Бедный Павел, бедный князь !

Кровь застывала в жилах. Вдруг из-под плаща, закрывавшего рот таинственного спутника, раздался глухой и грустный голос:
  - Павел !
  Я машинально отвечал, подстрекаемый какой-то неведомой силой:
  - Что тебе нужно ?
  - Павел ! - повторил он.
  На этот раз его голос имел сочувственный, но ещё более грустный оттенок. Я не мог сказать ни слова и ждал. Он снова назвал меня по имени, а затем вдруг остановился. Я почувствовал какую-то внутреннюю потребность сделать то же самое.
  - Павел ! Бедный Павел ! Бедный князь !

  Я обратился к Куракину, который также остановился:
  - Слышишь ? - спросил я его.
  - Ничего, государь, решительно ничего. А вы ?

  Что касается меня, то этот грустный голос и до сих пор раздаётся в моих ушах. Я сделал над собой отчаянное усилие и спросил незнакомца, кто он и что ему от меня нужно.
  - Бедный Павел ! Кто я ? Я тот, кто принимает участие в твоей судьбе и кто хочет, чтобы ты особенно не привязывался к этому миру, потому что ты не останешься в нём долго. Живи по законам справедливости, если желаешь умереть спокойно. Бойся укора совести - для благородной души нет более чувствительного наказания.

  Он пошёл снова, глядя на меня всё тем же проницательным взором. И как раньше я остановился, следуя его примеру, так и теперь я почувствовал необходимость пойти за ним. Он перестал говорить и я не чувствовал особенного желания обратиться к нему с речью. Я шёл за ним, потому что теперь он давал направление нашему пути. Это продолжалось ещё более часа, в молчании, и я не могу вспомнить по каким местам мы шли. Куракин и слуги удивлялись.

  - Посмотрите на него, - прервал свой рассказ великий князь, указывая на Куракина, - он не хочет верить ничему этому. Посмотрите, он улыбается, он всё ещё воображает, что всё это мне приснилось.
  - Наконец, - продолжал далее Павел Петрович, - мы подошли к большой площади между мостом через Неву и зданием Сената. Незнакомец прямо пошёл к одному, как бы заранее отмеченному месту этой площади. Я, конечно, последовал за ним и там остановился.
  - Павел, прощай ! Ты меня снова увидишь здесь и ещё в другом месте ( Paul, adieu, tu me reverra ici et ailleurs encore ). При этом его шляпа приподнялась, как будто он прикоснулся к ней, и мне удалось свободно разглядеть его лицо. Я невольно отодвинулся,  когда передо мной предстал орлиный взор, смуглый лоб и строгая улыбка моего прадеда Петра Великого. Ранее, чем я пришёл в себя от удивления и страха, он уже исчез.
  На этом самом месте Императрица возводит монумент, который изображает царя Петра на коне, и скоро он будет удивлением всей Европы. Громадная гранитная скала образует основание этого памятника. Не я указал моей матери на это место, выбранное или, скорее, предугаданное призраком. И я не знаю, как описать чувство, охватившее меня, когда я впервые увидел эту статую.
  Мне страшно, что я боюсь (  j'ai peur d'avoir peur ), что бы там ни говорил князь Куракин, уверяющий, что всё это было не более как сон, виденный мною во время прогулки по улицам. Я сохранил воспоминание о малейшей подробности этого видения и, я по-прежнему утверждаю, что это было видение, и всё связанное с ним представляется мне также ясно, как будто это случилось вчера.
  Я вернулся во дворец измождённый, как после долгого пути, с буквально окаменелым от холода левым боком, и я почувствовал некоторую теплоту лишь несколько часов спустя, хотя тотчас же лёг в постель и укрылся как можно теплее одеялами.
  Надеюсь, что вам понравилась моя история и что я не зря задержал ваше внимание.

  - Знаете ли вы, государь, что эта история значит ? - спросил князь де Линь.
  - Она значит, что я умру в молодых летах ( je mourrai jeune ).
  - Извините, если я не разделяю вашего мнения, - возразил князь де Линь, - она несомненно доказывает две вещи: во-первых, что не следует гулять ночью, когда клонит ко сну, а во-вторых, не следует ходить пешком близко к домовым стенам, промёрзшим в таком климате, как у вас, государь. Другого заключения из этого я не могу вынести. Призрак вашего знаменитого прадеда существовал лишь в вашем воображении, и я не сомневаюсь, что на верхней одежде вашей осталась пыль от домовых стен.

