бумажный пакет, с пол пуда будет, точно не меньше..., а какие пахучие…! И хоть ехал он воза на два передо мной, а запах так и стелется, аж слюни текут.
Оставалось до деревни вёрст двадцать, ага, не вытерпел значит он, решил попробовать – какие они такие на вкус, эти китайские яблоки. Откусил одно, жевал-жевал, морщился, выплюнул, порченное оно или горькое оказалось, аж скулы сводит. Взял он второе откусил, такая же холера. И третье не лучше. Спрыгнул он с воза, взял весь пакет, да как шуранёт его в кусты, что на обочине росли. Только зашуршали они по траве. Несъедобные оказались яблоки. Обманули проклятые китайцы.
А, быдай тыбэ праньци зьилы, - вдруг внезапно прерывает он рассказ, вспомнив о чём-то. Бросает в печку остаток цигарки и идет к вешалке, где висит его старый овчинный полушубок. Бережно, по одному достает из карманов десяток куриных яиц и отдаёт их по одному бабушке, поясняя при этом:
- Вот это, снесла чёрная курица, она всегда такие мелкие несёт, что поделать, противная потому что, цыганка! Вот это точно знаю Пеструхины два яйца, только у нее такие крупные и тёмные. Вот это яйцо кто-то из двух белянок снёс, - и так как по списку передаёт из рук в руки, пока все они не окажутся в сите из-под муки, где их и хранит в кухонном буфете моя бабушка.
Она уносит сито, а он медленно и неторопливо начинает собираться на улицу. Надевает валенки, полушубок, подпоясывая его старым и широким кожаным ремнём. Я стою рядом и задрав голову наблюдаю за этой процедурой.
- Яблоки жалко, - тихо говорю я, - целый пакет.
Он надевает на голову лохматую шапку, на козырьке которой ещё видны соломинки из стога, оставшиеся от обеденного кормления коровы.
- А, яблоки…, - неторопливо произносит он, - давно это было. Это уж потом, через много годов я узнал, что их чистить надо было. И называются они не яблоки, а апельсины.
