« Est quaedam flere voluptas»или партия в Штосс под плеск волны
1.
В небольшой, двухэтажной гостинице, при женском Покровском ставропигиальном монастыре в Хотьково, той самой, что стоит в пятидесяти шагах от монастырской стены, топят жарко и часто. Мало того, что в каждом номере, практически небольших кельях, пылают жаром голландки, облицованные белым изразцом, так еще внизу на кухне, большая плита с тяжелыми чугунными плитами постоянно раскалена – суровый Рождественский пост закончился. Жаркий и сытный воздух буквально окутал, пропитал гостиницу, приют богатых паломников и непритязательных путешественников. Россия празднует Рождество Христово! С утра в морозном воздухе дрожит и резвится колокольный звон, вперемешку с Величанием Рождеству Христову, отчетливо доносившемуся из распахнутых дверей ближайшего храма.
« Величаем Тя,
Живодавче Христе,
нас ради ныне плотию Рождшагося
от Безневестныя
и Пречистыя Девы Марии»...
Накануне выпавший снег, вокруг высоких монастырских стен истоптан до глины тысячами ног – ночью был крестный ход.
Дмитрий Титович Ямщиков, молодой, темноволосый, красивый лицом мужик, курил, смотрел сквозь стекло на темное, глинисто - снежное месиво, отвратно темное на фоне белых монастырских стен и чистого снега лежащего повсюду кроме этой извилистой дороги и ему становилось еще гаже, словно он только что, вляпался голыми руками в чужую рвоту.
Он знал наверняка, что она не спит, смотрит ему в спину и ненавидит его. А может быть даже и презирает. Он и сам себя презирал довольно. Там, на пароходе «Баян», под насмешливо – снисходительным взглядом князя Боровитинова – Мещерского, предстоящая подлость казалось подлостью относительной, не столь весомой в сравнении с величиной карточного долга. Но то было там и тогда, теплой соловьиной весной, посреди Волги, а здесь, сейчас, зимой, в день Рождества Христова и такая гнусность.
Дмитрий далеко, щелчком ногтя, сквозь распахнутую форточку выбросил окурок и тяжело, сквозь силу повернулся.
Анастасия сидела на постели, подложив под спину подушку, и смотрела на него сквозь ресницы с дрожащими на них слезами. Простенькая ночная рубашка, по-монашески непритязательно скроенная, тем ни менее не смогла скрыть совершенство фигуры черницы.
- Зачем? Зачем ты так на меня смотришь? Я поддонок? Подлец? Мразь!?
Он уже не говорил, он почти кричал сквозь слезы истерики. Ну не молчи, не молчи родная! Ну, хочешь, ударь меня! Ударь!
Дмитрий сунулся было к ней, но видимо что-то страшное увидев в лице Анастасии, отскочил назад, упал на колени, и мгновенье, помедлив, рывком вытащил из-под кровати большой, свиной кожи саквояж.
Замки равнодушно щелкнули, и вот он, большой серебристый Smith & Wesson удобно расположился в ладони Ямщикова, а тот, как-то уж очень по – опереточному, все также на коленях быстро подполз к постели и протянул оружие женщине.
- На. Возьми. Убей меня! Такой суке как я, жить продолжать не должно! Да не мучь же ты меня, Анастасия. Самому себя жизни лишать никак не возможно. Грех это смертный. Да ты и сама об этом лучше меня знаешь.…Пощади меня девонька…
- Скажите Дмитрий. А разве вас не Владимир Александрович нанял? Нет? Чем вы так обязаны князю, что на подобное согласились? Чем?
- Ты, ты имеешь в виду, губернатора Владимира Александровича Боровитинова – Мещерскоко? Я тебя правильно понял?
Ямщиков неожиданно успокоился, поднялся с пола и, отряхнув колени, присел рядом с женщиной.
2.
В просторной кают-компании парохода «Баян», под вечер, за карточным столом, собралось вполне приличное общество. Женщин не было. Их на борту «Баяна» оказалось вообще немного, да и те сейчас в соседнем, так называемом читальном салоне, собрались слушать довольно известного шансонье из Парижа. Тот, в последние годы частенько приезжал в Россию, где в турне по Волге, на пассажирских пароходах, только за несколько месяцев чистой воды умудрялся зарабатывать много больше, чем за несколько лет у себя на Родине.
