САГА О «ТУ-БА…» (или просто стёб)

1.
Городской сквер.  По-осеннему  пасмурное, раннее утро  огласилось, вдруг,   зычным, трубным басом. Ворона, сидевшая на голой ветке, от неожиданности серанула на молодого человека и, каркнув с перепугу: «Дурррак!»,  дрыскнула вдаль, быстро махая крылами.  
- Сама дура! – закричал тот ей вослед, утирая левую щеку тыльной стороной левой ладони, и добавил. - Засранка!
Для закрепления своих слов он ещё и плюнул ей вдогонку.
- Тьфу на тебя, зараза!  
- Пшёл на работу, бездельник! – донеслось  с одного из балконов девятиэтажки, стоящей вдоль сквера.
Кому принадлежал голос, жене или теще, он издали не услышал, ибо оба они были одинаково визгливы.      
- Музыканта может обидеть каждый безголосый засранка!   – ворчал он себе под нос. -  С утра насрут в душу, а теперь – иди, работай! Служи искусству! Нате, вы-ку-си-те!  
И над  сквером разнеслось его любимое, басовое: «Ту-ба, ту-ба, туб-ту-ба…»

Молодой человек, по имени Арнольд, по фамилии Великанов, являлся музыкантом в четвёртом колене, как считал его отец. Прадед его играл на балалайке, дед – на литаврах, а папа – на трубе, и потому его жизненная стезя  определилась ещё до рождения.    
В реалиях  же истории, его прадед, действительно, играл на балалайке, но только одну мелодию, что-то типа, «Светит месяц, светит ясный…», чем был очень недоволен.   Поэтому сына своего пристроил в оркестр, но не играть, а прислуживать литавристу, то есть, подавать тому палочки для литавр в нужный момент.
Сей артист всегда был пьян, особенно на концертах, и из-за этого сыну (деду Арнольда) приходилось бить в литавры за него. Это давало  деду право считать себя тоже литавристом. Папа Арнольда был примерным пионером, потому что умел, как умел, дуть в пионерский горн, а поскольку никто не понимал, о чём он  дудит, то его направили от школы в другую школу, но уже музыкальную, с тем, чтобы он научился, в конце концов, хоть правильно и понятно дудеть. Его зачислили в первый класс по курсу игры на … трубе, так как, горнов в школе не было совсем, их все отдали в обычные школы, чтобы пионеры  в них дули.  Папу быстро  отчислили из музыкалки за полное отсутствие слуха. Учительница сказала, что ему медведь на ухо наступил, причем, на оба! А злые языки поговаривали, что это был не медведь, а беременная слониха.    
Но стремление к служению искусству их семьи напрочь исказило сознание папа Арнольда и, как-то с нивелировав факты семейной жизни (вспомните-ка ту стрелку!), представило, мягко говоря, ложные данные о творческих возможностях своего сына.  
В связи с этим папаша возлагал на будущее  сына большие музыкальные надежды.  
Именно поэтому отец дал ему имя Арнольд, дабы избежать в дальнейшем псевдонимов.
«Арнольд Великанов!»  Звучит!  
Но, как говориться, гладко было на бумаге, да забыли про овраги.  

2.
Надежды на великость отпрыска рухнули почти сразу. Пацан рос щупленький, сухоньким  человечком маленького роста, и виду природной робости его постоянно били сверстники, а потом жена и теща, а прежде всего - жизнь.  
Оставалась  надежда, разве что,  на талант к музыке!  
Облом по этой линии случился при поступлении в музыкальную школу.
Фортепиано, скрипка  и ударные отпали моментально.
А из духовых ему предложили только флейту, на неё был недобор.  
- Ну, флейта, так флейта! Хоть азы будешь знать! – сказал отец при полном  безмолвии сына.  
Хитрец, батя в тайне считал учителей школы бездарями, и что они специально не дают развиться таланту Арнольда. Он решил, что сам обучит сына  игре на трубе.  Но в процессе выяснилось, что у Арчи плохие для игры  губы и слабые легкие, что парень не может выдувать держать звук, как сказать, «не рубит фишку».
Промучившись с сыном с год, папа понял, что  проект с трубой вылетел в трубу, и, фигурально говоря, он в отчаянии с маху положил, буквально, конец на сольной карьере сына, а заодно и на его таланте, переключив усилия Арнольда на братов геликон, который  давно валялся в сарае .
Не подумайте плохого, брат понятия не имел, как играют на геликоне, и даже презирал дудение  младшего брата на пионерском горне, хотя сам был коммунистом. Он уважал художественный свист…. про коммунизм.   А инструмент он свистнул для брата в плане начала обобществления личной собственности. Надо же когда-то начинать, заодно и брату помочь, чтоб тот не тужился, как дурак, выдувая непонятно что из этого дурацкого горна!      
Почистив инструмент нашатырем и пастой ГОИ, отец торжественно  вручил  блестящий на солнце геликон  сыну со словами.
- Хоть как, но научись, сынок! Это, конечно, не труба, но на хлеб всегда будет.
Особенно,  Арнольда привлекла  последняя часть фразы.
Через полгода он уже мог играть одну фразу, правда, не бог весть что, но для зарабатывания хлеба сгодиться, уже надоевшая всем за полгода: «Ту-ба, ту-ба, туб-туб-ту-ба…»

