Конечно, я думаю про них, про фемин и не только... Они, Боча, уничтожили мою родную планету, забрали и продали меня саму. Конечно, я очень хочу обратно! Пусть второй раз продадут!
– Сарказм?
– Печаль... Никого у меня нет, кроме Шариры. Но Шарира глупенькая. Она крошка совсем...
– А я совсем большой, – пошевелил Бондарь привставшим пестом.
– Большой! Не знаю, мотка хватит ли!
– Слушай, – отвлёкся Боча, мягко склоняя её головку к удовольствию перед вязанием, – а почему ты так резко согласилась? Даже я ещё сомневался, если честно. Почему отдала осу шайтану? Шарира, как луковка, не очень-то большая ценность для тебя?
– Нет, что ты! Она у меня вот здесь, – руку положила, – в сердце у меня, Боча. Как ты мог подумать! Я просила её у тебя от сердца, как жизнь не просила бы!
– Жизнь, ишь... Не понимаю...
– Чего? Я и свою жизнь ему, не задумавшись, доверила бы...
– Ты не ненавидишь меня, луковая оса?
– Боча...
«Не ответила, – подумал Бондарь. – Она не ответила... Зачем, к чему мне знать их осиный язык? Пусть гудят между собой, пусть оставляют свои мысли на своём осином языке! Оса, что бы вставить и пошевелить в ней, чтоб куколки откладывала, а я растил и делал из них кастратов... Губы нежные, а рот такой маленький! Немножко, ну немного глубже... Особенная оса, никому не отдам! Неглубокая оса, нежная...»
– Стой! Луковая Стрелка, ты мне нарочно подталкиваешь язычком, чтоб поскорее! Знаешь, как люблю, хитрая, научилась. Ты очень меня тормошишь! Приподними хитончик, дай посмотрю. Встань, вон перед камином покружись. Стрелка! Луковая! Не закрывайся, не бегай! Оса дикая! Ну, куда я за тобой на костылях? Поймаю, тебе же хуже будет! Иди, иди ближе... Подними подол, дай поглажу, дай немножко войду.
