Пятицарствие Авесты

несчастье; поэтому и кажется иногда, что зря я уехал из деревни. Тебе, наверное, рассказывали почему? Да только врут всё. Зашёл я как-то зимой, перед обедом, на ферму, где жена работала. Прохожу в дежурку, открываю дверь, смотрю — начальник отделения повалил мою жену на топчан — там сторожа спят, — блузку ей уже порвал, сиськи видно. Хорошо — я заметил, что она отбивается, убил бы иначе, а так только его… чуть не убил. Вот и пришлось уехать.
Он бросил сигарету, поднялся.
— Ну, давай уже достроим твой мостик.
Завершив работу с мостиком, Виктор подсоединил насос, включил его, а через полчаса прибежал племянник с известием, что все ёмкости наполнены.
— Вот как хорошо! — удовлетворённо произнёс Александр. — За полчаса только раз с вёдрами можно сходить, а так — уже около куба.
Он оделся не спеша, причесал мокрые волосы, закурил.
— Мне надо в магазин сходить. Пойдешь? — пригласил он Виктора.
— Нет, я не пойду. Да и тебе можно не ходить.
— Что ты, я и так твой должник.
— Оставь! Какая глупость!
— Нет, я пойду.
— Ну, смотри. Спасибо, что помог.
     К вечеру на мотоцикле приехал брат Алексей. При встрече они успели лишь обняться и обменяться несколькими фразами, а после ужина, когда Виктор, как и прошлым вечером, сидел на скамейке под окном, брат, разговаривавший до этого с детьми и матерью, присоединился к нему.
— Рассказывай, как у тебя дела, — попросил он.
— Какие мои дела? Обычные. Как всегда. Правда, с деньгами труднее стало, задержки с зарплатой, но перебиваемся. Дочь вот школу окончила. Поступать будет, — он помолчал. — А у тебя как? О чем вы там говорили?
— Мать ругается, что жену бросил, дети плачут.
— Ты разошёлся с Алевтиной?!
— Я просто ушел к другой женщине.
-  !?
— Чему ты удивляешься? Мне всё это надоело, я устал, и всё.
— Но ведь ты же сам пил вместе с ней.
— Больше того, мы вместе и начали, но она даже не попыталась остановиться или меня остановить: она всё-таки женщина. Её дети не остановили. Последнее время украдкой от меня уже пила. Я прихожу домой — она спит уже пьяная, если не на работе.
— Она где-то работает?
— Работает на нашей вязальной фабрике, да и то с прогулами.
Он помолчал, глубоко затянувшись.
— Дети измучились, глядя на наши скандалы. Хорошо хоть у них есть куда уйти. Если бы не мать с Лидой, не знаю, что бы было. Ты слышал, что у меня дочь новорождённая умерла?
— Да, слышал уж…
Алексей вдруг сдавленно всхлипнул и разрыдался.
Виктор растерянно молчал, не зная, что предпринять, но решил не мешать ему выплакаться, боясь, что его участие вызовет только раздражение у брата. Наконец тот утих, лишь изредка всхлипывая и размазывая по мокрому лицу слёзы.
— Заболела она, — начал Алексей прерывисто. — Врачиха, обслуживавшая нас, сама беременная, пришла, сказала — ОРЗ, выписала какие-то таблетки. Давала Алевтина их ребенку, нет ли — не знаю. Она же на больничном была, дома сидела, и каждый день пьяная. Постоянно пиво глушила, а ребенок грудь сосет. В субботу вечером я дома был, поддатый тоже… Взял дочку на руки, а у неё температура. Сбить никак не можем. Взяла она меня своей ручонкой за большой палец крепко, крепко и смотрит на меня так… — он вдруг застонал и склонился на колени, обхватив голову руками. — Господи! Она будто прощалась со мной…
Он снова застонал и надолго умолк. Растерянно молчал и Виктор, воображение которого повторяло и повторяло для него эту сцену, а он уже панически искал образы, способные отвлечь его от этого наказания. Алексей  выпрямился и уже ровным голосом продолжал рассказывать.
