Подросток Эдик

отделения, милейший человек, вышел к распсиховавшемуся, народу и удивленно спросил,
- Что случилось?! Кто тебя ударил?
Засюсюкав, он с участием, тронул «Смутного» за плечо.
- Ну, скажи, не бойся! Склонился ухом.
- Никто, я сам уп-паал! Не сдержав приступ рыдания, ответствовал «авторитет». Толпа одобрительно загоготала.
- Ну, ну… Тебя больше никто трогать не будет! Как, на два глаза и упал? Сдерживая улыбку, шутил шоумен, узнав о сути дела. Мужики в толпе  тихонько ржали, скрывая ухмылки и поводя друг на друга глазами полными от удовольствия искорок. Другого такого зрелища трудно было здесь сыскать.


Вора приговорили к вязкам. Санитарам пыхтеть не пришлось. Осужденный смирно улегся койке, где его крепко повязали всем миром. В глазах привязанного стояла смертная тоска. Он понимал, что не сможет отбиться даже от мухи. Со всего отделения в наблюдательную зачастили «паломники» по причине сонливости или капельницы пропустившие самое интересное. Они с презрением глазели на «Смутного» и читали морали. Пришлось санитарам всех разогнать и временно стать на охрану. Распухший, иссушенный слезами и приговоренный к мукам вор больше не вызывал ненависти, трогать его стало всеобщим табу.

Чтобы облегчить ему срок и освободить от нравоучений, «Смутного» дня три кололи снотворным. Когда отвязали, еще немного попинывали, но больше, как приблудную собаку, как-то нехотя. С тех пор «Смутный» панически избегал малОго, перемещаясь по отделению больше вдоль стеночки, а Женька стал чувствовать себя сильно повзрослевшим, хотя это мало что ему добавило.


ЛОБ В ЛОБ, ГЛАЗА В ГЛАЗА.
Телефон у Эдика был крутой, но старый, кнопочный. Он дал посмотреть, а я набрал свой номер. Эдик рассердился, он не собирался никому давать номер. Не хотел ничего выносить из этого ужасного места, даже знакомств. Врачи, ведь, не общаются с «психами» вне работы. Инструкция! То же мама наказала и Эдику. Но он и так мне все понемногу разболтал, где живет, учится. Я знал о нем почти все. Больших секретов от меня у него, кажется, не было.


Скоро Эдика должны были выписать и, судя по всему, мы бы никогда не увиделись больше. Я почувствовал, что он загрустил. Эдик знал день и час, а я нет. Когда мы боролись в последний раз и он, конечно, меня победил, взгромоздился и крепко сжал мне запястья рук. Не вырваться. Вдруг, он отпустил мою руку, растопырил пальцы и вытянул ладошку. Я не понял, чего он хочет.  Эдик покрутил ладошкой перед моим носом и улыбнулся. Я, кажется, понял! Прижал свою ладонь к его, а он пропустил пальцы в мои и сжал. Получился замок. Он взял другую руку. Мой взгляд вопрошал, а он с обожанием отвечал мне в глаза. Я скорее угадывал без очков. Он повертел мои руки и, приоткрыв губы, сквозь ровный ряд жемчужных зубов, зачем-то зашкворчал слюной «Кхххх-кхххх…». Вдруг, глаза его приблизились, и он уткнулся лбом мне в лоб. Покрутил головой и защекотал своими упавшими прядями. Молча, мы смотрели друг другу в глаза. От неожиданности, я затаил дыхание и онемел. Не понимая, что делать, не отрываясь, смотрел в его неожиданно посветлевшие вблизи глаза. Они оказались не слишком темными, а пепельно-коричневыми с красивыми радужными разводами. Он смотрел мне прямо в душу, а я робко в ответ. Что было там, на дне его глаз, у него на уме?! Кто знает? Я искал, что-то, но чувствовал только тепло его рук и дыхания. К палате кто-то подошел и взялся за ручку двери. Эдик распустил замки, и сел на кровать. Я уселся рядом. В палату вошел «белый свитер». Он сел напротив, на свое место, и стал на нас посматривать, не понимая, что это мы сидим, молча, такие странные.


БЕЗ ПРОЩАНИЯ.
Эдика выписали на следующий день. Больше мы никогда не виделись. Даже поиграть не успели. Помню, как он расспрашивал меня о моих симках, телефоне. Отобрав его, спихнул меня с койки и улегся сам. Я не принял вызова, «обиделся» и вышел из палаты. Когда вернулся, его уже не было. Телефон с симками аккуратно лежал на тумбочке. Пошел искать Эдика, но не нашел. Мужики сказали, что его забрала мама. Только на следующий день я понял, что он больше не придет. Меня охватила паника, ведь, я даже с ним не попрощался! На звонки Эдик не отвечал. Через несколько дней я купил коммуникатор с большим сенсорным экраном, и стал осваивать Интернет. Но его нигде было, тогда я еще не знал, что у него такой принцип! Через две недели меня выписали.


СМЫСЛ ЖИЗНИ.
Из больницы я уехал в небольшой городок, где раньше работал «компьютерным доктором». Там меня ждало съемное жилье, но  пришлось срочно переселился в, случайно подвернувшуюся, саманку на глухой окраине.  В первый же вечер стало невыносимо одиноко! Я написал ему СМСку,
- Я очень скучаю по тебе!
и неожиданно получил ответ
- Не дури!
Звонки он сбрасывал, и я уговорил его поставить аську. Мы начали переписываться. По аське было совсем не то, что игры и посиделки, но он был мне необходим хоть как-нибудь. В приступе отчаяния, я просил его больше не пропадать, и выдал ему, что он «украл мое сердце», и, если я никогда больше его не увижу, то буду помнить о нем вечно. Таким я, наверное, стал казаться ему «психом» и он перестал отвечать.

