СИДР
Я пошел в паб, потому что мне захотелось выпить сидра в субботу вечером, и не хотелось оставаться одному. Я рассчитывал встретить кого-нибудь из обычной компании, но если никого не окажется, просто почитать, а то и написать пару строк.
В пабе было пусто. Дубленку я отдавать в гардероб не стал, потому что на улице было морозно и выходить курить без нее было бы не комфортно. Гардеробщик сам подошел ко мне.
- Нынче никто не сдает пальто в гардероб, - сказал он. - все берут пальто с собой.
Это был славный старик, он держал себя с большим достоинством. Мы с ним давно были знакомы, и он уважал меня за то, что я не веду себя плохо, даже когда выпиваю лишку.
Он смотрел на меня выцветшими глазами, грустными, как у спаниеля.
- Никто не отдает ни пальто, ни шуб. - повторил старик. - Я теперь не знаю, что я тут делаю.
Я посмотрел и увидел, что в гардеробе висит всего одно пальто.
- Вы стоите на своем посту и делаете свое дело, - сказал я старику. - Вы отважно делаете свое дело, как я или девочки.
- Спасибо, Игорь. - Старик, кажется, растрогался. - Спасибо. Вы меня всегда понимали. Но мне бы хотелось быть полезным. А я не чувствую себя полезным, когда все берут одежду с собой.
- Вы всегда очень полезны, Виктор Владимирович. - ответил я. - Вы здесь приносите много пользы, и вы всегда на своем посту. Если бы все приносили столько пользы, как вы, мы бы сейчас жили просто прекрасно. Может, вы выпейте со мной чего-нибудь, чтобы мы жили прекрасно и приносили еще больше пользы?
Старик покачал головой. Он был непьющим, я давно знал это.
- Если так будет продолжаться, я уволюсь, - сказал он. - Если так будет продолжаться, я очень быстро уволюсь. А у вас что, грустное настроение, Игорь?
Какого черта, подумал я.
- У меня прекрасное настроение, - сказал я. - У меня замечательное настроение, но мне больно видеть человека, который так переживает из-за того, что ему не несут пальто.
- Не беспокойтесь за меня, - улыбнулся старик. - Может быть, за вечер пару раз кто-нибудь ко мне подойдет.
Он отошел к гардеробу, а я отпил глоток сидра. Сидр был хорош. Это был «Magners», в меру холодный и в меру сладкий, он пах яблоками и был восхитительно золотист, если взглянуть через стакан на свет.
Я откинулся на спинку стула и постарался расслабиться. Думать мне не хотелось. Может быть, стоило бы попытаться что-нибудь написать, но для этого надо было думать, а мне не по душе сегодня было думать. Я стал смотреть за окно. Я любил этот паб за то, что в нем было большое обзорное окно - целая стеклянная стена. Можно было долго смотреть на улицу, особенно зимой, когда идет снег и темно, и люди двигаются быстро, согнувшись, прикрывая рукой лицо, а я сижу в тепле и смотрю на них, и пью сидр, и мне хорошо. А еще можно было наблюдать за машинами, как они осторожно выворачивают по заметенной дороге, и едут еле-еле, и снег сверкает в лучах фар. Если прийти часов в семь, часто застаешь пробку, тогда ты сквозь стекло чувствуешь, какие злые люди там, в своих жестяных коробках, как они устали и хотят домой, и, верно, здорово матерятся, что не могут проехать. А потом все незаметно и быстро рассасывается, и на улице не остается ни машин, ни людей, только метель, в это время в пабе как раз заведено ставить приятное кантри или старый рок. Я обычно в это время бываю пьян, и мои приятели, если они приходят, тоже бывают пьяны, и так приятно бывает поздно ночью сидеть в баре, смотреть на пустую улицу и слушать кантри.
Я долго смотрел в окно и пил сидр, пока не поймал себя на мысли, что я опять начинаю вспоминать о том, что оставил позади год назад, и о том, что было сегодня утром и днем. Так я ни черта не напишу и ничего не прочту, подумал я, так я просто напьюсь.
