Я обклею твоими стихами стены подъезда

                     

  Это  произошло много лет тому назад. В то время я ещё не печаталась в средствах массовой информации, не выпускала сборников, не устраивала творческие вечера и встречи с читателями, не получала призовые места и дипломы. В этом направлении я не делала ничего, и ни один человек в городе не был знаком с поэтессой Любовью Майоровой. Я и сама не была с ней знакома, я просто иногда, от нечего делать, а такое состояние в моей жизни случалось редко, нехотя записывала какие-то строки. Никому их не показывала, не хранила и даже не перечитывала сама. О том, что произойдёт в моей жизни после этого события, о котором я сейчас расскажу, я даже представить не могла, да и не собиралась. Птица в клетке не знала, что умела летать.
   Дело близилось к Новому году, это было начало декабря, холодной снежной, как это бывало раньше, зимы. Уже не помню по - какому случаю я пошла в соседний подъезд к своей бывшей сослуживице, раньше никогда не заходила к ней. Встречаясь изредка на улице, мы останавливались для того, чтобы вспомнить былые времена, когда  вместе, в молодости, ещё совсем юными бегали на работу, участвовали в мероприятиях, праздниках, выходили замуж. Навещали по профсоюзной линии родивших или заболевших сотрудниц, относили им подарки, в ту юную пору всё было так важно и так интересно. Мы были молодыми, горячими, лёгкими на подъём, и свадьбы отмечали одну за другой. Все вокруг женились, выходили замуж, вили семейные гнёзда, и  наблюдали, как и у кого это получается. Так вот об этом в основном мы и вспоминали  с Лидой при случайных встречах, кстати надо заметить, когда я пришла работать в их коллектив, она была профоргом, принципиальным, добрым, отзывчивым ко всем просьбам. Пользовалась уважением сотрудников и особым расположением начальства, что было важно. Стройная брюнетка со жгучими карими глазами, пышными тёмными волосами, она отличалась открытым и весёлым нравом, и смешливо - обаятельной улыбкой. Лиду нельзя было назвать несерьёзной,  скорее напротив, но при этом она легко общалась с окружающими, чем и притягивала к себе не только молодёжь. Я помню, как мы всей бригадой выдавали её замуж. Дебаты, что подарить молодожёнам длились не один день, она вся светилась, и каждый наш рабочий день обязательно начинался с того, что мы, ждали, когда придёт  сияющая, счастливая Лида. Сразу начинались подробные расспросы, улыбки, пожелания. На свадьбу мы  подарили ей ручные часы, тогда это был серьёзный подарок, его обсуждали все, потому, как и сдавали на подарок все, наверно, по рублю, не помню точно, но тогда это были весомые деньги. Довольная Лида одела часы и стала ещё счастливее и красивее. А я смотрела на неё и думала: «Как это здорово, Лида выходит замуж, теперь у неё будет своя семья, свой жизненный уголок. Каким он будет? Кто её будущий муж?" Я о нём ничего не знала, Лида была старше меня  лет на пять, шесть и шушукалась о женихе не со мной, я  только улавливала отдельные обрывки тихих фраз. Им оказался молодой специалист, он был приезжий и жил в общежитии, Лида жила с родителями в небольшом частном доме, достаточно далеко от того места, где мы работали, там же жили  её братья и сёстры. О своей будущей семейной  жизни, где и как она будет начинаться, Лида говорила не таясь,  мы слушали и  уважительно помалкивали. Молодым  выделили в родительском доме малюсенькую комнатку с одним  крошечным оконцем. Но тогда  даже это считалось жильём, во всяком случае для меня.
    Они разошлись через четыре месяца после свадьбы, он сразу уволился и уехал домой на Украину, мы долго не могли понять как это вообще возможно. Лида  замкнулась и резко изменилась. Её знакомый смех уже не звучал так часто, как раньше, мы старались не заговаривать с ней о случившемся, уважали, сочувствовали, это прослеживалось во всём.  Через совсем незначительное время она снова вышла замуж, и опять были сборы и подарки, в этом браке у неё родилась дочка. Мы, по профсоюзной линии, как было принято,  ходили навещать молодую маму, вручили в подарок большую куклу, тогда  часто дарили именно таких кукол. Молодые родители  не могли себе позволить купить куклу таких размеров, они стоили дорого, и не считались предметом  особой необходимости. В этот раз у мужа была  комната в коммуналке на три соседа, и они сразу стали жить отдельно. Но и   в этом случае Лида прожила в браке не намного дольше, около двух лет, и уже практически через год после свадьбы,  мы знали, что её брак снова не удался. Удивлялись, конечно, но почему-то так душевно, как при первом разводе, уже не сочувствовали. У многих начали зарождаться какие-то сомнения, домыслы, да и к Лиде все стали присматриваться более пристально. По бригаде пополз слушок, что не так уж она хороша, как нам кажется и за её лучезарной улыбкой кроется что-то затаённо - тяжёлое, неуживчивое при близком общении.   Немного погодя  мы обе переехали жить в один новый многоэтажный дом, только в разные подъезды. И при встречах непременно с улыбкой и большим желанием повспоминать былое время зависали у скамейки, на которую предусмотрительно укладывались наши, всегда тяжёлые, продуктовые сетки. Шли годы, наши дети подрастали, жизнь менялась, мы тоже.
