сень начинает шептать о своём скором приходе еще с первых чисел августа, когда улетают стрижи и пустеет воздух, и когда в обрушившейся тишине двора случайные голоса уже не отзываются эхом, словно невидимый глушитель ограничивает пространство каждого звука. Первые желтые листья в траве, под ногами, первые пожелтевшие косы берёз… Прислушайтесь! В шелест листьев уже вплетается некая высокая нотка, отчего он становится шелестящим, сухим, напоминая всплывающие картины бордово-оранжевых расстилов прошлой осени.
Совсем по-другому поют и птицы, - смолкли их зазывные трели, ранее удивляющие изощрёнными коленцами, и нет в их стрёкотах и свистах прежней дурманящей чувственности, - так, лишь короткое попискивание или верещание при защите от агрессии соседа или дележе случайной добычи. А солнце... разве так оно светит летом? Ведь совсем недавно наполняло собою каждую незавидную травинку, листок, проникало в любую тварь, согревая и лаская лучами, а теперь? Да, вроде бы греет и ныне, но скользя, будто наспех, и там, куда не могут пробиться его лучи, прячется тень и прохлада, из которой хочется поскорее вынырнуть под его, уже не щедрые лучи. Нет, эта пора преддверия осени мне не мила, - природа отцвела разнотравьем, отшумела листвой деревьев, отзвенела зазывными трелями птиц, - словно насытилась! – и теперь не ощущается в ней ни страстного напряжения, ни безрассудной радости, а так... рутина и сытая трезвость.
Но всё же кроется и в таких межсезоньях нечто манящее, - ведь совсем скоро осень выплеснет все краски мира на всё, что ликовало, пело, а потом, наигравшись колерами, с грустинкой, под мелкие затяжные дожди, смоет все цвета и оттенки вместе с листьями, и для всего живого настанут дни, полные драматизма выживания, но…
Но пережив холода, всё, что выстоит, вновь подставит себя грядущей лучезарности весенних дней.
Фото автора.