Высокий, дородный, смуглый и темноволосый словно цыган, купец первой гильдии Дмитрий Титович Ямщиков, выложив перед собой пухлое портмоне, расслабленно откинулся на спинку мягкого стула.
Напротив него, при парадной форме, в алой черкеске, обшитой серебряным кавказским галуном, темно-синих шароварах и сапогах без шпор, расположился Лейб-гвардии ротмистр Александр Толстолобов. Щуря и без того узковатый, карий глаз, он, рассматривал на просвет граненый графинчик с коньяком. Ни к кому особенно не обращаясь, офицер проговорил негромко и твердо.
- Нет господа. Что бы вы ни говорили, а я коньяк не люблю. Матушка моя, к Рождеству такую водку готовила, что Смирновым и не снилась. На клюкве, да на бруснике, да на меду диких пчел…Нектар, а не водка.
Лейб-гвардии ротмистр громко втянул воздух крупным породистым носом и, оставив в покое графинчик, повторился, печально покачивая коротко остриженной головой:- Нет господа, Смирновым и не снилась…
- Может быть вы и правы, милостивый государь…Хорошая водка со льда, да под горячую закуску - благороднейший напиток. Да и запах не в пример коньякам не столь вызывающий. Хотя это конечно на любителя, и к тому же если в меру, без усердия излишнего.
Высокий худощавый священник, в новенькой, тщательно выглаженной рясе, аккуратных очках тонкой золотой оправы, и с реденькой седой бородкой, отложил газету, и пересев на стул, поближе к электрической лампе, продолжил.
- Я господа, прошу меня уволить от карточной игры. Не самое лучшее времяпровождение, особенно если игра на деньги. Вас отговаривать не стану, ну а сам, будучи священнослужителем, играть, не имею права, да и желания.
Дмитрий Титович быстро зыркнул на священника и приоткрыл небольшой, темного дерева ящичек, вынул запечатанную в пергамент колоду карт. С хрустом вскрыв упаковку, бросил карты на стол.
- А я батюшка, люблю грешным делом в карточки перекинуться. Все удовольствие – пять рулей сорок копеек за дюжину колод. Я имею в виду конечно Боде – Шарлемань, атласные, первого сорта: те, что на Александровской мануфактуре печатают. Зато сколько волнительных минут испытаешь, пока играешь. Вы только вслушайтесь батюшка, слова-то какие: Малый шлем, длинная масть, кварт-мажор, ренонс, прикуп, мизер…Песня, а не слова. Фамилия наша, предки мои и сродственники, Ямщиковы значит, все из староверов вышли. А вам ли господин протоиерей не знать, как староверы к картам относились. А все одно, как почувствую запах новенькой колоды, сам не свой делаюсь. Ровно глина перед обжигом. Мни меня, катай, как хочешь, только дай по третьей руке валетом резануть. Сколько раз все свое состояние на кон ставил. Да видно Бог меня бережет, до паперти покамест еще не опустился.
Купец перекрестился, выудил из-под сорочки массивный серебряный крест, поцеловал его и снова спрятал на груди.
- Вам бы, Дмитрий Титович в церковь сходить. Перед «Неупиваемой чашей» свечку затеплить. Глядишь и отпустит. Надо полагать сами понимаете, что грех это большой: страсть ваша перед картами. К тому же помнится вы не из одиноких. Семья у вас, супруга, детей кажется пятеро душ. Разве ж можно так безрассудно не только своим благосостоянием рисковать, но и будущем деток своих?
Священник протер стекла очков и вновь водрузил их на переносицу.
- Может быть, и схожу.
Буркнул недовольно Дмитрий Титович.
- Вот в Астрахань прибудем, обязательно схожу.
…В это время за стенкой раздался громкий женский смех, звуки фортепьяно и приглушенное пенье француза - шансонье.
