Лето выдалось печальным, сереньким и плаксивым, но август неожиданно выстрелил тридцатиградусной жарой, и земля живо откликнулась густыми утренними туманами, лежавшими широкими полосами в низинах и висевшими плотной кисеёй в садах и на взгорках.
- Как самогон разлили, - ворчала баба Павлина, ползая на карачках по вытоптанному козой лужку в поисках вчерашнего булыжника, - ни черта не видно. Чем же я кол забивать буду а, Мотя? Вечером-то мы его с тобой здесь оставили. Куда ж он запропастился проклятый?
Невидимая коза что-то невнятно мекнула из тумана, то ли подтверждая сказанное, то ли сочувствуя хозяйке. Баба Павлина ползала уже минут пять, когда кто-то довольно бесцеремонно ткнул её в костлявый старческий зад.
- Не балуй, Мотька, - прикрикнула старуха и махнула сзади себя длинным колом.
- Ой! – откликнулась коза скрипучим фальцетом, - Извините, я случайно – в тумане ни черта не видно.
От неожиданности, испуга и неудобства позы Павлина издала громоподобный звук и несмело приподняла голову навстречу заговорившей козе. В хлопьях тумана ей едва угадалась невысокая фигура с птицей на голове и сундучком в руках. Баба Павлина трижды судорожно перекрестилась, выставила кол, прижав его тупой, избитый булыжником конец к левому боку, и заверещала тонким дурным голоском:
- Чур, чур, чур! Изыйди, сатана! Если ты вурдалака, то знай: я перекрестилась и кол у меня осиновый, если разбойник, то я здесь не одна! Да и нет у меня ничего, - внезапно спокойно закончила она свою речь и, кряхтя, поднялась на ноги.
- Ну, что вы несёте, гражданочка? Какой вурдалак, какой кол? Следователь я из района, с дороги сбился, на вас вот наступил случайно. Поясните лучше, как к сельсовету пройти, а то болтаете чушь какую-то. Стыдно вам: двадцать лет до конца тысячелетия, а вы - «перекрестилась, вурдалак, кол, сатана». Стыдитесь, бабушка.
- Ну, ты меня не стыди, гражданин начальник, - осмелела Павлина, - молод ещё старухе указывать. Ты лучше скажи, что за птицу ты на башке таскаешь?
- Какую птицу? – изумился следователь, стаскивая с головы волглую от тумана шляпу.
- А что за сундук у тебя к пузу прижат? – допытывалась старушка, тыча заскорузлым пальцем в портфель, - Неинтересный ты какой-то, - подытожила она, завершив допрос и обыск.
Павлина пожевала губы беззубыми дёснами и задумчиво произнесла:
- Так ты, небось, по магазинному делу пришкандыбал в такую рань…. И не лень было тащиться?
- Служба, мать. Вот вычислю вашего разбойника и домой.
- Чего вычислять-то? И так ясно, что Дурнев это. – Баба Павлина хихикнула, но вдруг зажала себе рот грязной ладошкой, - Я тебе ничего не говорила, солдатик, а ты ничего не слышал. Иди прямо, только правее держись, на улицу выйдешь, так там четвёртый дом, на нём ещё флаг висит. Ну, с Богом, топай.
- Вот что, гражданка, - важно изрёк следователь, - пригласите ко мне председателя сельсовета. У меня нет времени ждать, пока вы тут прочухаетесь.
- Нашёл себе девочку для побегушек, - возмутилась старуха, - удумал. Топай и сядь на крылечке - ему через минуту донесут, что городской дожидается.
Следователь пожал плечами и скрылся в тумане.
- А звучишь ты, бабка, мощно, - мстительно прокричал он.
- Ах ты, охальник, молокосос!
Павлина даже сделала вид, что бросается вдогонку, но упала, споткнувшись о булыжник.
- Мотя, иди сюда, он нашёл меня, - позвала она козу, растирая разбитый локоть.
