мне на один вопрос. Зачем себя изводить этой информацией?
— Надо!
— Не понимаю. Прости, но я не понимаю! Ты вздрагиваешь от сирен скорых. Прячешь голову, если пролетает самолет. Хватаешься за сердце, читая сводки. Зачем?!
— Надо! – упорно повторила она, а в голосе появились новые нотки, резкие, словно в ней натянулась струна.
— Ника! – Данило сделал шаг к ней.
— Кажется, ты собрался на работу.
— Я еще и кофе не успел выпить. – он растерялся видя резкую перемену, выключил телевизор, находящийся рядом. Ника поднялась, сжимая пульт в руках, хотела что-то сказать, он это понял по ее взгляду, но видно передумала, швырнула пульт на кровать, говоря:
— Можно было просто сказать, мне не трудно и завтрак приготовить, и перекусить сложить! Не говоря уже о чашке кофе. – она собралась пройти мимо него, желая спуститься на кухню, но Данило не дал. Обнял ее за плечи и повернул к себе. Ника отвернула голову, Данило нежно взял ее за подбородок и заглянул в глаза:
— Ник! Я сам умею заваривать кофе, готовить завтраки и не только себе. Я просто волнуюсь за тебя. И вопрос был самым простым.
— Наверное. – стараясь отвести взгляд, ответила Ника.
— Прости, если сделал больно.
Она пожала плечами и сделала шаг в сторону.
— Ника! Думаю, работа моя никуда не денется, а нам с тобой надо поговорить.
— Можно и поговорить. – глянула на него и улыбнулась. Улыбка не была веселой, а глаза вообще потухли. И тут она сказала то, чего Данило и ожидать не мог: — Решил не тянуть? Мне можно собирать сумку? Спасибо, что хоть не секретарем передал.
— Что за глупости?! Как ты могла даже предположить такое?!
— А о чем же тогда можно говорить с таким лицом?
— О нас, милая! О тебе! О том, что все твои проблемы – это мои проблемы! И вся твоя боль – это моя боль. Я хочу решать возникшие у тебя трудности, помогать, поддерживать, исцелять. – она усмехнулась, но глаза потеплели. – Ника! – он обнял ее и, дыша в темечко, продолжал: — Я люблю тебя! Если не говорил, то думал, ты сама это видишь. Но если тебе нужны слова, я буду повторять это много раз на день! Я очень хочу дожить до глубокой старости, рядом с тобой. Веселя тебя, согревая, заботясь и защищая. Но я не смогу сделать и малого, если ты не будешь со мной откровенна.
— Откровенна… — тихо повторила она.
— Именно.
— В чем?
— Во всем!
— Это не так легко. Я привыкла сама заботиться о себе и преодолевать препятствия.
— Я это понял. Но теперь ты не одна. У тебя есть я. И, я не торопил и не тороплю. Я прошу. Принять меня и довериться.
— Я попробую.
— Нечего тут пробовать, надо просто начать.
— Хорошо, я соберусь с мыслями и…
— Отлично. Значит, наша первая ссора не ляжет камнем не понимания, а принесет плоды близости.
Ника промолчала, стояла не шевелясь. Данило снова поцеловал ее в макушку, расслабился, даже собрался подхватить ее на руки и отнести в кровать, как нечаянно сказал, возможно, даже не подумав, а быть может и, посчитав, что должен это сказать: — Только пообещай мне, что больше не будешь смотреть новости.
Ника замотала головой и стала медленно отходить. Данило протянул руку, намереваясь обнять ее, но Ника снова замотала головой, говоря:
— Прости, но этого я пообещать не могу, потому что не хочу тебя обманывать. Я буду смотреть новости, все, что касаются моего дома.
— Ника! Все, что там говорят, — он указал на телевизор. – Нужно делить на пять.
— Нет, дорогой мой, умножать! – весь ее облик стал холоден и насторожен.
— Ника!
— Да что ты заладил: Ника, Ника! Вот она я, стою перед тобой. Воплоти и здравии. И, что главное, со своим Я, со своим мнение и взглядом на многие вещи.
— Здорово! Разве я пытался как-то ущемить?
— Ты начал ставить условия.
— Это не так! Я просто хочу тебя оградить от того, чего ты сама же старалась избежать, приехав сюда. Так зачем слушать кем-то написанные сведения?
— Подожди! Я что-то не понимаю или? Данило! Ты
| Помогли сайту Реклама Праздники |