А тебе не надо бы напиваться, сказал во мне кто-то холодный и рассудительный, потому что завтра тебе опять идти на работу, а ополченцы уже взяли аэропорт, и ты знаешь, как они это делали. Тебе нельзя напиваться, сказал кто-то во мне, потому что завтра они опять что-нибудь затеют отбить, или те, другие что-нибудь решат отбить, и тебе нужна свежая голова, потому что без свежей головы сейчас нечего делать на работе. С похмелья можно что-то перепутать, или сделать так, что это не понравится ополченцам, или тем, другим, или тому дерьму, что сидит здесь, и последнее — самое плохое. Так что тебе нельзя напиваться и надо иметь свежую голову.
А пошел ты, ответил я этому холодному и рассудительному. Я и не собираюсь напиваться. Я просто хочу выпить сидр и скоротать вечерок. Я люблю скоротать вечерок за сидром, и ни о чем не думать, и смотреть за окно. Может, кто-нибудь заглянет. Или девочки подсядут.
Хотя нет, для девочек ты сегодня не годишься, честно сказал я себе. Для девочек надо, чтобы хотя бы что-то было внутри, а там сейчас ничего нет. Поэтому тебе и думать неохота, потому что внутри ничего нет. Если бы было что-то внутри, ты бы чего-нибудь написал.
Я повернулся к бару и поднял руку, подзывая официантку, а когда обернулся назад, увидел, что напротив меня сидит человек-гора и пристально на меня смотрит.
- Чего уставился? - спросил я человека-гору. - Что ты на меня пялишься?
- Ты что пьешь? - спросил человек-гора.
- Сидр.
- Водичка. Я не хочу сидр.
- Возьми мочи.
- Грубиян. Я возьму кальвадос, - сказал он. - Так у нас с тобой будет хотя бы относительная гармония.
- К дьяволу гармонию, - сказал я. - Бери свой дурацкий кальвадос и перестань на меня пялиться.
Официантка принесла кружку сидра и кальвадос. Ее звали Жанна, она была хорошенькая и улыбалась человеку-горе. Она давно была к нему неравнодушна. Все женщины в той или иной степени были неравнодушны к человеку-горе.
Человек-гора, как и подобает такому монстру, был огромен, но у него была непропорционально маленькая голова и тонкие черты лица. Меня всегда это в нем забавляло — у него один кулак был размером почти с голову. Когда-то он занимался борьбой, и, как часто бывает, бросив спорт, слегка раздобрел. Он всегда сохранял спокойствие. Мы десять лет пытались его раздразнить, хотя, может быть, это не очень разумно, когда имеешь дело с человеком такого сложения, но он ни разу не вышел из себя. За счет этого спокойствия он был лучшим в нашей профессии, и еще к нему были неравнодушны женщины. Он мягко улыбнулся официантке и спросил:
- Ты давно здесь сидишь?
- Нет.
- Давно он тут? - спросил человек-гора официантку.
- Два часа, и все время смотрит в окно, - сказала Жанна.
- А ты что-нибудь ел?
- Да, - сказал я.
- Нет, ничего не заказывал, кроме сидра , - сказала Жанна.
- Следующий сидр пусть мне несет Марина, - заявил я.
- Надо что-нибудь съесть, - решил человек-гора, - дай ему крылья Табаско, а мне ваш фирменный суп и Chilli con carne. И еще кальвадос.
- Только Табаско — маленькую порцию, - сказал я, зная, что возражать бесполезно. - и сидр. Ладно уж, неси ты.
Жанна рассмеялась. У нее были немного неровные зубы, и она носила пластинку, и когда она смеялась, она прикрывала рот рукой, и можно было подумать, что она очень застенчива. Но она была правда мила, и мы любили ее, и предпочитали другим официанткам. Впрочем, они тут все были неплохи.
- Давай выпьем, - сказал человек-гора. - А потом закусим. Но сначала давай выпьем, бродяга. Ты сегодня работал?
- Работал.
- Тогда понятно.
- Я работал, а теперь хочу пить сидр и смотреть в окно, и не хочу ни о чем думать, - сказал я. - И есть я тоже не хочу.
- Надо поесть. Я понимаю, но надо перекусить. А то потом, может, наши еще подойдут, - сказал человек-гора.
