одобрительно улюлюкали. Наградив его лихим свистом, они не забывали сразу поворачиваться к сцене, чтобы не сбиваться с ритма.
Доиграл второй куплет, и охрана, заметив, наконец, безумный нижний брейк около сцены, вынуждена была подойти. Они схватили его за грудки и перевернули вертикально, уворачиваясь от слюней, летевших им в лица, когда он мотал головой, бессвязно бормоча. Мужчина в пиджаке, заметив эту сцену, сразу же поднялся со стула и с обеспокоенным видом проследовал к ним.
- Ого, какой ты у нас, оказывается, голос! В следующем году будешь первый солист! – гоготнул один из охранников. Пиджак-В-Рюшечку хлопнул его по плечу, и когда тот испуганно оглянулся, одарил укоризненным взглядом, покачивая головой. Охранник, смущённо опустил взгляд.
- ОМСК! ОМСК! ОМСК! ОМСК! – последние строчки разносились по площадке между остановкой и фонарными столбами. Журналист повис на плече охранника, нервно икая. Пиджак-В-Рюшечке немедленно сделал успокаивающий жест. Тело рухнуло навзничь.
Ансамбль затянул кульминационный аккорд – девушка с золотыми волосами, сплетёнными в косу, раньше ни разу не замеченная среди хора, вдруг появилась перед всеми и пошла, грациозно переступая мелким шагом, будто плывя, вытянув руки в разные стороны. Прекрасный, золотистый меццо-сопрано схватил высокую ноту и затянул её на долгие секунды:
- НАШ О-О-О-О-О-О-О-О-О-О-О….
Вся массовка закрыла глаза, люди у сцены замерли. Толпа смотрела, приоткрыв рты, наблюдая за восхитительным танцем солистки. Мужчина в кепке беззаботно подпрыгивал на месте.
- С ним всё в порядке? – испуганно спросил Пиджак, склонившись над лежавшим в отключке.
- А?..
- Я СПРАШИВАЮ, ОН ЖИВ?! – рявкнул Пиджак
- Ага, - выпалил охранник. – Только, наверное, разбил голову…
- Ох, слава Богу, - сказал Пиджак облегчённо.
Девушка на сцене всё ещё тянула свою ноту. Теперь уже все, кроме мужчины в узорчатом пиджаке, заворожено глядели на неё в безмолвии.
- О-о-о-о-о-о… ОМСК!! – выкрикнула она на последнем вздохе. Публика взорвалась овациями: все подпрыгнули вверх, даже самые неуклюжие и смешные зрители из задних рядов зала. Мужичок в кожанке сорвал свою кепку и с размаху бросил её на сцену – она приземлилась, не долетев до неё всего пару метров. Во всеобщем крике бурного восторга потонул голос Пиджака, заботливо склонившегося над павшим.
- Пока - отдохни, - прошептал он мягко , погладив его мокрые от крови и дождя волосы.
Хор ещё раз зарядил припев, и тут уж весь зал до единого громко подпевал им. Последние аккорды мелодии прозвучали инструментально, но публика всё равно продолжала скандировать: «Омск! Омск!», разнося Гимн Города по всей округе.
Бит начал стихать. Ребята размыкали объятия и крепко пожимали друг другу руки. Вскоре сыграла последняя строчка фонограммы, и рекурсивное Имя Города из припева стало плавно стихать, будто уезжала куда-то на поезде, отправлявшемся прямо от сцены.
Толпа вновь разразилась бурными аплодисментами. Мужчина в пиджаке улыбнулся, подошёл к кому-то из молодёжи и шепнул что-то на ухо. Затем он подошёл к мужчине на стуле и, настороженно напрягши лоб, крикнул:
- Записали?
- Да, - сказал тот лениво.
Пиджак-В-Рюшечку кивнул и растворился среди охраны. Толпа начала расходиться. Люди из крайних рядов низкие, толстые и с плохой кожей – первыми покинули место концерта, шагая вразвалку, как пингвины, и иногда обмениваясь репликами. За ними потянулись другие: крепкие мужички в потрескавшихся кожанках и пуховиках, красивые дамы средних лет в дешёвых шарфах, восхитительно смотревшихся на их шеях, молодые люди, почему-то не певшие сегодня на сцене, но так же бледные от восторга и даже как-то испуганно поглядывавшие по сторонам. Следом шли толстые мужчины средних лет; совсем юные, худые и изящные студентки; пенсионеры с умудрёнными опытом очами, подозрительного вида личности с непроницаемым, но довольным, одинаковым на всех выражением лица; дети, тихие и шумные, рыжего, светлого, кремового и тёмных оттенков шевелюры, одинокие худые юноши в капюшонах, одинокие женщины в самом расцвете сил с чувственной ухмылкой на ярко напомаженных губах, старушки-пенсионерки и крепкие ребята, помогавшие нести даже самые маленькие сумочки, которые нашлись у них с собой. Среди них встречались уже и те, кто был на сцене: они ушли чуть позже, но, несомненно, сразу поспешили смешаться с толпой.
Когда на площади стало уже совсем пусто, наступило время персонала – они обязаны были следить за аппаратурой и порядком, поэтому не могли бы уйти слишком рано.. И технические работники, подарившие людям это шоу, тоже потянулись по домам: умные люди в чёрных шапках и ярких дождевиках, растворялись в городе, которому сегодня они спели гимн.
Все журналисты и фотографы быстро покинули объект, кроме одного. Он очнулся через полчаса, когда сцена уже была собрана. Вокруг расстилалось лишь усыпанное мусором гигантское поле асфальта . Напрягши слух, он уловил невнятные звуки разговоров прохожих, объявлений в магазинах, гудения клаксонов и резкие крики из окон машин. Возможно, кто-то из тех, кто издавал эти звуки, тридцать минут назад был рядом с ним в толпе и они пели вместе. Журналист блаженно улыбнулся.
Поднявшись на ноги, он расстегнул измазанную грязью куртку и открыл себя позолоченным лучам октябрьского солнца. Асфальт вокруг него был усеян обрывками мокрой бумаг, жвачками и стеклом. Люди давили мусор, проходя мимо, разнося его всё шире и шире, распространяя следы потрясающего концерта по всей округе – так же, как расползался вместе сего зрителями сам Гимн.
Солнце скрывалось за тучей, затем снова озаряло площадь. Журналист присел на асфальт и пробыл там ещё некоторое время, не меняя одной позу, отрешённо глядя в небеса. Кровь на его виске уже засохла и спеклась в корку – в голове ничего не было слышно, кроме звонкой шумовой стены. Вскоре он поднялся, встал и замотал головой, словно отгоняя остатки сна. Тело болело, а ему сегодня ещё столько предстоит дел. Нужно было писать статью, в которой требовалось рассказать читателям, почему Гимн Города всё-таки ещё пока не утратил актуальности. Его лицо снова разгладилось, а глаза прибрели хитрый, маслянистый прищур – такой, каким его увидели исполнители Гимна Города сегодняшним утром. Он отряхнулся и быстрым шагом пошёл в центр.
