Грустная история.
( часть I).
Уборщица Клава, простая с виду женщина средних лет, но уже порядком располневшая, шла по широкому больничному коридору, переваливаясь с боку на бок, неся в одной руке ведро с водой, в другой швабру. Мимо, с гордо поднятой головой и глубокомысленным видом прогуливался интеллигентного вида пожилой мужчина. Это был тот самый случай, когда только по внешним признакам, можно угадать с вероятностью 50 на 50 - «Бывший отставной военный или большой начальник». Погоны в прошлом вроде как бы обязывают отставника ходить с важным видом, внутренне сосредоточенным, а экс–начальников повышенное самомнение заставляет ещё по инерции раздувать щёки и мысленно пребывать на должностном олимпе.
Поравнявшись с Клавой, он остановился.
- Разрешите обратиться, - с видом подобострастия произнёс мужчина и застыл в «глубоком пардоне». Он вопросительно смотрел на уборщицу. Она с невозмутимым видом поставила ведро на пол, продолжая держать одной рукой швабру вертикально, а вторую руку вытянула по шву.
- Обращайтесь, - ответила без тени смущения, с твёрдостью в голосе Клава.
- Где у вас тут процедурный кабинет?
Она расслабилась, голос смягчился. Клава поправила сползшую набок косынку.
- По коридору прямо, после пяти палат направо, - для убедительности, уборщица сопровождала свои слова жестом свободной руки.
БОМЖ (человек без определённого места жительства) Иван Сергеевич Гриб, лёжа на потрёпанном диване в коридоре центральной больницы, с умным видом читал кусок газеты. В забинтованных обмороженных руках он держал разорванную по диагонали, всю в жирных пятнах страницу номера двухмесячной давности. Осунувшееся лицо без эмоций с тусклыми и безжизненными глазами, взъерошенными волосами, после того как его пытались отмыть санитары, очень походило на закопченную гипсовую фигуру Мефистофеля. Правда, классическую картину слегка подпортил кроваво - фиолетовый бланж под левым глазом. С очень серьёзным видом и газетой в руках Гриб мог бы претендовать на статус БИЧа (бывшего интеллигентного человека), но без крыши над головой в миру, паспорта и банальной прописки ему не светило им стать.
Он краем уха услышал диалог этих двоих и заинтересовался. Иван Сергеевич опустил клочок газеты, стал безучастно за ними наблюдать и раздавать характеристики.
- А уборщица-то, не так проста, как кажется на первый взгляд, по всем признакам пытается под модницу молотить! Прямо сама важность! - притворно удивился Гриб. – Две лопаты «штукатурки» и ты уже неотразима. Приём старый, но результат обеспечен. Плюс в новый синий халат приоделась, только что со склада.
Он опустил глаза и поинтересовался, во что обута Клава. Строгий судья сразу же обнаружил и отметил дисгармонию в «наряде» уборщицы.
- Проза жизни – на ногах не доношенные матерчатые полукеды «от внука». От абсурдного сочетания одежды с резиновой обувью всё «великолепие» разумеется, сразу меркнет, - констатировал БОМЖ. – Хотя…, с другой стороны в каждой женщине должна быть какая-то загадка. Кеды – это круто!
Закончив с первым персонажем, Иван Сергеевич перешёл к отставнику.
- А этот павлин в поношенном спортивном костюме, со слегка пришибленным видом, явно на публику играет. Хвост перед тёткой распустил, манерами хочет пронять её, пень трухлявый.
Гриб подвёл черту под своими «беспристрастными» наблюдениями.
- Рисуются друг перед другом, солдафон и метёлка, - он сплюнул в сердцах.
В этот момент где-то совсем рядом раздался звонкий голос молоденькой медсестры.
- Деришапка и Погорелый, быстренько собирайтесь на уколы!
- Ну и фамилии! – подумал Гриб. – У первого, какая-то холопская, а у второго – «тушите свет». Он Погорелый, жена Погорелая, дети Погорелые. Семейка - сплошь обездоленных погорельцев. Мрак! С моим псевдонимом, отнюдь, тоже не всё в порядке, были бы шампиньоны в лукошке.
