юной королеве на словах, и Катарина поняла, что увидев ее, восемнадцатилетнюю, хрупкую, светловолосую, Рокэ увидел в ее лице свою Эмильенну – ту, в которую некогда был влюблен без памяти, ту, которая не давала ему никакой надежды на взаимность, но и еще не предала так страшно… А еще, она понимала, что ей и самой придется его предавать. И каждый раз делать так, чтобы после очередного ее предательства он выживал, и ненавидел ее за это.
Воспоминания проносятся в голове Катарины за одно мгновение и уходят. В голове не остается мыслей, лишь ощущения – шершавая твердь столешницы под полуголой спиной, прохладный воздух на рывком избавленных от белья бедрах под задираемым вверх подолом, руки, губы, язык Рокэ, которые никак не могут насытиться ее телом… Королева то закрывает глаза, словно в муке, то снова смотрит на любовника, находящегося в плену своей страсти, в ее плену, но не желающего это признать. Как же он прекрасен сейчас… как близок ей. Она не отдаст его никому… Ее аккуратные ноготки царапают сукно столешницы, кончики пальцев пачкаются в разлитых чернилах. Рокэ входит в нее слишком резко, так что ее бедра почти сводит судорогой, и тут же начинает двигаться, не давая привыкнуть к ощущениям… Катарина тихо стонет, зажмуривается так, что в уголках глаз выступают слезинки. Это словно отрезвляет Ворона, и он щадит ее, выбирая более размеренный темп, пока она сама не «запросит... «Еще, еще, еще…» Катарина сама не понимает, остаются ли эти слова в ее сознании, или уже, так скоро, срываются с губ.
Слух туманится, как и зрение, но чьи-то приближающиеся в коридоре шаги она все же слышит. Кто бы это ни был… Кто бы ни вошел сейчас, она все равно будет в выигрыше. Вошедший увидит растерзанную на столе святую и склонившегося над ней посланника самого Леворукого… Да, именно так. Только глаза ее сейчас наверняка слишком сияют, но она их прикроет. Рукой. Вот так…
Однако, руки ее не слушаются, а Ворон и не думает останавливаться, когда в открывшуюся дверь входит хозяин кабинета и оторопело замирает на пороге перед открывшейся картиной. Катарина встречается взглядом со своим верным псом и одновременно шантажистом и мучителем. Ему никогда так не уложить ни одну женщину, ни на стол, ни в постель. Никогда ни у одной не станут так дрожать бедра, напрягаться грудь и сиять глаза под его ласками. Как же он жалок сейчас… Завистлив и жалок. Возможно, он после и отомстит ей за этот торжествующий взгляд, если посмеет, но сейчас, распростертая на размеренно скрипящем и шатающемся столе, смотрящая в лицо Штанцлеру снизу вверх, Катарина чувствует мстительное удовольствие, зная, что крик ее оргазма уже через несколько секунд разнесется по кабинету, вырвется в коридор через открытую дверь, «собьет с ног» ее советника и врага в одном лице.