Викентий Спиридонович быстро шёл по проулку, одновременно поспешая и пытаясь сохранить начальственное достоинство. До сельсовета оставалось метров пятнадцать и он пытался заранее разгадать организацию, к которой принадлежала нелепая фигура молодого парня, сидевшего на крыльце в промокшей, потерявшей форму, шляпе и чёрных до колен, но светлых выше, брюках. Новенький университетский «поплавок» нахально сиял на лацкане его куцего пиджачка. «Хрен его знает», - так и не смог принять решение Викентий Спиридонович и, расплывшись в улыбке и издали протягивая руку, зачастил:
- С приездом вас! Как добрались? Ах, как же вы промокли? Что вас привело в нашу глушь?
- Вы кто? – жёстко спросил приезжий, не подавая руки.
- Председатель я, сельсовета здешнего.
- Документы предъявите.
- Там они, в сейфе запрятаны. Государственный документ всё-таки, - частил председатель, открывая входную дверь и снимая замочек с петель самодельного железного ящика, - Вот, пожалуйста.
Приезжий внимательно изучил малиновую «корочку» и, выхватив из кармана свою красную, мотнул ею в воздухе.
- Я – следователь из района. Любите и жалуйте.
Председатель сжался, потемнел лицом и жалобно поинтересовался, протягивая дрожащую руку к своему удостоверению:
- И по какому поводу, если не секрет, товарищ следователь?
- По магазинному, товарищ председатель, - устало ответил следователь, - по взлому вашему. – Он отдал «корочку» и резко протянул ладонь - Здравствуйте, товарищ.
Поняв, что следователь приехал не по его душу, Викентий Спиридонович расслабился, просветлел и, неожиданно для себя, испустил тонкий жалобный звук.
- Извините, товарищ следователь, не удержал: капуста проклятая, - бубнил он, помахивая вокруг себя удостоверением, - только ей и питаемся, покуда картоха не поспела.
- Я уже понял, что в вашей деревне это что-то вроде приветствия, - смеялся следователь, распахивая окна, - как у Воннегута.
- У кого, - не понял председатель, - как фамилия этого товарища?
- Неважно. Вот что, председатель: мне доложили, что ваш участковый здесь проживает, так вы доставьте его, срочно.
- Мигом, товарищ следователь, - суетился председатель, щёлкая тумблерами. - Участковый Зуйков, срочно явитесь в сельсовет, - громыхнул репродуктор на столбе перед домом и председатель гордо
посмотрел на следователя.
- А зря вы время тратите, товарищ следователь: ущерб минимальный – пять бутылок по два шестьдесят две. Мы деньги, тринадцать целковых, по деревне собрали и в кассу внесли, а сломанный замок Танька,
продавщица, со своего сарая поставила. Мы считали, что дело закрыто. Аль не так?
- Не так. Вора надо найти и наказать, иначе от безнаказанности он пойдёт на новое преступление. Странно мне встречать непонимание со стороны советского работника и председателя сельсовета.
- Да я что? Я так, думал всё уже.
Дверь распахнулась и впустила мужика в грязном комбинезоне и чёрными по локти руками, которые он безуспешно пытался обтереть такой же чёрной тряпкой.
- Здравствуйте, товарищ следователь, здорово, Спиридоныч, - степенно поздоровался он.
- Откуда вы знаете, что я следователь и кто вы такой, гражданин? – вместо приветствия буркнул следователь.
- Так вся деревня знает, что вы приехали по магазинному делу, а я участковый, Зуйков, младший лейтенант.
- И чем вы можете это доказать, - издевательски поинтересовался следователь, - может быть, вы документы предъявите? Или они у вас тоже в сейфе заперты?
- Да нет, в кителе удостоверение, а китель дома висит, - растерялся участковый, - и Спиридоныч подтвердит.
Председатель энергично закивал головой, но рта не раскрыл.
- Странный, мягко говоря, у вас вид для должностного лица при исполнении. Вам не кажется?
- А, это? - улыбнулся участковый, уяснив наконец причину начальственного гнева, - Так газик мой опять сломался, вот - перебираю. Мне без транспорта никак – по сорок километров в день накручиваю.
- Вот что, товарищи, поступаем так: вы, - он ткнул пальцем в сторону участкового, - приводите себя в порядок и через час возвращаетесь сюда, а вы, товарищ председатель, быстро готовите мне список всех
мужчин деревни. Я отправляюсь осматривать место преступления. Где тут магазин?
