Дно.
Пороков пробирался по краю лесопосадки, вдоль железной дороги. Полоса отчуждения давно уже стала подлинно чуждой и железу и лесу. Её захватили гигантские чертополохи, мелкая, корявая акация и кусты терновника. Там таилась дичь. В руке Пороков нёс орудие своей охоты, - лопату.
В давние, почти легендарные теперь, времена, дорожное электрохозяйство ремонтировали. Тогда, обрезки медного троса и троллеи бросали прямо под откос. Теперь, медь стоила, почти, как золото, - в те легендарные времена. Иногда, полузасыпанные землёй, попадались самородки, - куски медного радиатора и бронзовые шестерни, - отработанные отходы электропоездов. Это было большой удачей. Сегодня, однако, день с утра не заладился, - спину Порокова давила лёгкость пустого рюкзака.
Полуденное солнце палило, прожигая блекло-голубую ткань неба. Пороков прищурился, - в тени, между деревьев лесопосадки, он заметил какие-то развалины. Пошарить там, могло оказаться полезным для пустого рюкзака и пустого желудка.
Его спасло подсознательное, волчье чутьё. Глаза не заметили колодца в траве, сруб смело время или люди. Но, нога зависла над чёрной дырой и не нырнула в неё, не найдя опоры. Пороков отшатнулся, потом заглянул внутрь.
Жутко воняло. На глубине метров в 7 лежала куча камуфляжных тряпок. Из тряпок торчали 2 ржавых автоматных ствола. Стволов у Порокова своих хватало. А от чужих, помеченных номерами, - могли быть ба-а-а-льшие неприятности.
Пороков сплюнул и подошёл к развалинам.
Судя по всему, это были остатки станционной сторожки незапамятных времён. Обломки стен из дикого камня, проложенных трухлявыми шпалами. Вросшие в землю фундаменты каких-то хозяйственных построек. Яма, - где был погреб. Порывшись в мусоре, Пороков нашёл пару, проржавевших насквозь, фонарей «летучая мышь». Больше ничего.
Вздохнув, он пошёл дальше от гиблого места, чтобы присесть и подумать думу там, где не будет под задницей битого камня и ржавого железа. Почти наступил на, сглаженный временем, продолговатый холмик, похожий на могильный. Сходство дополняли обломки расслоившегося силикатного кирпича, торчавшие кое-где по его периметру, как кариесные зубы.
Пороков застыл. Потом начал копать. Чем чёрт не шутит?
Ещё будучи ребёнком, Пороков вдоволь пошакалил в могилах. Неподалёку от школы, где он учился, выкопали котлован под строительство кинотеатра. Оказалось, - что на месте старого кладбища. Если спуститься на дно глиняного котла, то можно было увидеть срезы захоронений, - одно над другим, как в амфитеатре. Нижние были совсем сплющенные, не толще двух учебников по арифметике. Выше располагались менее деформированные давлением земли. Из гнилых гробовых щепок торчали коричневые кости. Мечтой маленького Порокова, было найти настоящий, целый череп. Он ковырял и ковырял лопаткой в гробовой трухе. Но, ему не везло. Черепа всё попадались с отвалившейся челюстью, а то и вовсе, распавшиеся на куски. Иногда, мимо маленького Порокова, проходили, подозрительно оглядываясь, мрачноватые дядьки. Маленький Пороков знал, - они ищут не кости. Они искали золотые зубы. А кинотеатр потом оказался детский. Его назвали, - «Красная Шапочка».
Пороков, наконец-то, присел и вытер пот со лба. По взрослому, ему уже приходилось копать могилы, - за бутылку и место возле поминального стола. Поэтому, он ориентировался по глубине, - метра полтора. Немного уже осталось. До гробовой доски.
Он снова взялся за лопату.
Однако, немного, не означало, - близко. Лесная земля была мягкой, но корни деревьев заплели всё, что находилось под ней. Их приходилось рубить. А гробовая доска развалилась задолго до финального удара штыка. В земле появились гнилые щепки, потом, - торчащие рёбра. Пороков опустился на колени и начал отгребать рыхлую землю руками. В руку попалось твёрдое. Сначала, он подумал, что это пуговица. Потёр между пальцев. Из маленького диска вывалилась земляная середина, а остальное оказалось незамкнутым кольцом. Собственно, примитивным перстеньком с круглой печаткой. Из бронзы или меди, совершенно чёрной от окисла. Пороков усмехнулся, - нашёл, что искал. Небрежно сунул колечко в карман. Оставалось посмотреть в лицо чужой смерти и вылезать из могилы. Он отбросил землю с верхней части скелета. Показалась жёлтая кость лба и глазницы, забитые чёрной землёй. Он воткнул палец в глаз и выдернул череп на поверхность.
Стояла жара, но в могиле лежала прохлада. Теперь холод охватил Порокова, холод забрался под кожу. Он хотел этого – он увидел. Лицо чужой смерти смотрело на него в ореоле чёрных волос. Он конвульсивно, как паука, стряхнул череп с руки, выскочил из могилы и закурил. Руки подрагивали.
Через некоторое время, к нему пришла успокоительная мысль, - а в чём, соссно, дело? Разве ему не говорили, что волосы после смерти продолжают расти? Ну, и выросли, лет за 100, а то и больше. И что? Разве это причина, чтобы распускать сопли? Это причина, чтобы вытащить её… Стоп. Почему, - её? Может, это, - он? Ладно. Вытащить ЭТО за волосню и попытаться кому-нибудь продать. Это же редкая вещь. А вдруг, волосня отвалится? Она же не может расти прямо из кости? Или может? Ладно, посмотрим.
