Произведение «Передёрнутое достоинство. Эссе.» (страница 1 из 2)
Тип: Произведение
Раздел: Эссе и статьи
Тематика: Без раздела
Автор:
Баллы: 2
Читатели: 599 +1
Дата:

Передёрнутое достоинство. Эссе.

О-опп! Где ты? Явись, мой единственный, явись, виртуальный! 
Нет моего оппонента-спорщика, носится неведомо где… Ну да ладно, поразмышляю наедине с собой.
Вчитываясь, вглядываясь и вдумываясь в советы Великих мира сего, выносилось во мне вот такое понятие достоинства: оно складывается из того, какой материальный достаток человек имеет, и того, какова его нравственная высота, насколько он, не ограничивая себя тем, что имеет, ищет еще и смысл своего существования. Короче: достоинство это – «иметь» плюс «быть». А теперь с этими определениями попробую нырнуть в советскую эпоху и...
- Опять туда? Не надоело? - вдруг прошипело в правое.
Вздрогнула, но тут же проворчала шутливо:
- А-а, явился- не-запылился… - и хотела заглянуть в его бездонные темно-синие глаза, но не нашла, а поэтому сказала в пустоту: - Надоело, мой золотой, еще как надоело! Но, что ж поделать, если прошлое так плотно и зло проросло в нас! Сегодня нагрубила продавщица… не хотела я брать чёрствый батон и говорю: «Как же вы так?.. Ведь не приду больше в ваш магазин после такого приёма».  А она мне: «Ну, и не приходи. Видели мы таких…».
- Только и всего? – услышала голос, но уже с левой стороны. – Бывает и похлеще…
- Вот-вот, бывает и похлеще. Но дело не в этом, а вот в чём…
- А в том, - прервал, - что тебя опять потянуло в ассоциации, воспоминания…
- Ну, да... Откуда знаешь?
- Да всё я знаю, - хмыкнул мой ироничный собеседник. – Стала, наверное, додумываться до истоков хамства, когда и почему появляется в людях. Что, не так?
- Ну да, Опп! Ты только послушай: сколько ж людей у нас, в России унизили, лишили достоинства теперешние рыночные отношения, когда магазины полны! При социализме-то, когда товаров и продуктов было в чёсточку…
Ну, мало, значит, и всем - понемногу. Так вот, при той чёсточке какое достоинство выработалось в некоторых людских прослойках, знаешь?
А вот такое: целая армия заведующих магазинами, еще большая – продавцов и тех, кто работал при распределителях для коммунистических начальников, да и всех прочих заведениях, причастных к продуктам, товарам. Какими уважаемыми людьми они были, как им завидовали, как мечтали с ними познакомиться! А какими важными сами себе казались эти «прослойки», с каким достоинством сидели в первых рядах залов, как ходили, говорили! А что теперь?
- А что теперь? – вдруг возник он всё же в моём любимом кресле, нагловато ухмыляясь.
Знаю, подхлёстывает меня так.
- А теперь все они – ноль. Как и все смертные. Пропало, провалилось их достоинство, и никто зав. магазинами и продавцам заискивающе в глаза не заглядывает. – Мой оппонент хотел что-то ответить, но я уже понеслась: - А у скольких пенсионеров достоинство отняли эти рыночные отношения, при которых всего полно?
- А у скольких? – поинтересовался наигранно.
- А у множества. Бывало-то, пенсионерка, как только позавтракает, хвать сумку в руки и-и побежала по магазинам: авось, где-либо что-либо выбросят! Глядь, а там-то уже очередь выстроилась, надо и ей… Ну, а если и впрямь за день что-то выстоит в очередях, то к вечеру домой возвратится с таким достоинством!.. как победительница. Дети придут с работы, а она им – свои трофеи. Как после этого и не ощущать своё достоинство, - нужность в семье? А теперь что? Теперь пенсионеры чувствуют себя почти обузой, потому что отняли у них роли добытчиков.
- Ну, да. Человек должен ощущать свою нужность! – с наигранным пафосом изрёк Опп, устремив указательный палец в небо.
- Не иронизируй. Конечно, должен, но разумной ценой, а не такой… вымученной, нездоровой.