— Вызвали «скорую», увезли в больницу, а утром она скончалась. Оказалось — двустороннее воспаление лёгких. Курировавшую врачиху наказали, но это уже не имеет значения.  Похоронил я её в могиле отца, там, сбоку прикопал.
— Да, брат, выпил ты эту чашу.
— Мне она во сне снится такой. Даже и сейчас кажется, что умереть если — и то было бы легче.
— Я вот думаю, как мать перенесла смерть аж пятерых детей? Когда представляю, как один из них мучился до самой смерти непроходимостью кишечника, просясь на руки то к ней, то к бабушке со словами: «Какать!», «Писать!» — а у другого лопнули глаза после того, как ему влили какую-то невероятную дозу лекарства, у меня холодеет всё внутри.
    Молчание затянулось, но Виктор всё же решил спросить Алексея о его новой женщине.
— Она работает медсестрой. У меня стало сердце болеть — ложусь иногда в больницу. Там и познакомились. Она мне нравится, я ей — тоже. У неё свой домик, уже неделю живём вместе.
— А как же дети?
— Она не против детей, но они вряд ли будут там жить. Впрочем, и не надо. Мать с Лидой против. Будут если приходить, и то — слава богу.
Они засиделись допоздна; деревня уже спала, света не было даже в их доме, и дважды мимо прошла пара, обеспечивавшая ночной караул.
Через два дня Виктор уехал: нужно было торопиться, чтобы дочь успела сдать вступительные экзамены в институт, и, прощаясь, как обычно, с матерью, он с горечью подумал, что ему всё труднее и труднее расставаться с родными. Вдруг вспомнилось, как, уезжая несколько лет назад, он забыл попрощаться с двоюродным дядей, как тот вышел на взгорок, догоняя и зовя его; но он не вернулся, лишь крикнул в ответ, что скоро приедет; а когда вернулся — даже раньше, чем ожидал, — дядю уже не встретил.
В областном агентстве Аэрофлота пришлось купить билет на рейс следующего дня: на сегодняшний он уже опоздал. Поэтому он не торопясь побродил по городу, а потом, устав, решил поехать в аэропорт, чтобы там отдохнуть, устроившись в местной гостинице. Автобус, на котором он добирался в аэропорт, оказался полон пассажирами; было и понятно: конец рабочего дня и люди спешили на свои пригородные дачи, стараясь не упустить погожие деньки, того и гляди могущие смениться дождливой и прохладной погодой, не такой уж редкой летом в этих местах. Виктор уступил место молодой женщине, плотно прижавшейся к нему, решив, что её сильно потеснили, а когда встал рядом, был приятно удивлен её общительностью и доброжелательностью. Выяснилось, что она едет на дачу и у неё окончилась рабочая неделя, но она давно не была там одна, и ей, очевидно, будет страшно и одиноко. А перед остановкой, где ей надо было выходить, оказалось, что вместе с ней выходит ещё и подвыпивший мужчина, подозрительно на неё поглядывающий, очевидно, он обязательно к ней привяжется, если Виктор не согласится её проводить. Понимая смысл происходящего, он вдруг подумал: стольких женщин обидел своим невниманием, что, возможно, их обида сыграла с ним такую глупую шутку, оставив его без любви, без женской верности. А почему бы и нет? Он вышел из автобуса вслед за ней, и по дороге она что-то не умолкая говорила, так что он не имел возможности вступить в разговор, а пьяненький попутчик, не обращая на них никакого внимания, скоро исчез в многочисленных улочках дачного поселка за вишнями, яблонями, кустами малины.
Утром Нина, жизнерадостная и счастливая, не упускала возможности прикоснуться к нему, прильнуть, словно в благодарность за ночную близость, но, уже провожая его и ожидая автобус на остановке, вдруг заявила: вот-вот приедет её муж, и она не хотела бы, чтобы он видел их вместе. Виктор оторопело смотрел, как она отошла от него на некоторое расстояние при подходе автобуса, а затем с чувством обидной досады пошёл навстречу выходившим из автобуса пассажирам и, уже усевшись у окна, наблюдал, как его ночная подруга целует только что приехавшего мужа. Ему вдруг стало безумно стыдно за случившееся с ним этой ночью; он не чувствовал к тому мужчине, обнимавшему её, ни злобы, ни ревности, ни злорадства, но только стыд и унижение по отношению к себе самому, и вдруг снова вспомнились слова древней легенды: «Скажи мне, друг мой, закон Земли…»
Уже к вечеру добравшись до дому, он увидел дочь и сына, бросившихся ему навстречу, повисших у него на шее. Растерянный и взволнованный, он никак не мог отойти в сторону, чтобы освободить дорогу автомобилю, бесшумно остановившемуся сзади и даже не пытавшемуся подать сигнал о помехе.