Я представил, кто может прийти.
- Да, тогда надо перекусить.
- Тяжело было сегодня?
- Как обычно.
- Твое здоровье, бродяга.
- И твое, старина.
Жанна принесла еду. Она опять улыбнулась человеку-горе.
- Юра, тебя любят девочки, - сообщил я ему.
Он смущенно улыбнулся. Он знал, что это правда. Официантки тут были строгих правил, но человеку-горе они все улыбались и даже иногда, когда было мало работы, соглашались посидеть за нашим столом, но только по его просьбе.
Он обхватил рюмку кальвадоса своей лапищей так, что она почти исчезла в ладони, и спокойно спросил:
- Что там было сегодня? Я не смотрел телевизор.
Я посмотрел на него и позавидовал его спокойствию и невозмутимости.
- Они размолотили этот несчастный аэропорт к чертовой матери. В ошметки раздолбали. Вдребезги. Понимаешь? Они разнесли его так, что там камня на камне не осталось.
- Они давно к нему подбирались, - заметил Юра.
- Но теперь им это удалось, - сказал я. - А наше вонючее телевидение показывало весь день трупы. А ихнее вонючее телевидение тоже показывало весь день трупы. Все в пылище и грязные, и в крови. Было заметно, как один там валялся без руки. А другой откинул голову прямо на арматуру. Куча убитых. И все, как всегда, валят все друг на друга и никто ни черта не хочет делать, чтобы все это прекратилось.
- Давай выпьем.
- Давай.
Мы выпили. Человек-гора спросил:
- А наши что?
- Сначала молчали, как в рот воды набрали. Потом разразились потоками говна в сторону тех, других. Ну и те в долгу не остались.
Юра кивнул.
- Ладно, черт с ними со всеми. Поешь.
Я пододвинул к себе куриные крылышки. Они были сухие и приятно похрустывали на зубах. Их подали со свежей морковью и сельдереем. Было хорошо как следует прожевать курятину, закусить ее сельдереем и запить сидром.
- К нам уже месяц просится Олег, - сказал Юра. - Я его отшиваю. Очень вежливо.
- Он все так же считает, что все идет как надо?
Юра засмеялся:
- Он бы тебе в два счета сейчас доказал, что все делается правильно и единственно верно. Ты же давно не читаешь Фейсбук, а он там ведет мощную агитацию. Всем растолковывает, как надо. Любо-дорого посмотреть. А на последней демонстрации за мир взял фотоаппарат и пошел снимать. Я его спрашиваю - «Зачем?». Он мне отвечает — «буду составлять реестр врагов отечества»....
- Мудак.
- Да нет, деньги отрабатывает, думаю.
Я покачал головой:
- Может, и деньги. Но ты хорошо делаешь, что его не пускаешь. Не могу я сейчас слушать таких.
Человек-гора помолчал.
- А еще год назад ты готов был слушать многих.
- Год назад все было по-другому, - сказал я. - Совсем по-другому. Год назад можно было слушать кого угодно, и многое, что они говорили, казалось разумным, и вообще — год назад мне было не до того. Я, если помнишь, жениться собирался. По фигу мне было на эти дела. Да и не было такого. Это же все чуть позже началось, верно?
- А сейчас?
- А сейчас мне не по фигу. На все по фигу, а на эти дела — нет.
Юра опять кивнул:
- Да, этот год здорово расставил точки над i.
- Над ё. Над ё-мое.
Человек-гора ухмыльнулся.
- Пусть над ё. Но ты должен быть в форме.
После еды и еще одной кружки сидра я расслабился и почувствовал, что все, наконец, отступает, и внутри становится так, как я хочу. Я понимал, что я уже немного нетрезв.
- Я в форме. Я сейчас в самой лучшей форме, - сказал я человеку-горе.
- Нет, но ты будешь в форме. Я тебя знаю, - ответил он.
- Нет?
- Пока нет.
- Ну и хрен с ней, с формой, - весело ответил я. - Терпеть не могу форму. Я — за содержание, а с формой, хрен с ней. А содержание у меня богатое. Я битком набит содержанием. С таким