    В тот памятный зимний день, когда я позвонила в её дверь и она открылась,  сердце моё мгновенно сжалось от увиденного. Передо мной стояла измученная страданиями Лида, она с трудом держалась на ногах, держалась за косяк и, извинившись за внешний вид сказала, что давно и тяжело болеет. Перепила массу лекарств, пошли аллергические реакции, но улучшений нет, всё только наоборот. В поликлинике поставили диагноз воспаление лёгких, правда они в этом не совсем уверены, но в больницу предложили лечь. Она очень не хотела ложиться в больницу, да ещё под Новый год, но выхода, по её словам, не было. В то, что она сможет  вылечиться дома самостоятельно, она  уже не верила. Лида смотрела на меня глазами полными слёз, тоски и отчаяния, я даже не помню, что в то время  ей говорила, наверно, что-то обычное, банальное, что говорят в таких случаях. Предложила свою помощь, хотя бы в доставке продуктов, она уже жила одна в однокомнатной квартире, дочка снимала частную. Но Лида сказала, что дочь каждый день заходит и приносит ей  всё необходимое, да и заражать меня ей не хотелось, она так и не знала свой окончательный диагноз. В мои планы тоже не входило заболеть  чем-то под Новый год, и я не стала настаивать на своих посещениях. В конце концов есть дочь, которая ходит и помогает, так и должно быть, но её плачевное состояние не  выходило у меня из головы. Я понимала, что необходимо сделать что-то радикально-необычное, а не уповать только на лекарства и разные уговоры, не дать ей совсем упасть духом, и я решила писать ей каждый день письма в стихах, чтобы она могла их читать, и они поддерживали её, согревали и  вселяли надежду. Я написала добрые большие стихи и положила их в конверт, украсила его новогодними рисунками( предварительно вырезала их из красочных журналов) и отнесла. Я просто сунула ей его в руки и со словами: «Там всё написано»- захлопнула дверь.  В конце стихотворного текста я сделала приписку, что  каждый день буду посылать ей такие письма и пусть её дочка забирает их из почтового ящика. Телефона у Лиды в ту пору не было, так что наше общение могло быть только в такой письменной форме, я писала стихи, и каждый раз запаковывала их в красочные конверты. Даже рекомендации, как лечиться народными средствами я  писала ей в стихах, чтобы приятнее и интереснее было читать.  Опускала  конверт в почтовый ящик и думала:" Дома ли Лида, или всё-таки  попала в больницу?" Спросить было не у кого, я писала и надеялась, дней через десять, практически накануне Нового года, я всё-таки отправилась к ней с визитом. Шла и думала, как она мне откроет дверь сейчас, всё-таки прошло немало время с нашей той встречи. Входная дверь распахнулась и на пороге  меня встретила улыбающаяся цветущая Лида, я даже растерялась от неожиданности. А она в красивом фартучке с пышными каштановыми локонами смотрела на меня восторженными глазами. Схватила  за руки, втащила в квартиру и начала неустанно щебетать о том, как  все дни и ночи читала мои письма, как она их ждала, сколько радости испытывала от их прочтения. А когда дочка долго не появлялась в её квартире, она сама, закутавшись в одеяло, спускалась на нижний этаж в надежде, что там в почтовом ящике  найдёт долгожданный конверт. Она  подняла с кровати подушку, и я увидела, что  под ней лежат мои разноцветные письма. Лида спала вместе с ними, перечитывала их снова и снова, особенно ночами, когда было сильно тяжело, и она не могла заснуть.  Боль и страх, отступали, она уже не ощущала себя такой одинокой, я была рядом в каждой строчке, в каждом слове. Я смотрела и слушала, я была рада, очень рада, передо мной стояла смеющаяся Лида, кокетливая, счастливая. Она потащила меня на кухню, где как раз пекла пироги, усадила за стол и пыталась обкормить пирогами вопреки моему желанию. Мы сидели пили чай, и я читала ей стихи. Над столом висело моё письмо с рекомендациями в стихах, как правильно лечиться. Она  приклеила его, как памятку и каждое утро начинала следовать этим советам. Я смотрела, как она прижимает к сердцу маленькие конверты и думала, что если бы нужно  было всё начать сначала, я бы писала месяц, два. Только бы получить такой результат взамен за свои, такие незначительные, труды. Потом мы ещё не раз собирались вместе на чай, и я всегда читала ей свои новые стихи. Однажды она спросила меня: « Кому я ещё читаю их или даю читать? Где их печатаю?» И когда услышала , что и не читаю, и не печатаю, пришла в неописуемое возмущение. Она требовала, чтобы я непременно отнесла стихи в газеты, чтобы их читали люди, которые по её мнению в них очень нуждаются. Я слушала и смеялась, Лида не отступала, требовала, чтобы я дала ей слово отнести стихи в редакцию. А если я этого не сделаю, она сама соберёт все мои стихи и отнесёт их туда, мало того, она пригрозила, что если я не сделаю это немедленно, она обклеит весь свой и мой подъезды стихами, все стены обклеит, до первого этажа и все, кто живут в наших подъездах  будут ходить и читать их. Я удивлялась, как ей такое в голову могло придти? Но, глядя на неё,  понимала, что она это сделает. Лида просто кипела от негодования, что я не верю в то, что кому - то они интересны, а тем более нужны. И тогда я впервые  решилась, и отнесла свои стихи  в редакцию, их сразу напечатали. Это было много лет назад.