Зуйков и Спиридоныч с интересом посмотрели на следователя.
- Магазин в конце улицы, да только чего там смотреть, коль две недели уже прошло?
- Вот именно – две, а у вас результат нулевой. Выполняйте, а то у меня времени в обрез – в четыре часа совещание в районе, а от вас тащиться часа три, не меньше.
Через час в кителе и при фуражке Зуйков сидел перед следователем.
- Почему в деле нет ни улик, ни соображений?
- Да какие улики, товарищ следователь? Весь день дождь лил, а ночью, так вообще как из ведра. К утру стих, но всё равно моросило. Танька, продавщица, она ведь вовремя никогда не открывает, ждёт когда народ соберётся, чтоб власть свою, значит, проявить, а тут люди пришли, глядь, а дверь открыта. Ну, все в магазин-то и ввалились. Это уж потом, когда Татьяна заявилась, узнали, что ночью магазин того… Мы же на глине живём, так они столько грязи на сапогах нанесли, что никаких следов не осталось, а замок, небось, с собой унесли или закинули в речку. Как найдёшь?
- Ну, допустим, а соображения, версии? Кто это сделать мог?
- Кто ж его знает? Не пойман, как говорится, не вор. Одно ясно – кто-то из своих, чужих тогда в деревне не было.
- Плохо, участковый, вы две недели ковыряетесь, а я час назад приехал и уже получил сведения, что кроме кого-то из Дурневых народ больше никого не подозревает.
- Вот я и говорю: кроме них некому.
В открытом окне появилось женское лицо.
- Фёдор, - не обращая внимания на следователя, затараторила женщина,
- Стёпка вчерась опять залил бельмы и за Клавкой с топором бегал. Ты бы зашёл, вразумил его, пока он тверёзый, а?
- Зайду, Маруся, позже зайду. Видишь, занят я сейчас.
- Так позже он опять бельмы зальёт, а с пьяным с ним какой разговор? Только снова подерётесь, и он тебе опять нос разобьёт.
- Ладно, иди, Маруся, зайду я.
Женщина исчезла, а следователь воззрился на Фёдора.
- Это что же у вас тут творится, товарищ участковый? Я так понимаю, что пьяный хулиган поднял руку на представителя власти, на сотрудника органов и остался безнаказанным? Что это вы тут развели?
Почему он ещё не на нарах? И часто тут у вас такое вытворяют?
- Бывает, - смущённо признался участковый, - но он был наказан – его отец так кнутом выдрал, что он три дня на мотоцикле стоя ездил.
Следователь так глянул на Зуйкова, словно усомнился в его умственных способностях.
- Дурдом какой-то – сначала сотрудника милиции бьют, потом самосуд устраивают. Ладно, давайте по списку. Отвечайте коротко и ясно на вопрос: мог ли такой-то совершить ограбление? Дурневых пятеро.
Вопрос: П.С. мог?
Участковый неопределённо пожал плечами.
- Вы мне словами, а не плечами отвечайте, - взбеленился следователь, - мог?
- Мог, наверно, если сильно приспичило.
- Так, ставим плюсик. С.П. мог?
- Наверное, мог.
- Второй плюсик. В.П. мог?
- Нет, Валька не мог, - оживился участковый.
- Что, святой или калека? – съехидничал следователь.
- Ни то, ни другое. Валька год как сидит, ему ещё три осталось.
- Отлично, одним меньше. Остальные двое могли?
Зуйков снова погрустнел и кивнул.
- Я так понимаю, что не Дурневы не могли?
- Почему не могли? Тоже могли. Я же говорю: кто-то из своих.
У следователя побелели глаза и заиграли желваки на скулах.
- Ты мне, Зуйков, арапа не заправляй, - прошипел он, - то кроме Дурневых некому, то все могли. Ты мозгами шевели немножко.
- А я шевелю, - разозлился участковый, - это вы меня не слышите.
Следователь удивлённо посмотрел на Зуйкова и отодвинулся от стола.
- Ну-ка, рассказывай толком, а то я сейчас свихнусь с тобой.
- Рассказать можно, секрета нет, да только издаля начать придётся.
- Давай издаля, - передразнил следователь, - а то сблизи мы с места не
