А ещё эта сомнительная победа, что никак не возвысила его в моих глазах. Но Муську надо было нести к ветеринару удалять опухоль.
А Лариса, Юра и Костя пришли. Начиналось всё мирно, а потом, как в плохом кино: "узкое горлышко", сидячая забастовка, давка, прорыв цепочки, взбесившиеся омоновцы, врывающиеся в толпу и машущие дубинками направо и налево.
Один из стражей порядка схватил за горло незнакомую девушку. Юра не смог остаться безучастным - кинулся ей на помощь...
"Участие в массовых беспорядках", "Применение насилия к представителю власти" - такие статьи пришили моему будущему дяде и семерым его товарищам по несчастью - таким же смелым и неравнодушным.
Так Лариса стала "белой вдовой", не успев и замуж выйти. Полгода, пока Юра находился в СИЗО, к нему не пускали даже родителей, что уж говорить о невесте. О том, что Лариса согласна стать его женой, он услышал на судебном слушании. Мы все были тому свидетелями.
- Поздравляем! Поздравляем! - слышалось отовсюду, когда Лариса выходила из ворот следственного изолятора.
На пальце её руки в лучах солнца блестело обручальное кольцо. Пожатия рук, дружеские, почти родственные объятия, поцелуи в щёки - казалось, все мы, пришедшие, стали друг другу родными, а бракосочетание Юры и Ларисы - нашей общей семейной радостью.
В этот момент подошла и Зинаида Павловна - жена Юриного подельника Антона Александровича.
- Прости, Ларисочка, не смогла прийти раньше. Поздравляю вас!
Позже Лариса призналась, что не представляла, как закончится этот день. Церемония с надеванием колец, речи дамы из ЗАГСа, которую слушали вполуха, и пятнадцать минут наедине с любимым...
Они пролетели как один миг. Что же делать дальше? Гулять и развлекаться, как советовал Юра? Ехать домой? Ничего этого Ларисе не хотелось.
- Легла бы у дверей СИЗО - и лежала бы, пока Юру не выпустят. Но когда я вышла, и столько людей стало нас поздравлять, мне и умирать расхотелось.
- Умирать? - заметила я строго. - Это ты брось! Ты Юре живая нужна. А пойдём и вправду погуляем.
- Вот именно, Ларис, - поддержала меня мама. - Всё-таки не каждый день замуж выходим.
- К тому же, - добавил папа, - теперь ты Юре жена, а значит, вы хоть видеться будете.
Мы пошли в парк. Случайно так совпало, что там как раз проходил какой-то конкурс. На открытой площадке собралась толпа народа. В центре на помосте пели и танцевали участники: отдельные исполнители и авторские коллективы. Конечно, едва ли кто из них знал про свадьбу Юры и Ларисы, но мне страшно нравилось представлять, что эти песни и пляски только для новобрачных. Ещё мне нравилось, взяв Ларису за руку, представлять вместе с ней, что Юра у себя в камере всё это видит и слышит.
После концерта мы посидели в кафе. Пока что в узком семейном кругу, а когда Юра выйдет из тюрьмы, будет свадьба настоящая - с песнями и плясками. По крайней мере, дядя обещал: потанцуем. Слово офицера!
Вечером, когда мы разошлись по домам, я записала в тетрадку ещё одну песенку. А вернее, припев, как запомнила. На концерте, когда все девушки подпевали - каждая про своего возлюбленного - я страстно желала, чтобы Костя оказался рядом и услышал, как я пою:
"Ты, ты, ты посмотришь в глаза мне;
Только ты, ты, ты очнёшься под крики: "Горько!".
Чем тебя приворожила, милый - это мой секрет!
Ты, ты, ты на свете один мне нужен.
Ты, ты, ты навеки мне станешь мужем.
Знаю, будем вместе с тобой, любимый, много-много лет!".
Мечта... Но как хочется, чтобы она стала явью!
