Мститель

16-я Литовская Клайпедская Краснознамённая стрелковая дивизия в конце января 1945 года за отличие при освобождении Клайпеды получила название "Клайпедской". Много отличившихся в боях солдат и офицеров были награждены орденами и медалями. Орденом солдатской славы второй степени был награждён и старший сержант Шлямович Вольф-Хаим Шаевич - командир пулемётного отделения 156-го стрелкового полка. Но полученная награда не особенно радовала сержанта Шлямовича. Последнее время его особенно не тревожили не  чувство голода, которое постоянно сопровождало солдат второй мировой войны, ни промозглые дожди, в сочетании с морозной  январской погодой прибалтийского климата. Его душа была похоронена вместе с его семьёй в Панеряйском  лесу, расположенном на правом берегу реки Нярис в 10 км к юго-западу от Вильнюса. Вольф не спал уже много суток. Потеряв чувство страха, он шёл на врага, совсем не заботясь о собственной безопасности. В минуты лёгкой дремоты между боями, он видел себя сидящим за субботним столом. Его жена Хана, благословляя приход субботы, зажигала свечи, а трое их погодок возились у стола, щекоча, и дразня друг друга. Хана, прикрикивая на деток, раскладывала по тарелкам фаршированную рыбу с красным буряком и крепким  домашним хреном. В голове Вольфа десятки раз прокручивалась эта картина, и в ушах звенел эхом звучный голос его жены, произносившей слова древнего благословления субботы:  "Борух Ато Адой-ной Элой-эйну Мэлэх Оойлом Ашер Кидешону Бэмицвойсов Вэцивону Лэадлик Нэйр Шель Шаббос Койдеш" -  "Благословен Ты, Г-сподь, Б-г наш, Владыка Вселенной, освятивший нас Своими заповедями и повелевший нам зажигать свечу Священной Субботы". Внезапно раздались раскаты взрывов и кананады. Вольф вздрогнул, и лицо его исказила гримаса ненависти. "Опять сволочи не дали побыть с семьёй" - подумал Вольф, и увидев освятившую небо красную ракету, с криком ура, выскочив из окопа, бросился в атаку. Каждое утро, читая молитву "Шма исраэль", он умолял всевышнего воссоединить его с семьёй, однако пули и взрывы не причиняли ему вреда. Он как заговоренный, оставляя каждый день на поле брани своих однополчан - земляков, сам выходил из "мясорубки" без единой царапины. Вот опять привал и рутина по чистке пулемёта, зарядка обойм и сто пятьдесят грамм согревающего душу спирта под кусок чёрного засохшего хлеба.
А тут, когда уже всех разморило, и бойцы начали пригреваться на нехитрых полевых приспособлениях, комбат задумал провести политзанятие. Политзанятие проводилось в подвальном помещении бывшей лютеранской кирхи. Старший сержант Шлямович примостившись в углу, поднял воротник шинели и опустил манжеты ушанки вниз. Сквозь пелену и расплывчатые звуки ощутимые на границе перехода из мира бытия в мир грёз и сна, он услышал слова политрука, капитана Каца. Товарищи! – пропел капитан мелодично, причём мелодия и голос  очень напоминали псалом, который пел в далёком детстве  кантор Пинхос –Лейб в старой синагоге. И вот опять Вольф в своём доме, и Хана снова и снова благословляя приход субботы, зажигает свечи, раскладывая субботнюю трапезу по тарелкам. Детский смех и наставления Ханы. Вольф налив вино в серебряный кубок, благословляет его:  "барУх атА адонАй элоhЭйну мЕлех hа-олЯм, борЭ при гЭфэн" – "Благословен Ты, Г-сподь, Б-г наш, Царь мира, сотворивший плод виноградной лозы". Преподнеся кубок вина к губам, он, не ощущая его аромат, глотает немного жидкости. Как только он проглотил вино, всё вокруг внезапно поменяло свой цвет и форму. Его дом превращается в развалину, куда-то исчезли жена и дети. Он пытается позвать их, но не в силах издать звук голосом. Он пытается кричать, но слова застывают в глотке, он начинает  