Немцы приехали после полудня на мотоциклах. Остановились у колодца. Деревня безмолвствовала, даже козы не блеяли. Только глупые куры на площади перед сельсоветом разбирали мусор, как обычно. Солдаты, смеясь, подшибали их, бросая поленья! И резали штыками.
- Мамка! Пу-пу! - весело сказал солдат, указывая дулом винтовки на убитую курицу, которую держал в руке. Он вошёл на подворье, по-хозяйски пнув ногой калитку. Мама молча взяла пеструшку и села её ощипывать. Витьке это не понравилось, но … мама.
Она ощипывала уже третью, когда появился обер-лейтенант, подъехавший на штабной машине.
- Мы фам таём сфобода! – произнёс он и вошёл в избу. Ему не понравилось, и он уехал, оставив на постой десятка полтора солдат.
Вдруг загрохотало. Как выяснилось, немцы обстреляли из минометов дом, что стоял на отшибе у опушки леса. Дом загорелся, и чёрный дым стелился по горизонту. Боялись партизан.
Жителей собрали на площадь, обер-лейтенант, через переводчика, объявил, что в деревне установлен новый порядок и вводится комендантский час, который начинается с темнотой. В ноябре темнеет рано. Ещё он сказал, что большевики, жиды и активисты будут расстреляны, а их дома и скотина переданы лицам, лояльным к новой власти. С тем и разошлись.
Выгнав хозяев в хлев, солдаты разместились в избе. Они гомонили на лающем языке, чистили сапоги, оружие, чинили одежду. Двое варили кур в русской печке, отчего в избе стоял пряный запах. Унтер офицер заставил маму вымыть пол, а когда она закончила, сунул ей в руки пустое ведро и сказал, указывая на калитку.
- Ком, ком… мамка … вода!
- Так нельзя же! – попыталась возразить мама.
- Ком, ком… - и унтер подтолкнул её в спину к калитке.
Было уже темно, мама старалась идти бесшумно по затихшей деревне. Вот и колодец. Скрип вОрота казался предательски громким и противно визгливым. Она уже поставила полное ведро на край колодца, когда, рванув тишину, ударила автоматная очередь. Мама, охнув, упала за колодец и затихла.
***
Витька, выскочив из хлева, бросился было к калитке, но застыл на месте. Возникший на крыльцо унтер что-то гортанно крикнул в ночную тишину. С соседнего двора раздался хохот и «я, я …!» в ответ. Унтер засмеялся и вернулся в избу, а Витька так и остался стоять посередине двора, не зная, что делать, всё больше цепенея от страха и холода.
Из оцепенения его вывел скрип открывающейся калитки. Во двор вошла мама с ведром. Витька бросился к ней и уткнулся в её дрожащие колени. Она молча обняла его и, белея лицом, поцеловала холодными губами в макушку. Витька хотел заплакать от радости и жалости к маме, но почему-то понял, что этого делать нельзя.
В середине ведра, мама успела поставить его на крыльцо, виднелось пулевое отверстие, а воды в нём было только на половину.
***
Дней через пять немцы ушли, также внезапно, как и появились, оставив после себя страх и глухую ненависть. Это чувствовал даже шестилетний Витька.