“ Quand elle ?tait p'tite
Le soir elle allait
? Saint'-Marguerite
O? qu'a s'dessalait :
Maint'nant qu'elle est grande
Elle marche le soir
Avec ceux d'la bande
Du Richard-Lenoir»…
- Вот разошелся французишка! Не остановишь. Словно музицирует не посреди Волги-матушки, а у себя дома, на rue de Vaugirard.
Лейб-гвардии ротмистр закурил длинную папиросу с обрезанным золотом длинным мундштуком.
- А что? Приходилось бывать, в Парижах их заморских?
Поинтересовался только что вошедший в каюту высокий, но из-за небольшой полноты кажущийся более низкорослым, чем в действительности, губернатор небольшого уральского городка, князь Владимир Александрович Боровитинов – Мещерский.
Александр Толстолобов поднялся из-за стола, и слегка театрально щелкнув каблуками, ответил.
- Бывал-с, Ваше Сиятельство. С матушкой и папенькой аккурат на Пряничную ярмарку попали – Foire aux pains d'épices.
- С матушкой и папенькой…
Дрогнувшим голосом повторил князь и, сбросив на ближайший стул легкое пальто темно-серой шерсти, вновь полюбопытствовал.
- Как вы хорошо это сказали: с матушкой. Ну и как?
- Если честно, Ваше Сиятельство, мне наш Российский Санкт-Петербург нравится не в пример больше Парижа. А уж про их хваленые пряники я вообще молчу. Против Тульского печатного пряника, их пряникам ну никак не выстоять…
Ротмистр рассмеялся, закашлялся дымом и, проморгав выступившие слезы, погасил окурок о хрустальную пепельницу.
- Так во что же мы будем сегодня играть, господа? Уже вечереет, скоро пригласят на ужин?
Купец Ямщиков нетерпеливо шлепнул портмоне по инкрустированной крышке стола.
- Торопитесь, любезнейший?
Князь улыбнулся и сел напротив Дмитрия Титовича.
- Мне кажется начать можно в Ландскнехт, ну а потом, в зависимости от того, сколько и у кого останется так сказать в карманах, можно и в Штосс.
Лейб-гвардии ротмистр, хохотнул в аккуратно подбритые усики, и шутливо пробежав свернутой сотенной купюрой по газырям с серебряными наконечниками, сел к столу, рядом с Ямщиковым.
- Да вы никак суеверны, милостивый государь?
Князь Боровитинов – Мещерский потрепал офицера по плечу.
- Успокойтесь, Бога ради. Здесь разбойников нет.
Он полез в карман и, достав несколько сухо хрустнувших купюр, поинтересовался:- Я думаю, по сотенной, в запасной фонд, для начала будет довольно?
- Вполне.
Кивнул Ямщиков и припечатал сотенную купюру к столу.
- Ну что ж, Катенька, так Катенька, хмыкнул ротмистр Толстолобов и добавил сторублевку.
Игра проходила в относительно тишине, лишь иногда слышалось недовольно шуршание газеты священника, скрип стульев, крики чаек кружащих над пароходом да шлепанье лопастей гребных колес по воде, приводимых в движение двигателем мощностью в 1200 лошадиных сил.
- Господа. - Смущенно проговорил офицер, привстав.
- Я полагаю, мне как первому понтеру дозволительно снизить ставку вдвое. Откровенно говоря, в Нижнем я поиздержался.
- Ваше право, господин ротмистр.
Бросил Ямщиков и перекрыл ставку.
Дверь на палубу распахнулась, и перед игроками появился матрос в белом фартуке, с полотенцем перекинутом через левую руку.
-Господа. Шеф-повар прислал примерное меню к ужину. Ознакомитесь?
- Пустое голубчик.
Рассеянно отозвался князь Боровитинов – Мещерский.
- В двух словах, что готовят на камбузе?
Матрос вытянулся перед князем и, отдав честь, отрапортовал.
- Ваше сиятельство. Кухня Российского парохода Баян, предлагает господам пассажирам первого класса на первое: пельмени с груздями в сметане и говяжьем бульоне. На второе: стерлядь чиненную просоленной щукой с отварным картофелем под смальцем и горячими сливками. Десерт предполагает на выбор, многослойный курник