задыхаться и вновь оказывается на политзанятии. И снова монотонный, канторский голос капитана Каца, возвращает сержанта Шлямовича в мир бытия. Капитан Кац передаёт сводку последних событий на фронтах, не забывая при этом здравицу партии и правительству и лично "великому и гениальному товарищу Сталину"." Остаётся только сказать Аминь" – подумал Вольф, вспомнив конфискованную маленькую семейную пекарню в 1940-м году. Тогда, на их счастье, репрессии частично  прошли семью Вольфа стороной. Хотя, кто его знает, были бы репрессированы, отправлены в Сибирь, может быть жена и дети, остались бы живы. Внезапно, к Вольфу обратился его однополчанин, сильно заикающийся после контузии бывший моэль (обрезающий на 8-й день младенцев) и резник (кошерно убивающий птицу и домашних животных, кошерных в употреблении для пищи)  Пинхас Абрамавичюс из Вильны. Послушай Вольф, у меня есть к тебе предложение, от которого ты вряд ли сможешь отказаться, сказал шёпотом Пинхас. Что может предложить бывший резник своему земляку еврею здесь в Клайпеде, на вражеской земле, когда душа не гаснувшим огнём разрывается от утраты? Я предлагаю тебе отомстить за наши семьи, за наших ни в чём, не повинных детей. Ведь сказано в Торе – "Око за око и зуб за зуб"! Я это стараюсь делать каждый день в бою, ответил Вольф. "Что ещё можно к этому добавить"? - недоумённо спросил он. А вот что – прищурившись, ответил бывший резник. Мы пойдём в семьи бывших эсэсовцев и уничтожим их также как они уничтожили наших жён и детей. "Ну и что это нам даст? " - подумав, спросил Вольф. “Это сразу вернёт нам наши семьи? " Нет, сжимая зубы, сказал Пинхас, это хотя бы даст нам немного надежды, что мы смогли за них отомстить. На следующий день в 14 часов, перейдя в наступление, 156-й и 249-й полки продвинулись на четыре километра. 156-й полк вел тяжелый бой за высоту на берегу реки Дана, с которой противник вёл обстрел шоссе Клайпеда — Кретинга. Поскольку атака в лоб в 18.00 оказалась неудачной, 249-й полк вышел в тыл противника. Обходной маневр совершила рота 156-го полка, которая атаковала высоту с тыла. Немцы начали отходить. Город после боёв и отхода немецких войск горел, взрывались одно за другим заминированные здания. В чудом уцелевшем кинотеатре бойцы, включив трофейную технику, принялись просматривать трофейные немецкие плёнки. На одной из плёнок бравые эсэсовцы красовались рядом с висельницей, на которой болтались тела троих детей и женщины, на шеях которых висели таблички с шестиконечными звёздами. Рядом с ними на висельнице болталось тело крестьянина, на котором, также была подвешена табличка с надписью: "Так будет с каждым укрывающим евреев". Просматривая другие плёнки, они нарвались на кадры казни людей у рва. Местные полицаи стреляли детям прямо в затылок. Во время просмотра, к Вольфу подсел Пинхас и с хитрой усмешкой спросил: "Ну что, тебе и этого не достаточно, или ты полагаешь, что с нашими они были нежнее?  "Пинхас достал из вещмешка фляжку, отхлебнул из неё, скривился и протянул её Вольфу. Вольф тоже сделал глоток и сказал, хорошо я пойду с тобой. После взятия города особисты, с  помощью армии, занимались отловом спрятавшихся немецких офицеров и эсэсовцев. Эта участь не обошла и 156-й стрелковый полк. В один из дней Пинхас запыхавшись, вбежал в подвал полуразрушенного здания, в котором дислоцировалось подразделение старшего сержанта Шлямовича. Послушай Вольф, кажется, рыба клюнула, сказал он, закуривая трофейную немецкую сигарету. Сегодня наши ребята отловили важную птицу, а именно Герберта Бёттчера – бригаденфюрера СС, начальника полиции. Он является одним из главных организаторов карательных операций массовых убийств еврейского населения