Он вернулся в могилу. Чувствовал, как подловатый холодок трогает сердце, но, - преодолел. Решительно схватил её…(ЭТО, блин!) за волосы. Волосы не отвалились. Нагло и показательно, - вышвырнул мёртвую голову из могилы. Вылез. Засунул её в рюкзак. И твёрдо зашагал до дому, до хаты.
**
Пороков устроился на ПМЖ неподалёку от своих охотничьих угодий. Дача принадлежала не ему. У Порокова вообще не было ничего своего, кроме лопаты. А если и было, - то краденное. Дача принадлежала его брату. Брат свалил из страны, из-за войны. А Порокова запустил в свою недвижимость, - стеречь имущество.
Вернувшись на базу, Пороков сразу набрал в таз воды и кинул туда череп, - отмывать. Волосы расплылись, как водоросли. Из глазных отверстий заклубилась чёрная земляная муть. Пороков взял кусок мыла, шампуня у него не было.
Ему приходилось мыть голову женщине, сидя с ней в ванне. Теперь, ощущение в ладонях было очень похожим. Но, он выдержал.
Потом подвесил голову за волосы на бельевой верёвке, закрепив прищепками. И быстро отвернулся. Ушёл в дом.
Запарил себе кружку чифиря, чтобы отвлечься. Но, взгляд, как магнитом, притягивался в окно. Зрелище черепа, распяленного за волосы, было несовместимо с реальностью. Пороков не испытывал ни малейшего пиетета перед мёртвыми, костями и гробами. Несовместимость заключалась в том, что череп находился не на рокерской картинке. Он висел прямо у него во дворе, на бельевой верёвке, на фоне огорода и яблонь. Пороков не смог бы обозначить это чувство словами. Но, оно застряло у него внутри, как кусок льда, проглоченный с глотком водки. Пороков полагал себя сильным мужчиной. Именно эта уверенность, давала ему возможность с насмешкой относиться к младшему, более удачливому брату и вообще, - ко всему миру. Она была его железным стержнем. Нельзя было позволить стержню ржаветь.
Пороков вооружился ножом и поднял две половицы. В пространстве под ними лежал его арсенал. Шмайссер, АКМС-47, АК-74, ТТ и боеприпасы. Из всего железа, реально толковым и самым любимым, был складной АКМ калибра 7,62. Старый, надёжный как смерть, дырокол. Остальное, – цацки до коллекции.
Пороков взял АКС. Сжал ствол в кулаке. С усмешкой, сделал вид, что пытается его согнуть, - не согнётся. Ствол был твёрдым, надёжным, реальным. Это доставляло удовольствие и возвращало уверенность. Пороков разобрал автомат, почистил, смазал, - хотя и знал, что оружие в идеальном состоянии. Заглянул в ствол. Ствол сиял. Собрал механизм, с наслаждением ощущая, как легко, как надёжно ходят детали, - как хронометр. Протёр оружие тряпкой. Понюхал тряпку. Тут вспомнил про кольцо, покрытое окислом. Достал из кармана, протёр. На печатке обозначился рисунок. Потёр о штанину, о шерстяную ковровую дорожку, - всё равно, не разобрать. Да и чёрт с ним. Примерил перстенёк. Подошёл только на левый мизинец. Там и оставил.
В эту ночь Порокову приснился плохой сон. Это не был кошмар, от которого человек просыпается с криком и в холодном поту. Это было тягучее, тёмное сновидение, сильно похожее на реальность в сумерках. Снилось ему, что он снова раскапывает могилу. Дошёл до дна. Дно провалилось, и он оказался в какой-то незнакомой, холмистой местности. Потом всю ночь шёл, пытаясь выбраться оттуда. Проснулся в утренних сумерках. Вышел на двор помочиться. В утренних сумерках белел распятый череп на верёвке.
Пороков вернулся под кров, заварил себе чифирь. Заснуть он уже не мог.
*
При свете дня, он снял череп с верёвки и занёс в дом. Поставил череп на каминную полку. Снял с каминной полки. Поставил на журнальный столик. Ему очень хотелось засунуть голову в шкаф и больше не высовывать. Но, он преодолел себя.
Потом, преодолевая себя, он совершил плохо мотивированное сафари вдоль железной дороги. Остановился там, откуда были видны развалины. Очень хотелось пойти посмотреть дальше. Но, он преодолел себя.
На обратном пути, он подобрал пару кусков медного троса. А может, и не медного. Разбираться не хотелось.
Пить чифирь не хотелось. Есть не хотелось. Посреди дня, он неожиданно для себя, заснул…
…и сразу пошёл по той же местности, среди глиняных холмов. На этот раз, было чуть светлее. Красновато-светлее. За глиняными холмами поднимались струи чёрных испарений или облаков. Из-за разрушенной стены вышла девушка в жёлтом платье. Указала ему в грудь мизинцем и указательным пальцем. Широко открыла чёрный рот…
…он проснулся с криком и в холодном поту, - на этот раз. С журнального столика на него смотрел волосатый череп. Смеркалось. Лихорадило. Боль, – в мизинец впилось кольцо. Он попытался снять. Не получилось. Смочил слюной. Не получилось. Он бросился к ведру с водой, сунул туда руку. Попытался снять. Не получилось. Попытался разогнуть. Кольцо оказалось неожиданно твёрдым, - не получилось. Схватил нож, попытался разогнуть клинком. Сильно порезал палец. Хлынула кровь. Попытался снять по крови. Не получилось.
Пришлось достать из шкафа бутылку. Полегчало.
Он упал на диван, его рука свесилась, на пол закапала кровь. Он не чувствовал.
…он снова шёл среди глиняных холмов, легко, без мыслей, без чувств, не зная, куда, не зная, зачем, всё его железо осталось за спиной, его стопы не оставляли следов, уходя всё дальше и дальше туда, куда вела его жёлтая дорога.
Чтобы больше уже не вернуться?