- Тебе не угодишь, - встал с кресла и подошел к пианино, облокотился на него. – Не всё ли тебе равно: какой ценой добывают достоинство? Важно, что б человек чувствовал себя…
- Нет, не прав ты! – взвилась я. - Чем гоняться за продуктами, лучше б эти бабульки поделились опытом жизни со своими внукам, рассказали им о том, каким трудом наживалось, передавалось от поколения к поколению их достояние, как вынашивалось достоинство их рода…
- Пошла-поехала! – хихикнул мой оппонент. – Нужен ли внукам её опыт? А вот опыт по добыванию продуктов был, наверное, нужен соседкам…  возле дома, на скамеечках. Сколько ж потом разговоров было о том, что и где выбросили, что и где, за сколько часов они выстояли, достали, сколько и чего теперь появилось в их холодильниках! Подлетишь, бывало, к лавочкам со старушками, послушаешь, -  и приподнял крышку пианино, взяв сомнительный аккорд. - А сейчас что? Зайдёшь в магазин, - ти-ши-на! Ни очереди тебе, ни рассказов, ни страстей, ни драк…
- Вот-вот… «ни страстей, ни драк». Помню, под Новый год мой муж-журналист пристроился в очереди за апельсинами, что б ими детей к празднику порадовать, а какой-то мужик и полез без очереди. Ну, Платон захотел приструнить нахала, а тот развернулся и-и кулаком… в лицо. Вот и встречал мой интеллигент Новый год с апельсинами… а вернее, с одним апельсином, но не оранжевым, а синим, полученным в борьбе за попранное человеческое достоинство.
- Хи-хи-хи! – пропел Опп и всё же извлёк из пианино стройный звук в тональности «ми» мажор.
- Ве-се-лись, ве-се-лись, мой тёмноглазый, - пропела и я тоже в тональности «ми», но в миноре. - А я пока добавлю еще один случай… о достоинстве. Ты же говоришь, что я интересна тебе только своими наблюдениями? Так слушай. – Он перестал перебирать клавиши и снова сел в кресло. - И его сюжет тоже из очереди, в которой Платон стоял на тот раз… уже и не помню «за чем», но по ней пробежал вдруг слушок, что выносят, мол, с чёрного хода «продукт» по блату, и поэтому всем не хватит. Народ заволновался, а мой муж… вечный борец за правду и справедливость… пошел и из соседнего магазина позвонил в Комитет Народного контроля… был при социализме такой орган… что тут, мол, с черного хода… И приехал Народный! И прошел в магазин перед расступившейся очередью наводить справедливость с портфелями... и вышел с ними же, но уже набитыми чем-то, и сел в машину, уехал… с достоинством, а очередь осталась.
- Ах, ах! Смешно-то как! - на этот раз искренне улыбнулся мой ОППонент. – Блат был во все времена…
  - Блат. По блату. Блатной… Оттого и родилось это понятие, что кто-то имел что-то, а у другого этого «что-то» не было, а, значит, имеющий мог снизойти и дать кому-то что-то, за что и почитали его достойно. Прости за случайный каламбур.
- Прощаю, прощаю, - зевнул Опп :  - Но выводы твои поверхностны, риторичны и скучны, а поэтому…
- Хорошо, не буду делать выводов, - согласилась я, опасаясь, что улетучится, – а посему предложу тебе еще одно моё живое наблюдение.
- Ну, если живое… - потянулся в кресле. 
- У меня была ассистентка, и мать ее работала в магазине, который был только для партийных начальников. Так вот, частенько видела такую картину: в соседнем кабинете сидит моя помощница, пред ней на столе -  расковыренные банки с тушенкой, сгущенным молоком, пахнет апельсинами, кофе… И вот, наестся она со своей близкой подругой этих, недоступных для других, продуктов, а потом и оставит недоеденное на столе для тех, кто потом… И заходили, Опп! Коллеги мои заходили и доедали!
- Ну, что ж, значит, добрая душа была твоя ассистентка, - сыронизировал.
- А перед праздниками, - проигнорировала я его реплику, -  привозила Ильина еще вина разные, и вот шушуканья тогда по коридорам неслись, когда распределяла бутылки меж избранными! И за это уважали её, и даже заискивали перед ней, отчего достоинство её росло день ото дня.