в восточной части Литвы. У него как раз семья с тремя детьми и старуха мать. Не плохо бы нам успеть навестить их, пока их не навестило НКВД. Я предлагаю сделать это как можно быстрее. Если ничего не поменяется, то сегодня вечером. Когда стемнело, сообщники незаметно вышли из места дислокации и пошли в сторону вил. Зайдя в богатый квартал, в котором проживало местная немецкая знать, перед сообщниками предстали почти не тронутые войной вилы, величественным строем горделиво возвышающиеся над морем крови и беды. Дом номер 15 находился внутри лесной зоны, не обнесённый забором, среди сосен и елей, покрытых слоем промёрзшего снега.  Пинхас остался снаружи и залёг в овраг за деревом с широкой кроной. Подойдя к входной двери, Вольф несколько раз ударил прикладом по резной деревянной двери. С другой стороны двери послышались шаркающие шаги. "Кто там"? - на немецком языке, с прусским акцентом спросил старческий женский голос. Этот голос напомнил Вольфу голос его учительницы немецкого из шестой вильнюсской еврейской гимназии. Откройте дверь, вам послание, на таком же чисто немецком ответил Вольф. Дверь открыли, и Вольф проскочил сквозь дверной проём и узкий коридор в просторную, хорошо натопленную залу. В зале горел камин, в убранстве скульптур и каменных узоров. В центре зала, за столом, сидели трое детей, а за ними в строгом платье и белом переднике стояла их мать. Осмотрев с ног до головы сержанта Шлямовича, хозяйка дома с нескрываемой ненавистью в лице спросила: "Что вам угодно?" Этот вопрос с интонацией подчёркнутого высокомерия, ещё сильнее распалил кипящий огонь, в его больной душе. Он ещё раз посмотрел на детей. Они были одеты в чопорно - глаженые костюмчики. Одинаковые стрижки у девочек, и одинаковый светло - русый цвет их волос, а также смотрящие на него со страхом их серые глаза, напомнили Вольфу, что и у его детей были одинакового цвета, как моль, чёрные вьющиеся волосы и коричневые глазки. Он посмотрел опять на хозяйку дома, прямо ей в глаза. На него смотрели, не моргая два серых глаза, напоминающие взгляд пойманой в сети рыбы, но ещё живой. "Что вам угодно?" – спросила хозяйка дома вторично. Я пришёл в ваш дом мадам, чтобы посмотреть в глаза вам и вашим детям, а в целом на семью человека, лишившего меня моей семьи и моих троих детей, только за то, что они родились евреями. Так вы пришли с оружием в наш дом, чтобы отомстить за свою погибшую семью? Ну, так вот, мы все перед вами! Так не будем  тянуть время. Она обняла своих детей, прижав их к груди, вытянула вперёд шею и закрыла глаза. Стреляй же еврей, прошипела она, и будь проклят ты и весь род твой! Вольф подошёл к столу, отодвинул резной деревяный стул и тяжело сел на него. Он опять взглянул в глаза детей. Торчащие скулы, и круги под глазами говорили о том, что семья голодала. Вот в этом вы и отлечайтесь от нас, сказал Вольф, образованные, оккуратные, культурные, интеллигентные, но обсолютно бездушные, кровожадные животные, которые, к сожалению, называются людьми. Ладно, что зря болтать, открой нацистачка свои безцветные глазки, да неси-ка сюда чистую посуду, совсем темно на улице, время ужинать и укладывать детей. Ну что уставились – schnell zu arbeiten! - Быстро за работу! ( нем.) – проревел Вольф, выставив вперёд дуло автомата. Две немки стояли как вкопаные и, не издав не звука, вдруг как загипнотизированные направились в сторону кухни. Через минуту они раскладывали по столу блестящие и скрипучую от чистоты посуду и столовые приборы. Вольф раскрыл вещмешок, и высыпал на стол банку с тушонкой, банку паштета, кусок маргарина и буханку хлеба. В это время продрогший на снежном сугробе Пинхас, выцеживал последние капли спирта из фляги.