и тому, кто рядом.
Им надо было очень постараться, очень поломать себя, чтобы настроиться на такую экономию любви. Кто их этому научил? Неужели сами? Почему они не хотят быть похожими на то большинство вокруг, с искрой в глазах, с готовностью распространить свою любовь к избраннику на окружающих? На обычных женщин, забывших за нарядами и причёсками про натруженные ноги и накопленную с возрастом тяжесть тела. На людей, отзывчивых на радость и готовых делиться счастьем, – тех, от кого можно ждать и любви, и тепла, и продолжения рода.
Между тем публика наполнила зал. Настроения сотен людей взаимодействовали друг с другом, электризуя атмосферу и настраиваясь на волну ожидания чуда.
Среди гулкого людского шума под сводами зала в очередной раз прошелестела музыка с колокольчиками и ровный женский голос объявил, что прозвучал третий звонок.
Свет в центральной люстре и светильниках ярусов стал медленно гаснуть, впуская в замкнутое пространство сумрак тайны. Наконец, вступил оркестр и с первых же звуков интродукции уверенно захватил сумбурное пространство мешавшихся людских мыслей повестью о зачарованной девушке. Нежный гобой вел лирическую линию грустных романтических грёз, ему помогали арфы, их поддерживали скрипки. Звуки музыки разбегались по залу, замирали, отражались и поднималась ввысь, подчиняли и вели за собой в дивный мир, созданный композитором для своих ответов на вечные вопросы.
Постепенно сквозь радостные вариации ожидания счастья под возгласы тромбонов стали пробиваться тревожные нотки. Потом отдельные звуки сменились тревожными созвучиями, потом целыми фразами, всё чаще и всё громче врывавшимися в спокойное музыкальное течение. И вот уже все смычки заиграли тревогу. Вторя им, заголосили тромбоны, затрубили трубы и загремели литавры. Тревожный проигрыш звучал все сильнее и выше, учащая сердцебиение, пока, ударив напоследок в предчувствии беды, не рассыпался, вернувшись к трогательной песне и наполнив её грусть переливами роковой обречённости и тоски о любви, которой так трудно выжить на земле. Улетая в неизвестность, песня звучала всё тише и скоро стала совсем не различима ухом.
В наступившей тишине самые эмоциональные зрители выдохнули, раздались робкие аплодисменты и медленно поднялся занавес, открыв публике сцену с замершим мгновением дворцового бала.
(Продолжение следует)