После ареста Юры Лариса с головой ушла в работу. Свадьба в этом плане ничего не изменила. Когда у неё выпадала свободная минутка, я по возможности старалась не оставлять её одну. То уговорю выбраться на выставку картин, мишек, кукол, ручных вышивок, то возьму билеты в театр, то намекну, что неплохо бы провести выходные в другом городе полюбоваться местными достопримечательностями. Иногда к нам присоединялась и Зинаида Павловна. Я понимала, что обе женщины испытывали некое чувство вины перед своими мужьями - за то, что пока те сидят в местах не столь отдалённых, позволяют себе развлекаться. Но так надо! Письма в тюрьму должны быть оптимистичными, полными свежих впечатлений. Чтобы Адмирал знал, что Королева, хоть и скучает по нему, но живёт. Только так!
Само собой разумеется, мы посещали акции в поддержку политических узников: пикеты у метро с плакатами, благотворительные концерты, аукционы. Те люди, что приходили, за это время сделались для нас почти родными. Дяди, тёти, троюродные братья и сёстры. Тот, кому в беде протягивали руку, наверное, нас поймёт.
В институте к тому, что я родственница политзаключённого, отнеслись с сочувствием. Были, конечно, и те, кто считали, что я должна стыдиться такого родства. Но я никогда этого не стыдилась. И даже не будь Лариса моей тётей, а Юра - моим дядей, я бы на эти акции всё равно приходила. Хотя бы потому, что нередко видела там Костю.
Писать письма тем, кто не по своей воле оказались в изоляции от родных и знакомых, мне тоже нравилось. Какие-то письма я писала на пару с Ларисой, какие-то - сама. Кстати, Юрины подельники оказались весьма интересными людьми. Возможно, общаясь с ними, я пыталась найти спасение от страха, что меня саму могут арестовать как члена семьи. Но как бы там ни было, я обожала рассказывать им интересные истории и читать, что они рассказывают мне в своих письмах.
Посылки-передачки для Юры мы готовили всей семьёй. Приезжать к нему в колонию оказалось не так просто. Его родители и жена, конечно, ездили, передавали приветы.
В остальное время - бытовая повседневность: учёба, работа, дача, уборки-готовки, мелкие неприятности в виде протекающего крана или сломавшейся мультиварки.
Маме сорок лет исполняется. Надо думать, что дарить. Хотелось бы чего-то необычного... Решение пришло на выставке не Тишинке. Прогуливаясь с Ларисой между стендами с заготовками для росписей и декупажа, мы плавно перешли к столикам для мастер-классов, где клеили, расписывали, валяли, шили.
- Не хочешь сама что-нибудь сделать? - предложила Лариса.
- Даже не знаю, - растерялась я.
Ни шить, ни вязать я не умела. В декупаже разбиралась как свинья в апельсинах, а как клеить мозаику - даже не представляла.
- А давай прямо сейчас сделаем для мамы подарок. Неинтересно будет на юбилей что-нибудь купить и не париться. А так будет и необычно, и главное - то, чего прежде никогда не делали.
Уговорила, как всегда. Мозаика показалась мне наиболее простым вариантом, поэтому я выбрала её. Несколько часов подряд я выкладывала стеклянную вазу фиолетовыми и сиреневыми "плитками", перемежая их белыми полупрозрачными, чтобы получалось нежнее. В процессе вспоминалась мамина любимая песня про сиреневый туман. Может, оттого мне и пришла на ум такая гамма. К тому же, в такой вазе будут хорошо смотреться её любимые жёлтые хризантемы...
Но оказалось, с хризантемами меня опередили. Лариса с гордостью демонстрировала мне шкатулку из дерева, где по бокам и на крышке красовались эти яркие цветы. Оказывается, декупаж - это тоже круто!
- Осталось только купить чай - и подарок готов.
В том, что Лариса купит зелёный с жасмином, я не сомневалась. Это мамин любимый.
Когда мы, довольные, что решили вопрос с подарками, возвращались домой, неожиданно встретили Нату. Она и какая-то незнакомая девушка, вцепившись друг другу в волосы, истошно визжали:
- Отстань от него, чувырла! Глеб мой!
