В толпе родителей у школьной линейки первого сентября он выглядел странно. Синяя одежда его выделялась яркостью и оригинальностью пошива. Бесчисленные карманы, ремни, замки и замочки… Будто униформа человека некой экзотической профессии. Казалось, не хватало ещё погон, эполет и аксельбантов. Но более того выделяла молодого человека среди людей его причёска. Сверху головы у парня было нечто наподобие петушиного гребня. А вниз от «гребешка» по бокам остриженной головы нисходили замысловатые ряды. Мало того, впереди на гребне волос красовался искусственный пучок седины, похожий на заячий хвост.
- Боря, - заговорщицки вдруг потянула меня за руку жена, - а ведь этот парень – Олежек. Помнишь, Олежка из восемнадцатого дома, где мы раньше жили?
- Да перестань ты, - перебил я жену, - какой Олежек?! Помню я того подростка. Одна улыбка его чего стоила! Улыбнется, бывало – жить хочется. Нет, не Олежек. Петух нахохленный – вот он кто!
Но Тамара не дослушала меня. Через минуту она уже приблизилась к парню и неторопливо прошлась вблизи него. А вскоре я услышал оклик молодого человека.
- Тамара Николаевна, это вы?! Какая встреча! А вот и Борис Николаевич!
Молодой человек пожал мне руку и улыбнулся. Сомненья от его улыбки развеялись. Конечно, это был Олежек.
- Очень рад вас видеть, тётя Тамара, дядя Боря. А я дочку привёл в первый класс.
- Уже дочка в школу пошла! – от удивления Тамара всплеснула руками.
- Вот бежит время! – поразился и я. – Родители как поживают? Жена?
- Родители – нормально, - ответил Олежек. - А жена ушла.
- Как ушла?! – в один голос изумились мы.
- Давно уж. Настю оставила и ушла.
С этими словами Олег открыто улыбнулся. В этой его широкой улыбке было смущение, и виноватость, что не сохранил семью, было в ней бессилие, чего-либо изменить в своей жизни, и безнадежность решиться на некий серьёзный шаг. Будто из самой груди Олега сквозило невыразимое отчаяние его души.
Мы не стали изводить любопытством эту уставшую душу. Попрощались и тихо пошли по осенней аллее к дому. Под ногами шуршали первые опавшие листья. Наверно каждый из нас думал о своём.
- Надо же! – наконец заговорила Тамара. - Оставила ребёнка и ушла от мужа.
- И какая только кошка пробежала между ними?! – отозвался я.
Потрясённые жизнью бывшего соседа, мы оба думали о нём - об Олежке.
- И вот модничает теперь, - продолжал я, - гребешок, замочки, карманчики…
- А как же?! – рассудила жена. – Мужчина он молодой, внимания хочется…
- А по мне, Тамара, не стоит «петушиться» ни мужчине, ни женщине, когда есть замечательная улыбка. Зачем краситься, протыкать себе ноздри и брови, если есть очаровательная улыбка. Да улыбнись ты лучше, человек, во всю свою широченную душу.
- Да, Боря, пожалуй, ты прав, нет ничего на свете красивее улыбки, - согласилась Тамара и как-то по-особому (она всегда по-разному) улыбнулась мне. Из глубины своей души, что ли, в мою душу улыбнулась.
Я ещё крепче сжал её руку.