Он представил себе лесную полянку полную белых грибов, которую обступил притихший осенний лес, из которого доносились радостные птичьи голоса. С цветка на цветок перелетали пчёлы и насекомые, усердно жжужа и занимаясь своими делами не на кого не обращая внимания. Между двух вытянувшихся стеблей сорняка паук мастерил свою ловушку - паутину. С крепкими ножками, большими коричневыми шляпками, белые грибы стояли, словно аристократы среди своих собратьев. Иван Сергеевич вообразил, как ходит между грибницами с ножичком в руке, срезает наиболее красивые экземпляры и с улыбкой умиления осторожно кладёт их в корзинку. Вот он взял самый большой и красивый из них, стал его нюхать, продолжительно втягивая ноздрями грибной воздух с примесью прелых листьев. Иван Сергеевич даже «поплыл» от этой виртуальной картины, умиротворённо закрыл глаза и наслаждался придуманным мирком.
К БОМЖу подошла санитарка Валя, и прервав его мысленные интерпретации на фамильные темы и виртуальные прогулки по лесу, трескучим голосом настойчиво позвала на завтрак.
- Иван Сергеевич, Вы приглашаетесь в столовую.
- А-а! Чего?! – выйдя из прострации, очнулся Гриб.
- Кушать иди, бродяга, ням-ням, - нелюбезно гаркнул, проходивший мимо ветеран, отставной полковник, Егор Дмитриевич Макаров.
- Чего раскомандовался тут, тебя забыли спросить, - в отместку «ужалил» обидчика БОМЖ, рассердившись на то, что его приняли за глухого.
Иван Сергеевич, внутренне негодуя, мысленно обозвал отставника - сивым мерином. Он медленно, кряхтя, сполз с дивана, надел стоптанные тапочки, подтянул явно неудобные штаны и запахнул на худом теле застиранный больничный халат. Потом с трудом передвигая ноги, Гриб побрёл в сторону столовой.
- Ты смотри, какой герой! Его накормить хотят, а он кочевряжиться и волком зыркает, – возмутилась санитарка. – Вчера привезли почти до смерти замёрзшего, неухоженного и смердящего. Думали, дуба врежет, но, слава Богу, откачали. Не успел оклематься, уже хвост поднимает.
Её диагноз, с улыбкой на лице, поправила проходившая мимо молодая врач.
- Валентина Николаевна, не дуба врежет, а наступит летальный исход.
- Ему горемыке один чёрт, врежет или наступит, - смотря на удалявшегося Ивана Сергеевича, парировала санитарка и размашисто перекрестилась несколько раз.
БОМЖу накрыли за столиком в стороне от всех. Как ни старались его отмыть, всё равно один нюанс имел место быть – он продолжал «благоухать», отнюдь не розами, но уже не так стойко, как когда его привезли, всего перемёрзшего и трясущегося. Тогда запах густо наполнял помещение и резко ударял в нос. На этом фоне по палатам какой-то остряк даже пустил анекдот, проведя параллель. В рассказанной истории ассенизатор купил ящик хвойного мыла, чтобы отмыться и вернуть по этой причине ушедшую от него жену. Когда содержимое ящика закончилось, он поинтересовался у товарища, чем от него пахнет. Тот некоторое время брезгливо принюхивался, затем дал предельно откровенный ответ: «Меня не покидает стойкое ощущение, что под ёлкой кто-то сильно нагадил».
Ивана Сергеевича отмывали мылом с нежным запахом сирени. Даже уборщица Клава, нюхавшая за свою трудовую деятельность всякие «прелести», и та не выдержала.
- От запаха такой сирени, уж больно глаза сильно режет! – подметила она, покачивая головой, пройдя мимо БОМЖа. – Скунс и рядом не стоял.
