делали только контрольные расчеты более шести месяцев. Длина моста – всего 3,1 км, но средний пролет через глубокий пролив – 1104 м, а высота пилонов – 324 м, паруса вант в расцветке и внешне отражают российский флаг. Мы построили этот гигантский мост в тяжелейших природных условиях частых штормов и тайфунов с порывами ветра до 52 м/с, морозов до минус 31 градуса, тропических ливней и продолжительных туманов. Всем – проектированием и строительством этого моста – мне пришлось руководить лично, в том числе и самому принимать все ответственные и порой опасные решения. Я неоднократно и в начале, и во время строительства докладывал руководителю страны и гарантировал строительство этого самого важного объекта для саммита надежно и в срок. И мы не подвели.
Интересно, что в ответ на представленные документы на награждение по итогам строительства этого важнейшего для России моста Минтранс РФ дал ответ – «не заслуживает». Но чиновников, бывших на мосту во время строительства 2–3 раза по несколько минут, наградили орденами. А Шишова в тюрьму для особо опасных. Хорошо, что не ослепили, как зодчих Барму и Постника, построивших собор Василия Блаженного. Убытки по этому объекту – в целом на обе компании (УСК «Мост» – генподрядчик) примерно поровну – действительно составили примерно 3 млрд руб. по двум основным причинам. Во-первых, российские расценки не учитывают выполнение работ на такой высоте и с такой точностью. Нужно было или расценки разрабатывать, или строить. И во-вторых, ошибочно был принят заказчиком и экспертизой сильно заниженный размер непредвиденных затрат, да и то, что было заложено в проект, заказчик побоялся отдать.
– Какую сумму вы как исполнитель получили за этот объект? И какой была формальная причина отказа?
– «Мостовик» получил за этот объект порядка 14 млрд руб., если не ошибаюсь. Заказчиком выступала специально созданная дирекция «Росавтодора». Формальная причина отказа платить – несовершенная система ценообразования, локально на этом объекте – желание заказчика продемонстрировать экономию на объекте.
– Когда вы приняли решение строить в Сочи? Чем руководствовались при этом? Каковы были ваши ожидания – что в итоге должна была вам дать в финансовом плане и проч. реализация сочинских проектов?
– Участие «Мостовика» в Сочи началось в 2008 г. после подачи скромной заявки на конкурс по проектированию и строительству Большой ледовой арены (БЛА). «Олимпстрой» признал нас победителем. При подаче заявки в существовавшей тогда нормативной базе стоимости работ в Сочи мы рассчитывали на прибыль в 3–5%. Но и проект пришлось сильно менять, и государство искусственно – нормативно – снизило стоимость работ, а реально стоимость и работ, и материалов сильно выросла. Все это привело к колоссальным убыткам «Мостовика» и других подрядчиков Сочи.
– Помните, насколько снизилась контрактная цена и сколько вы потратили?
– По каждому конкретному объекту здесь, в сизо, я затрудняюсь ответить. Объектов было много и некоторые даже с небольшой прибылью, но в целом в результате принятых государством оценок стоимости работ «Мостовик» понес убытков около 15,4 млрд руб. Это разница между фактически произведенными обоснованными затратами для выполнения этих работ и оплаченной нам суммой.
– Как так получилось, что вы взяли самое большое количество объектов? С кем из федеральных чиновников советовались?
– Город Сочи абсолютно не был готов к столь грандиозному событию, как проведение зимней Олимпиады. Транспортная и коммунальная инфраструктура была плохо развита или отсутствовала, а нужных спортивных сооружений не было вообще. Конкуренты Сочи из Южной Кореи и Австрии имели уже практически все, но МОК поверил России, лично президенту Путину, и начался плохо организованный аврал. Все заказчики нуждались в квалифицированных подрядчиках, способных выполнить работы в условиях отсутствия проработанных проектов. Формально они были, что позволяло проводить конкурсы, но большинство наиболее значимых проектов были кардинально переработаны и получили повторные заключения. Подрядчики должны были выполнять работы и параллельно проектировать! Мало кто был способен на это. «Мостовик» часто до Сочи работал в таких условиях, и, проявляя свою квалификацию и патриотизм, мы втянулись в олимпийские проекты по самые уши. Это нас и погубило. Никто из чиновников нас не поддерживал. Нас погубила наша инициатива и безотказность, то, что мы брались за самые «дохлые» проекты. Всего «Мостовик» выполнил несколько десятков сложнейших проектов на общую сумму более 70 млрд руб.
«Мостовик» запроектировал и построил десятки мостов, дорог и развязок на совмещенной дороге в Красную Поляну и в городе, уникальный вокзальный комплекс «Адлер», «Альпика-сервис», Олимпийский парк, ледовый дворец «Большой», центр санного спорта «Санки», всю сеть автомобильных дорог и инженерных сетей Олимпийского парка (далее – совмещенный лот), гостиницу «BridgeResort 4*» на 700 мест, много других объектов. Все объекты выставлялись на торги. Но в них мало кто принимал участие – как правило, один или два участника, и то их уговаривали участвовать заказчики. На объектах РЖД мы были субподрядчиками.
– Вы понимали, что идете на большой риск? Гарантировал ли кто-то из чиновников, что при превышении стоимости компании компенсируют разницу?
