родное телевидение после объединения с Россией частенько упоминало о подаче исков со стороны отдельных пострадавших от различных бедствий грамотных граждан, требующих возмещения материального ущерба от самого государства. Такого безобразия в сознании нормального здешнего дачника, хорошего соседа, родиться бы самостоятельно без наличия прецедента не могло, это ясно как день – он был до мозга костей патриот и человек порядочный. И при этом способный действовать по алгоритму. Потому так легко исполнил роль потерпевшего. Торговать же ему еще надо было учиться. Это совсем уж другая история. Экономическое образование требовало денег немалых. Дилетантизм в торговле? Как бы не прогадать. Задумываться было над чем.
- Беру оптом,- настаивала соседка, - я согласна приобрести весь товар. На взаимовыгодных условиях.
Последние три слова настораживали. Второе, в частности. «Взаимовыгодных»? Это что же, возможно? Чтоб было выгодно обеим сторонам? Сосед не припоминал, чтоб телеучебник жизни раскрывал подобные сюжеты. Ясно – соседка что.-то надумала. Но он тоже не лаптем щи хлебал!
Он так глубоко вздохнул, что у Пса шерсть зашевелилась по всему хребту.
- Ну, что, - шептала Хозяйка, - договорились? Беру оптом. Завтра будет поздно. Уеду в 8 часов. - Очки сверкнули сигнальным огнем. Пес приготовился. Однако команды не поступало.
Потянулась минута молчания. Очки Хозяйки прожигали лоб Соседа. Во лбу должна была родиться мысль.
Мысль о промедлении, смерти подобном, была чужда Соседу – он любил действовать решительною.
Пес приподнял уши: что-то в атмосфере менялось.
- Я сейчас, - возгласил Сосед и скрылся в темноте своего участка.
Ожидание оказалось еще короче, чем предугадывал Пес. У курятника, вооруженная простой лопатой, ожидала вора, унесшего лучших несушек из-под носа у нерасторопного мужа, готовая постоять за собственность Соседская Жена. Вопль свидетельствовал, что ее месть осуществилась. Дознание проведено было тут же, очной ставки не потребовалось. Муж доверил жене тайну продажи кур - в хорошие руки, через две улицы, «ребенку нужны яйца, а тут и так из-за кур плюнуть некуда, деньги вот они, можешь выкупить, не ори, люди порадовались, а тебе зачем столько яиц, все равно не успеваешь сбывать, тухлятину в коопторг носишь…»
Хозяйка ушла в дом: о ней не было сказано ни слова. Зачем Жене Соседа знать, что куры были оценены дважды и проданы с умом и размахом как реально, так и виртуально. Причем оба раза за реальные деньги.
Пес не удивлялся тому, что Хозяйка ушла. Он привык, что от людей собачьей логики не дождешься. Но почему вполне последовательная Жена Соседа не выясняет, откуда у мужа средства на веселье?
Или, заразившись доверчивостью от Хозяйки, подумала, что выпивка – это угощение за услугу, оказанную мужем этим несчастным, обделенным свежими куриными яйцами? Прав Хозяин, утверждая, что женщины наделены от природы косностью мышления и потому идеи коммунизма, взаимовыручки и взаимозаменяемости так легко их адаптируют к жизни в колхозе или гареме. И хотя Хозяйка сумела остановить агрессию, обидно за всех женщин – все-таки добрее их только щенки, и то когда голодные…
Пес заснул ненадолго, и во сне ему мерещились взаимовыгодные продажи и покупки несъедобного товара, из-за чего он просыпался и, вспоминая, что хозяйка приехала и привезла «чаппи», задремывал опять. Углубляться в раздумья о судьбах людей и кур Пес не стал – пусть каждый решает сам свою судьбу. Покоя не давало слово «оптом». Никогда прежде Пес не слышал, чтоб Хозяйка его употребляла. Может, это такое ругательство? Их появилось много, новых…
А наутро над дачным поселком вознеслось: «Ребенок пропа-а-ал!»
Недаром ночью Псу мерещились воры: дети с соседних улиц крадучись пробирались к своим дачам, боясь сознаться в том, что бросили кого-то одного перед лицом опасности. Пес вскакивал, обегал сад, возвращался и задремывал.
Теперь выяснилось, что к ночному костру собравшихся в лесу дачных подростков неожиданно подошла группа веселых скинхедов и потребовала объяснений по случаю огня. Марат, мальчик смелый, воспитанный (дед с бабкой в нем души не чают, и кур для него купили) ответил, что у него день рождения, и испробовать чаю с огня предложил. «Гля, черножопый наших чаем угощает!» - скривился самый низенький из бритоголовых. Тот, что повыше, поддел котелок ногой: «Огня в лесу не зажигать! Лес – богатство страны!» Третий замахнулся на Марата, а дальше - дальше уже никто ничего не мог вспомнить, потому что все бросились врассыпную.
Хозяйка пересчитала домашних – все на месте, но это не успокаивало. Пока приедет милиция, решили искать самостоятельно. В доме через две улицы было мертво: дед с бабкой, в начале перестройки перебравшиеся из Сухуми в эти места, к родным, всегда удивляли нормальных дачников своей молчаливостью (еще когда развалюху покупали без споров за баснословную цену, все поняли: не наши это люди).
Постояли возле их окруженного цветами свежевыкрашенного домика с верандой, увитой виноградом (и надо же, плодоносит!) – поняли, что хозяев нет, двинулись в лес, куда показали мальчики.