— Папочка! Где ты был? — спрашивали дети взволнованно. — Мы уже который день встречаем тебя здесь.
— Но я же не опоздал и приехал, как и обещал.
— Мама плачет и говорит, что ты нас бросил.
— Ну что вы, мои родные, как же я могу вас бросить?! Такого никогда не может быть. Я был в деревне, немного развеялся.
— А как же мы? Мы ведь тоже хотим туда поехать.
— А вот Наташа поступит в институт, и поедете туда, если мама согласится. У вас ведь всё лето впереди.
Они прошли в дом, где их встретила Вера, сдержанно поздоровавшаяся с мужем и не высказавшая ни слова упрёка или сожаления по поводу его отъезда. Ужин прошёл в обычной семейной обстановке, и было видно по всему, что тревога детей бесследно исчезла: они были абсолютно спокойны и счастливы. Виктор проверил их, быстро заснувших после ужина, прошёл на кухню, где находилась Вера, понимая, что ему не избежать разговора с ней, что, в конце концов, он нужен по чисто обыденным вопросам: и по поводу поступления дочери в институт, и по поводу отдыха её и Андрея. Жена сидела за столом, смотрела телевизор и, словно дождавшись, когда он нальёт себе чаю, сказала ровным голосом:
— Ты изменился — я вижу. Стал спокоен со мной. Наверное, даже равнодушен. Я и раньше знала, что ты бросишь меня, но теперь это вопрос времени. Очевидно, у тебя появилась другая женщина. Ну что ж, у тебя есть на это право. Наверное, ты даже полюбил…  Ну а мне-то что делать?
— Зачем ты меня спрашиваешь? У тебя есть к кому обратиться.
— Есть? Что — есть? Кто — есть? Я всю жизнь словно вымаливаю у тебя ласку! Ты думаешь, мне нужен лучший мужчина? Лучше тебя нет! Но ты никогда не любил меня, ты всю жизнь любил её! Кого? Толком даже не знаю. Я для тебя никто, только дети удерживают тебя; а я люблю тебя, всю жизнь любила; но мне надо было, чтобы и меня кто-то любил. Что уж я — ущербная такая? Но все было бесполезно, а теперь — подавно. Ну что же мне делать? Пусть будет так. Видно, судьба моя такая; придётся смириться, хотя, как видно, я не способна была на самопожертвование.
— Ну что же ты молчишь? — сказала она после продолжительной паузы.
— Скорее всего, всё было бы хорошо, не уйди ты тогда, в первый раз.
— Мне показалось тогда, что я любима, что я сама полюбила; но теперь не хочется даже думать об этом, а уж вспоминать — тем более.
— Прости, и во мне всё перегорело, всё стало обыденным, привычным. Моя единственная забота — ваше благополучие, благополучие детей.
— Хорошо, не будем больше об этом. Нам надо поговорить об экзаменах, о моём отпуске. Меня и так с трудом отпускают с работы.
— Но ты же предупреждала заранее об экзаменах у дочери?
— Обстоятельства несколько изменились.
— Но тебя всё-таки отпустили?
— Да, уж отпустили.
Обговорив обстоятельства предстоящего отъезда её и детей, Виктор и Вера легли спать, он — с Андреем, она — с дочерью.
Через два дня, проводив семью, Виктор вышел на работу и всё пошло своим обычным чередом. Жена с детьми устроилась в гостиницу в одном из окраинных районов Москвы, а дочь, решившая поступать в МВТУ, успешно сдала пробный экзамен по математике и без оговорок была зачислена на кибернетический факультет. Вера же, завершив дела с поступлением дочери, уехала с детьми отдыхать к Азовскому морю