- Сама чувырла! Он мой! Мой! Подойдёшь к нему - глаза выцарапаю!
Сколько раз, рыдая ночами в подушку, я с мстительной радостью представляла Натку брошенной, униженной! Как страстно желала, чтобы какая-нибудь "красивая и смелая" перешла ей дорогу! Но теперь, когда у моей бывшей подруги появилась соперница (кстати говоря, не такая уж и красивая), злорадства отчего-то не было. Мне было абсолютно всё равно, уйдёт ли Глеб к этой незнакомке, сказав Нате на прощание, что она страшилка, или приползёт к ней на коленях просить прощения, клятвенно заверяя, что эта девушка ничего для него не значит. Да пусть хоть гарем устраивают - мне без разницы!
Хорошо бы Костя увидел, как я вазу выложила! После маминого дня рождения сфотографирую и отправлю в сеть.
Наверное, Господь меня испытывал, дав увидеть сцену делёжки Глеба. И после того, как я не испытала злобной радости, вознаградил всю нашу семью радостью истинной.
Она случилась накануне маминого дня рождения. До этого Юра подавал на условно-досрочное, но получил отказ. Ясное дело, не для того наши органы правосудия потратили столько труда, искажая факты и подтасовывая улики, чтобы так скоро выпустить. Через полгода подал ещё. Не отказали.
Лариса на радостях разве что до потолка не прыгала, а вместе с ней - и я, и родители. Только со стороны Юры отчего-то не было особой радости. Ну погоди, негодник! Выйдешь - скажу всё, что о тебе думаю, дядюшка!
Мамин юбилей мы, к сожалению, праздновали без Юры - его должны были выпустить только через день. Но каждый знал - несчастья позади.
Кстати, наши подарки маме очень понравились. Она поставила их на самое видное место, явно гордясь тем, что у дочери и сестры золотые руки.
Весь следующий день я торопила время, желая, чтобы поскорее наступило завтра. Ночью уснула только часам к четырём. А утром чуть свет отправились всей семьёй в Тулу.
Много раз я представляла себе, как мы встречаем Юру, и почти всегда в моих фантазиях мы прыгали от счастья. Особенно Лариса. На деле же вышло несколько по-другому.
Вот Юра медленно (а не бегом, как я себе представляла) выходит из ворот колонии навстречу тем, кто так ждали его возвращения. Навстречу Ларисе. Та устремляется к нему...
Были ли эти двое когда-нибудь в своей жизни так же счастливы, как в тот момент, когда они, слившись в объятиях, без стеснения признавались друг другу в любви? Слёзы, разлука, перемежавшаяся короткими встречами, судебный и бюрократический ад, которому, казалось, не будет конца - всё это осталось в прошлом.
Мне страстно хотелось обнять всех, кто в трудное время были рядом, кто, не опасаясь за свою репутацию, делили с нашей семьёй горести, а теперь пришли разделить и радости. Недолго думая, я кинулась в объятия тому, кто стоял справа...
Костя! Это он! Мама родная! Что мне теперь делать? Что делать?
Прежде чем я, красная, как рак, успела открыть рот, пролепетать что-то в своё оправдание, Костя обнял меня в ответ:
- Поздравляю, Полин! Я так рад за вас!
Потом мы все обнимали Юру, поздравляя с освобождением, Ларису, поздравляя с возвращением мужа. И обещали Зинаиде Павловне, что обязательно приедем разделить её радость, когда оная случится. Пока же мы ещё до конца не верили в свою собственную. Вдруг это всего лишь прекрасный сон? А проснёмся - и окажется, что всё по-прежнему.
Лишь когда автомобиль уносился в сторону Москвы, оставляя далеко позади город, который я уже никогда, наверное, не смогу полюбить (прости меня, Тула!), я поверила, наконец, в реальность происходящего. Мы ехали к Ларисе - отметить всей семьёй возвращение моего дяди! Конечно, отметка о судимости создаст немало трудностей ему, и всей семье. Но сегодня - только праздник!
Много раз я слышала словосочетание "слово офицера" и ни разу - "слово офицерской жены".