3.
Первый опыт применения на практике способа добычи хлеба насущного   потерпел неудачу.
Дело в том, что батя пристроил Арчи в один  оркестрик  по обслуживанию похорон.  Сначала всё шло как будто нормально, но после того, как безутешная вдова, вся в слезах, накатила то ли водки, то ли валидолу, она,  буквально, зарыдала… от смеху над  Арнольдиком.
Вид у того был, конечно, потрясающим.  
Сам музыкант – маленький и тщедушный хиляк, обвязанный большим геликоном, с толстым раструбом  сбоку лица, словно удавом.  Казалось, удав  душит бедолагу, а тот  пытается из последний сил дышать, надувая щеки, выпучивая глаза и издавая при этом: «Ту-ба, ту-ба, туб-туб-ту-ба…»

То была издёвка, а не похоронная процессия.
По её окончании директор оркестра сказал отцу.
- Извини, хоть ты мне и друг, но клиент дороже!
Когда Арнольд понял, что его не возьмут, он робко предложил.
- Я и на флейте могу!  
- Нет, уж! Это что ж получиться?! Что-то, типа, Нильса с дудочкой, а за ним идёт толпа народу … А куда он их ведёт?  На кладбище?!  Не смешно и политически неверно.
Не взяли Великанова и в оркестр цирка лилипутов по причине большого роста.
Проще говоря, зрелищ было навалом, а вот хлеба…
А тут ещё та вдова прицепилась, отказать, опять же по робости, он ей не сумел, и  через три недели она заявила, что  беременна.
После женитьбы её беременность быстро засосалась, как сосулька на солнце, и теперь жена, на пару с тещей, высасывали с него деньги, аж, в два насоса, одна на новые тряпки, вторая - на скудное питание. А если Арнольд не приносил им  денег, его просто били, жена упражнялась тапком по голове, теща – половником  на заднице. И тогда с целью самообороны муж начинал играть своё любимое: «Ту-ба, ту-ба, туб-туб-ту-ба…»
Бой сразу прекращался, потому что у женщин тут же возникал звон у ушах и ужас в глазах, так им осточертели эти звуки.  
А поскольку, это происходило через день, волей иль неволей, но, однажды, всё-таки, в его тупую голову пришла толковая мысль: «А что, если…»

4.
Первыми попали под звуковой удар подземные переходы.  Сначала люди оторопели, затем ох… , скажем так, изумлялись, а уже потом стали платить  Арнольду  Великанову за то, чтобы он, не дай бог, НЕ заиграл!
Дело пошло на лад.  
Следом  Арнольд освоил перекрёстки, затем подъезды домов и постепенно охватил и дома, расположенные квадратом, во дворах которых отличная акустика.  
Брал он немного, по пять рублей с носа… ой, то есть, с уха! А что?! Червонец с рыла и уши свободны!
Деньги потекли рекой. А когда их стало много, жена с тещей переругались меж  собой, и в порыве ярости теща проткнула богатую дочь вилкой, ну, для того, видимо, чтобы деньги у той отсосать, а та возьми и скончайся. Только тогда  бедная теща поняла, что она никогда уже не будет богатой, и убитая горем шагнула с балкона в мир иной, поближе к дочке.
       
Недаром народ глаголет, деньги – это зло!
Слишком поздно понял это Арнольд, судьба, в виде Налоговой службы,  схватила его за горло, в виде его кармана,  за незаконное предпринимательство, изъяв все его доходы, которые жена с тещей не успели потратить, и ещё наложили штраф в том же размере.
А так как, денег у его не стало ни гроша, Арнольд пошёл «зону» топтать за казенный харчь до выплаты всей суммы штрафа.
Кстати сказать, хлеба там давали много, но без масла, к тому же его взяли в лагерный оркестр, где он играл на геликоне, а иногда и на флейте, а ещё при случае  бил и  в литавры!
В то время часто  над тайгой звучало его непобедимое:  «Ту-ба, ту-ба, туб-туб-ту-ба…»