– Проекты для проведения торгов были очень низкого качества. Как эпидемия какая-то, но для меня объяснимо: на начальном этапе олимпийской стройки, которую заранее не готовили, проекты делали быстро всего несколько малоизвестных компаний. Для большинства проектов была характерна плохая (мягко сказано) геологическая изученность. Мы это понимали, и по большинству проектов нам удавалось записать, что стоимость предварительная и может быть изменена после детальной проработки и повторной экспертизы. В этих условиях мы, конечно, сильно рисковали, но выходить из наших важных проектов было нельзя, так как неминуемо был бы срыв Олимпиады. Например, без санно-бобслейной трассы (СБТ) зимняя Олимпиада не проводится. Но и кроме СБТ на нас висело очень много. Чиновники требовали исполнения работ в срок, делая во всем виновными подрядчиков и используя вместо помощи методы запугивания. Но кроме плохих проектов, выставленных на торги, была губительная по отношению к подрядчикам государственная политика утверждения сильно заниженных индексов стоимости строительных работ в Сочи. К концу стройки в 2013 г. индексы выросли до их значений в начале 2008 г., а реальные стоимости работ и материалов, естественно, росли. Конечно, нам постоянно говорили: пройдите экспертизу, выработайте – сделайте, не подведите, и мы рассчитаемся. И мы рассчитывали на это. Действительно, зачем государству разорять тех, кто без выходных, сутками, вложив все, что имел, включая личное, выполнял порой очень сложные и опасные работы и откликался на все просьбы «о спасении Родины».
– Правда ли, что сначала СБТ стоила 3 млрд руб., а вы потом пытались согласовать стоимость в 12 млрд руб.? Если нет, то приведите, пожалуйста, правильные цифры.
– СБТ – самый сложный и ответственный объект олимпийской программы. Минрегионразвития назвало его «расстрельным». Это не просто технически сложный объект, но единственный взрывоопасный – в случае такого форс-мажора последовало бы отравление всего живого на большой площади, так как для охлаждения этого лотка в 2013 м с перепадом высоты в 132 м используется 72 т чистого аммиака. Главной трудностью была высокая оползневая опасность выбранного и утвержденного без изысканий места ее расположения. И очень сложный склон в связи с этим для производства работ. Малейший, на несколько миллиметров, сдвиг оползня мог вызвать чудовищную трагедию мирового масштаба. Но «Мостовик» выполнил эту опасную работу, не допустив, как саперы, ни одной ошибочки, в срок. Основные затраты, конечно, были в сооружении противооползневых очень мощных, глубиной до 42 м, буровых стен. Совсем рядом на трамплинах при стоимости трамплинов в 120–140 млн руб. потратили более 8 млрд руб. на противооползневую защиту, и все равно произошли очень большие оползни. СБТ не могла стоить 3 млрд руб. В Европе последние построенные трассы (Турин) стоят примерно 100–120 млн евро без противооползневой защиты, транспортной инфраструктуры и без такой, как у нас, выразительной архитектуры. К нашему великому разочарованию, государство не стало компенсировать объективно наши затраты. Наша СБТ – первая и единственная в России предназначенная для проведения соревнований для мужчин и женщин по бобслею, санкам и скелетону в строгом соответствии с международными требованиями. Но самое главное – мы исправили ошибки в геометрии трассы, выданной нам иностранными спецами, и обеспечили рядом мер безопасность спортсменов, что было отмечено как выдающееся достижение. На СБТ нам компенсировали только 6,7 млрд руб., и наши убытки составили более 6 млрд руб.
– То есть вы предоставили заказчику документы, подтверждающие дополнительные затраты? С какой формулировкой вам отказали?
– Заказчик не принимал фактически обоснованные затраты. Для реализации олимпийских проектов мы брали кредиты. Принципиально эта ситуация была для всех объектов и заказчиков, но какие-то объекты, как БЛА, неприбыльные, но без больших потерь, а какие-то, как СБТ и совмещенный лот (несколько объектов), были очень проблемные и убыточные.
– Сочинскую стройку курировал Дмитрий Козак. Вы ему говорили про эти проблемы? Как он реагировал?
– Я часто общался с разными руководителями олимпийского проекта (с Козаком, Гапликовым, Рейльяном и др.) по вопросам некачественных проектов, несоответствующего ценообразования, недостаточности финансирования, необходимости компенсации затрат, не включенных в проект, и т. д., но, как правило, отправляли выше, в госэкспертизу и еще куда, как у Зощенко: «Потом когда-нибудь, может быть, половину...» Мы все были загнаны в цейтнот. Например, по совмещенному лоту мы с 2011 г. начали активно требовать от заказчика выноса сетей (более 700), освобождения площадок под дороги и инженерные сети, но в основном самим удавалось договариваться и с местными жителями о вырубке деревьев, сносе сараев и т. д., но в 2013 г. мы уже были в очень сильном цейтноте, и это тоже влияло на наши затраты, увеличивая их.
– В каких банках вы кредитовались и на каких условиях? Подо что они давали кредиты? Понимали ли банки, что деньги они могут не вернуть?
– Кредиты мы брали в разных банках, но основные – это Сбербанк, Альфа-банк, под 9–12% годовых. Общая кредиторская задолженность перед банками на февраль 2014 г. составляла 40 млрд руб. Сроки погашения были разные – от одного года до пяти лет. Целевых кредитов было очень мало, в основном под общую деятельность. Под залог брали финансовые потоки по договорам, основные фонды и прочие активы, и, конечно, были личные гарантии руководителей. Банки, как и мы, рассчитывали, что с нами рассчитаются, иначе они денег не давали, это точно.
– Когда вы поняли, что финансирование не то, на которое вы рассчитывали? Как пытались решить финансовые проблемы?
– Подозрения, что мы попадем