  Далее баронесса фон Оберкирх пишет от своего имени:

  "Этот рассказ произвёл, вы можете быть уверены, сильное впечатление на всех нас. Мало кто слышал его, потому что великий князь никогда не желал придавать ему огласки. Великая княгиня не слыхала его по сей день ( мемуары заканчиваются 1789 годом. - И.Ш. ), он бы перепугал её.
  Удалившись к себе, я подробно записала его, как всегда делала с тем, что находила особенно важным, ограничиваясь относительно предметов меньшей важности одними заметками, которые бы помогали моей памяти".

   Позднее во время дальнейшего путешествия Павел Петрович, по-видимому, сожалел о своём откровенном рассказе и всячески пытался убедить баронессу фон Оберкирх, что всё сказанное им тем вечером было не более, чем выдумка, призванная поддержать страшные рассказы о призраках. Но баронесса была тонкая наблюдательница и её не так-то легко было в чём-то уверить или наоборот - разуверить...
  17 августа того же 1782 года, когда Павел Петрович с супругой гостил в Этюпе близ Монбельяра ( сейчас это на восточной границе Франции ) в резиденции родителей Марии Фёдоровны, им было получено из Петербурга письмо с описанием торжественного открытия  7 августа памятника Петру I в присутствии Императрицы.
  Когда вслух читали это письмо, Павел Петрович приложил палец к губам, подавая этим жестом сигнал баронессе. Она внимательно наблюдала и видела, как великий князь старался улыбаться, хотя мертвенная бледность покрывала его лицо. Это объяснило ей окончательно - шутил или не шутил Павел в тот памятный вечер в Брюсселе.  Хотя она и раньше не сомневалась - так убеждённо рассказывать мог только переживший всё это человек...

  После всего мной описанного я хочу сделать несколько пояснений.
  Прежде всего надо УТОЧНИТЬ время встречи Павла с "призраком Петра I". Информация о том, что подготовка возведения памятника идёт полным ходом - была известна всей Европе, так как слух о доселе невиданной по сложности выемке из грунта и транспортировке ( почти целый год ) Гром-камня для постамента ( вес около 1500 тонн ) разнёсся далеко за пределы России. Гранитный камень был доставлен на Сенатскую площадь 11 октября 1770 года, а значит описываемые выше события с призраком должны были происходить ДО  ЭТОЙ  ДАТЫ, причём, весной.
  Князь Куракин покинул Россию и уехал учиться в Киль ( родина Петра III ) в 1766 году, а затем он путешествовал по Европе вплоть до 1772 года. Великому князю Павлу Петровичу в 1766 году было 12 лет, а значит маловероятно, что он ранее этой даты вместе с Куракиным ( который старше его на 2 года ) уже "жевал или нюхал табак". Если история, рассказанная Павлом  имела место, то тогда получается, что в какую-то из вёсен 1767 - 1770 годов Куракин ненадолго возвращался в Петербург. Но что самое удивительное - сам ФАКТ этой прогулки по ночному Петербургу князем Куракиным НЕ ОТРИЦАЕТСЯ.

   Вот как хотите, так и понимайте всю эту удивительную историю... У меня убедительных объяснений этому нет... Но вполне очевидно, что Павел Петрович временами действительно "жил в другом мире"...

  Здесь ниже ссылка на коллаж из рисунков - как выглядел Гром-камень, когда его нашли в Лахте, и после того как его откопали, а также моменты транспортировки:

http://s018.radikal.ru/i520/1601/d7/447fc2e9a44c.jpg

  Для интересующихся уникальной инженерной операцией по транспортировке Гром-камня в Петербург, приведу ссылку на соответствующую статью ( там текст приведён в современной орфографии, но с сохранением авторской речи той эпохи ):

http://historydoc.edu.ru/catalog.asp?ob_no=14325#_edn