- Ну и?.. К чему ты это вспомнила? – похоже, не понял Опп.
- А к тому, дорогой мой Оппушка, что моя ассистентка постепенно начала ненавидеть меня и даже не подчиняться.
- Не пойму… Ненавидеть за что?
- Ну, как ты не понимаешь! – подскочила с дивана. - Конечно, за то, что не заходила в кабинет к её объедкам, не заискивала из-за бутылки вина…
- А чего ж ты? - хихикнул беззвучно. - Боялась уронить своё достоинство? 
- Не знаю, - остепенила себя. - Но, может, чувствовала, что с достоинством человека у нас не всё в порядке? – вопросом подкинула ему итог своих размышлений, надеясь на поддержку, но он вскочил, собираясь исчезнуть:
- Опять ты к своим выводам!
- Подожди, не уходи, мой ироничный! – опять попыталась удержать. - Послушай, что прочитаю сейчас из своей «Ведьмы из Карачева». – Присел, прикрыл глаза, махнул рукой:
- Ладно. Давай, читай… валяй, а я слегка вздремну.
Взяла с полки свою книжку, полистала и, что б не дремал, громче обычного, начала:
- Из рассказа мамы: «Стоим мы с Волосатовым на базаре, продаём рассаду, а тут и подходит к нему… один: выхоленный, вычищенный, костюм на нём с иголочки… хоть сейчас жени! Подошел, значит, и начал хвалиться: вот, мол, и не вкалываю я, как вы, жуки навозные, а в холодильнике у меня всего полно: мяса сколько хочешь, колбасы, масла…  А я-то и узнала его: в райкоме он раньше работал, а вот сейчас на пенсии, значит. Так вот, стоит он возле прилавка нашего и болтаить, и болта-аить!  А Волосатов-то крутится от него и туда, и сюда. Когда ж ему с ним разговаривать-то? Ему продавать надо! Да послушала я, послушала болтуна этого, и не вытерпела: «Ну хватит тебе трепаться-то! - говорю ему. – Ведь всё, что у тебя в холодильнике, кто вырастил-выкормил? Мы такие-то, а тебе, значить, трудиться не надо, а только жрать да нас дразнить?»
Такое ж меня зло взяло! У него, видишь ли, у паразита, всё, есть! О нём государство заботится, а о нас таких-то…», - и, найдя моего оппонента там же, в кресле, спросила: - Ну, что, Опп? Вздремнул под такой аккомпанемент?
- Да разве вздремнёшь тут… рядом с тобой? – почти искренне пробурчал, - если еще и книга в руке.
- А кстати, насчет книг…
- Ой, не надо! Не надо насчет книг, - замахал руками и вскочил, -  а то опять нырнёшь в дебри!
- Нет, ты уж, послушай, пожалуйста! – почти взмолилась. - Их ведь тоже распределяли при обкомах и райкомах!  Как сейчас помню…
- Ну, раз помнишь… - снова присел. - Только осторожно, иногда память под-во-дит, - пропел скрипуче.
- Подводит, конечно, но всё же попытаюсь вспомнить… Ну да, в восемьдесят седьмом это было, когда впервые издали русского мыслителя Василия Васильевича Розанова. Так вот, помню такой звонок: передайте, мол, Жучкову… моему редактору, что мы не смогли ему оставить Бориса Пастернака, а вот Розанова… так что если хочет, пусть приезжает и забирает. И выяснилось: поступило в магазин несколько экземпляров двухтомника Бориса Пастернака, но все пошли по спискам Обкома, а вот однотомник Розанова остался.
- И ничего в этом ужасного нет, - снова ринулся Опп к пианино и бренькнул по клавише, словно саккомпанировал себе, - пусть бы читали и в Обкоме, умнели, может потом и…
- Пусть бы умнели, - ухмыльнулась я, - но Опп! Мы тоже хотели читать и Розанова, и Пастернака, а они…
- А что они? – снова бренькнул.
- А коммунисты почему-то считали: только они достойны читать их, а мы – нет. Наше


Оценка произведения:
Разное:
Реклама
Реклама