Здесь у меня почти не было знакомых. Громоздились сугробы, трещали морозы, я сидел в своем глиняном «батискафе» с полуметровыми стенами, и от беззвучия и душевного вакуума, не находил себе места. Вспоминал веселые осенние деньки с «Рикки-Тикки-Тави». От этого становилось только хуже. Как этот малознакомый человечек мог стать таким необходимым?!  Он украл мое сердце, а понадобилась всего-то такая малость, ткнуться лбом и посмотреть в глаза! Я не знал, что означает этот ритуал, но никто и никогда со мной так не поступал. Как он мог додуматься?! А может все получилось само собой? На каком-то древнем, животном уровне мы, наверное, обменялись частичками душ? Бывает же, отобьется, потеряется детеныш, останется один, а выжить то не может. По большому счету, в те дни, мне и самому-то жить было незачем. Уже много лет я был совершенно одинок. Так, неожиданно лишившись, свалившегося на меня, непонятного счастья, я, вдруг, из болота своей сумрачной жизни провалился совсем  в темноту и никак не мог нащупать точки опоры во, вдруг, ставшей совсем ненужной жизни. Стала невыносимо, нечем дышать, не хватало места, ни в этой саманке, ни во всем этом городе. Я потерял смысл всего! Земля проваливалась в бездну и адские силы беззвучно хохотали над моей слабостью и беззащитностью. Из темных углов прямо сквозь меня они тянули отвратительные невидимые щупальца к теплящейся душе, высасывая смысл жизни. В светлом пятне меркнущей лампы я метался по кривому полу от одного угла к другому и никак не мог убежать от пустоты. Темной ночью, не в силах больше выдержать я бежал к знакомым, а наутро автобус вез меня обратно в далекую больницу-монастырь. На этот раз по профилю, с настоящей черной депрессией!

Больше мы никогда не виделись. Иногда он снисходил по аське, но теперь я не был ему нужен, как раньше. Он был немногословен и я мало что мог из него вытянуть. Эдик редко делился своими бедами, а побед у него, кажется, не было. Что я мог дать ему в жизни? Ничего! Только выслушать и дать ненужный совет. При его гордой самостоятельности, никакие советники были не нужны, но когда его забрал к себе отец, он сильно расстроенный, проговорился  о ссорах и своем бедственном положении в чужой семье. Как и в больнице, я старался защитить его на расстоянии, поддержать, бился, чтобы он помирился и нашел общий язык с отцом. Объяснял, что отец, какой бы  ни был это святое и нужно делать все возможное, чтобы сохранить отношения. Это оттолкнуло его от меня, он замолчал. В чужой семье Эдик не прижился, и вернулся к маме. Через год из Интернета я обрадовано узнал, что теперь он студент. Нет ничего приятнее таких успехов. У Стивена Кинга в «Кладбище домашних животных» есть очень символическая сценка, где отец с сыном запускают бумажного змея в солнечное небо. Крылатый летун олицетворяет мечту, а их радостное единение в этой мечте самое чистое и возвышенное чувство на свете. Если бы Эдик закончил институт, это было бы ступенькой, на пути «стать человеком». А он споткнулся и его отчислили! Может, из-за «проблем с памятью»?  Эх, если бы в молодости мне попался такой наставник, как я сегодняшний! Он бы смог уберечь меня от проклятья судьбы и многого зла. Иногда я смотрел на Эдика, как на себя подростка в прошлом и в нем жалел себя.


Вскоре я уехал в другую страну, а когда вернулся, они, с мамой, навсегда уехали из большого города и Эдик пропал из моей жизни. Прошло много лет. Было бы интересно узнать, как сложилась его судьба, выздоровел ли он, женился ли, каким стал? Но разыскать его невозможно!
Я часто о нем вспоминаю. Почему-то его лицо помню очень смутно.  Когда приближаю его мысленно, воспоминания расплывается отдельными картинками: легкий пушок на губе, ресницы, глаза. Не могу вспомнить его с механической точностью, больше как-то чувствами, намешанными на сценках нашего незатейливого общения. Его непередаваемый  «шуршащий» голосок, «Привет, как дела? Играть будешшшь?». Не знаю, выжил ли он в нашем жестоком мире?! Как здорово было бы стать известным и богатым, только бы разыскать его и подставить плечо, но я сам никто и ничто, и гоню эти глупые мечты прочь. Так или иначе, как клубочек чувств из воспоминаний, Эдик навсегда останется в моем сердце!


***
Я помню лик твой, чистый, белый.
Растрепан русый шлем волос
И взгляд затравленно – несмелый
Вдруг, сквозь толпу мне, как вопрос.

Раз десять мы столкнулись взглядом,
Я как во сне к тебе пошел.
Нам было стыдно и нескладно,
Но вместе с тем и хорошо.

Так странно просто неизбежно
Сплела судьба нас в эти дни,
Ты для меня всей жизни нежность,
Тебе ж я только для игры.

Тоска по дому, одинокость
Прошли, и словно мир иной ...
Твоя застенчивая робость
Сменилась светской болтовней.

И вот уже в пылу знакомства
Ты мне все шрамы напоказ,
А я влюблялся очень долго ...
Не принимал тебя за раз.

Всё так же просто, неизбежно
Нас разлучила навсегда
Всеразделяющая бездна,
Неумолимая судьба.

(Имена и события изменены, все совпадения считать случайными!)
* Гуревич Лев Георгиевич