Лес звучал сложной увертюрой. Люди, озабоченно перекликаясь, обошли окрестности, но, кроме следов вчерашнего костра, ничего не обнаружили. Милиция развела руками. Дед с бабкой остались на дороге и с застывшими лицами смотрели нездешними глазами сквозь людей.
Хозяйка уезжала. Предложила место в своем автомобиле. Двое пожилых людей, одетых, несмотря на лето, в темное, отрицательно покачали головой. Они будут ждать.
Жизнь на даче перестала быть похожа на отдых: люди говорили то очень тихо, то слишком громко, не смеялись - как в зимней квартире городской многоэтажки.
На следующий день по дороге к лесу проехал грузовик, ворча и посапывая на каждой колдобине. У леса грузовик остановился, из него посыпали люди в камуфляже. Раздалась короткая команда. Флегматичные собаки повели за собой людей на поводках. После ночного дождя им прогулка не сулила ничего.
Люди рассыпались по чаще. Слышны были отдаленные команды еще в течение долгого времени. Затем все собрались у грузовика и после переклички мгновенно загрузились обратно. У дачи стариков грузовик приостановился на минуту. После короткого разговора с дедом пропавшего грузовик уехал. Наступила тишина. Изваянием скорби на крыльце еще долго стояла старая женщина.
Созвездья птиц слетали с помрачневшего неба и кружили над домиком с верандой, увитой виноградом.
Пес не радовался ни «чаппи», ни тишине на грядках – без болтливых Хохлаток мир не был совершенен. И не хватало еще многого. Но чего, этого даже старый Кот (иногда отзывавшийся на имя Гусь) не мог сформулировать, хотя был еще опытнее Пса, потому что за тот же период времени, что они оба прожили у Хозяев, Кот пользовался большей свободой и мог иметь более широкие горизонты познаний. Кот не был кичлив. Часто приходил обменяться взглядами с Псом и проводил возле приятеля долгие часы. Теперь они оба удрученно молчали.
На третий день со двора через две улицы, где теперь несли свои яйца Хохлатки, послышался вой Колли. Пес ее знал по редким совместным прогулкам – она была сдержанна и немногозвучна. Значит не просто так. Дачи зашевелились, провели внешнее наблюдение: старики оба живы-здоровы – он сидит у окна, она склонилась в огороде.
Колли отказалась от еды. Выла и просилась со двора. Ее настроение передалось Псу. Соптичья звезд на вечернем небосводе тревожили и не давали покоя. Мирозданье звало действовать.
Теперь все дачные собаки беспокойно подвывали. Люди собрались на центральном перекрестке и опять приняли решение искать, взяв с собой несколько собак. Нянька не отпустила Пса. Но им с Котом уже стало ясно, они ждали только, когда Колли покажет людям то, чего они хотят и боятся найти.
Тело мальчика лежало в дальних овсах. Врачи установили, что смерть наступила несколько часов назад, от переохлаждения. Если бы он мог самостоятельно передвигаться после побоев и добрался бы к людям, то, несмотря на сильные увечья, был бы спасен. Медицина бессильна только перед смертью.
Старики увезли тело внука в город.
Нянька перестала выпускать детей со двора. Она вздыхала и приговаривала: «Господи, что за мир стал сегодня. Какие-то новые хеды. То ли дело в наше время. Комсомол! И куда смотрит милиция? Вот вам и демократия. Господи, прости».
Пес слушал ее без всякого сочувствия. Его память, размещающаяся по всему хребту, рисовала ему картины прошлого его предков, страдавших от необходимости бросаться на людей вместо того, чтобы их оберегать. Пес любил людей и даже Соседа с его запахами готов был снисходительно терпеть. Тем более чинить зло – не могло быть и речи. В прошлом государство вынуждало собак враждовать с людьми, и потому Пес к прошлому не испытывал ностальгии. И к ближайшему будущему большого доверия не было. Молодые хозяева в городе не отходят от компьютера - на двор вывести их не допросишься. Здесь на даче – наоборот, не звали его в дом. Какая перспектива при таком отношении, подумайте сами. Кот один мог разделить его переживания: он терпеть не мог «вискас», а мышей год от году люди изводили все больше и больше. А «скинхеды» оказались вовсе не скинхедами, а местными допризывниками, обритыми наголо после очередного посещения военкомата. Не очень понимая, в каком таком «непредумышленном убийстве» их собираются обвинить, ждали они, армию или тюрьму назначит им судьба.
К чему нарекания? Во все времена баланс добра и зла неизменен. Пес неодобрительно посматривал на Няньку, заменившую говорливостью Хохлаток. Но потом он и с этим смирился. «Мириться лучше со знакомым злом, чем бегством к незнакомому стремиться…» – Шекспир сформулировал в доступном виде то, что в заповедях выглядит якобы недосягаемым: «возлюби ближнего своего…», что в переводе на общедоступный значит:«мирись со знакомым злодеем или злодейкой» и не поминай черта. Небось не замедлит.
Ну, так и есть. Сосед опять похаживает, на плетень посматривает, ведь завтра суббота. Цикады звенят, небеса раскаляются, Хозяйка приедет… « Вот так я и стану поэтом», - отметил про себя Пес и оглянулся, не подслушивает ли кто его мыслей. Да, Кот, конечно, подслушал, но он не выдаст. Душевные бури приятелей всегда оставались для окружающих тайной. Даже если бы кто и проявил интерес. Но на тайны Псов и Котов никто не посягал.
Кот дружески взмахнул на прощанье хвостом и двинулся со двора по своим делам, хотя какие у него, вольного зверя, могли быть дела. Пес с важностью звякнул цепью и положил морду на лапы, глазами к дороге. Жизнь текла по прежнему руслу, и надо было исполнять свое назначение.