В столовой отовсюду застучали ложки о тарелки. БОМЖ у входа остановился и миролюбиво поздоровался: «Boun giorno господа, Bongour леди, Buenos dias ковбои!». Земляки промолчали и посмотрели на него недружелюбно и настороженно. Контингент был в основном преклонного возраста. За всех на грузинском языке ответил такой же остряк.
- Гамарджоба батоно.
- Прошу пардона, где здесь можно присесть, дабы кашки откушать? – поинтересовался БОМЖ, произнеся вопрос елейным голосом.
Общество снова промолчало. Повариха половником указала ему на выделенное место.
- Вон твоя порция.
Гриб не спеша примостился за крайним столиком и внимательно осмотрел сидевших с кислыми лицами присутствующих. Освоившись, он демонстративно, чтобы все обратили на него внимание, усиленно начал чесать свою не стриженую гриву на голове, потом выглядывающую между полами халата растительность на груди. Иван Сергеевич, поймав на себе настороженные, косые и вопросительные взгляды, громким голосом пояснил:
- Вши подлюки заели, на пару с чесоточным зуднем стараются! – произнёс он, не меняя выражения на лице. – Тоже, наверное, кушать хотят.
Вокруг него мгновенно образовалась санитарная зона. Больные с чувством гадливости хватали тарелки, кружки и быстро, почти бегом, пересаживались подальше от БОМЖа. Иван Сергеевич, досмотрев немую сцену до конца, криво улыбнулся, взял свою тарелку и понюхал её содержимое. Потом почерпнул кашу кончиком ложки, недоверчиво поглядел на слипшийся комок, повертел в руке и осторожно попробовал.
- А это что за хрень?– послышалось возмущение из угла, где примостился Гриб. – Такую бурду невозможно есть! С подобным питанием уж точно не избавишься от дефицита веса, - он наморщился, словно на язык ему попал горький перец.
Всё внимание присутствующих снова переключилось на БОМЖа.
– В моём районе живёт пёс по кличке «Шницель», коты «Муха» и «Фингал» они бы на такую еду даже не посмотрели, не то чтобы притронулись. - Иван Сергеевич сморщил нос и презрительно скривил губы.
На миг воцарилась оглушительная тишина.
- Это, ни в какие ворота не лезет, как можно слушать всю эту чушь от «богодула». В районе, какой свалки интересно вы пировали? – съязвила дородная румянощёкая тётка, с надменностью в голосе. – До сих пор сам издаёт её умопомрачительные «ароматы», чем затрудняет дыхание окружающих, а гонору!
- Может, Вы отбивных желаете или деликатесов? – тут же съехидничал вслед за ней кто-то из больных. – Так сейчас сбегаем.
- Мне не к чему сии изыски, мне бы вкусно поесть, – равнодушно парировал БОМЖ.
- Люди, голодранец такое говорит! Не абсурд ли?! – вслед за ними желчно обронила интеллигентного вида женщина в очках с красивой, золотистой оправой.
Она с удивлёнными глазами покачала головой и насмешливо улыбнулась.
– Простите за сравнение.
- Я ведь тоже, не в обществе богемных людей очутился. Но, явилось чудо! Передо мной сидит ангелоподобная Мария с лучезарной улыбкой, у которой нет ни одного порока по определению! С неё просто иконы писать можно!– постарался на очередной выпад иронично ответить Гриб. – Уточняю, я не асоциальный дегенерат, а просто человек с низким уровнем достатка. Это когда – дензнаков в кармане не густо или совсем их нет.
БОМЖ для убедительности потёр палец о палец и объвёл всех присутствующих твёрдым взглядом.
- Благородная внешность, оказывается, бывает, обманчива, - Гриб притворно погрустнел. - Между прочим, молчание иногда красноречивее слов, - обменявшись любезностями, он уставился на автора предыдущего «укола». – А еда действительно фиговая.
Женщина явно обескураженная, сразу и не сообразила, что ему на это ответить, сидела и часто моргала глазами.
Эмоции постепенно начинали зашкаливать. Возмущения становились всё более громкими и активными, равнодушных и безучастных почти не осталось. Высказывания порою обретали крайнюю форму грубости:
- БОМЖ
