Где-то в центре европейской части России; вскоре после завтрака
Чичиков ехал в карете с поднятым задом.
Нет-нет, это не небрежность автора, фраза верна в обоих смыслах, ибо карета была бричкою, зад коей мог опускаться и подниматься; зад же самого Павла Ивановича и в самом деле задран был кверху да так, что временами высовывался в дверное окошко; в то время как голова находилась внизу, у самого пола, пытаясь при помощи глаз обнаружить невесть куда закатившийся целковый.
Целковый вскоре был разыскан, и обе названные части тела вернулись в исходное положение.
И как нельзя кстати, потому как в этот момент Чичиков увидел верстах в двух какой-то небольшой городишко, к которому вело ответвление от основной дороги.
- Сворачивай, Селифан! – крикнул он кучеру, высунув на сей раз в окошко голову, для которой, к слову говоря, это окошко и предназначено.
Селифан свернул послушно, но неохотно и тут же принялся бурчать лошадям и сидевшему рядом лакею Петрушке что-то весьма нелестное о господах, которые и сами не знают, чего им надобно: ещё утром было сказано, мол, едем домой, и он, Селифан, уже размечтался было, как наконец-то снова увидит свою возлюбленную Акульку, а теперь вот на-поди…
Здесь следует заметить, что в тот момент, когда Чичиков велел Селифану поворачивать, раздался какой-то странный звук, весьма похожий на довольное гмыканье; словно кто-то хотел расхохотаться, но не стал, а только лишь гмыкнул. Такой звук обыкновенно издаёт человек, который наперёд знал, что всё именно так и случится.
Павел Иванович очень этим озадачился: звук явно донёсся не оттуда, где сидели Селифан с Петрушкой, а как бы вообще отовсюду, со всех сторон. Ничего подобного ему до сих пор слышать не доводилось.
Двумя верстами левее, время то же
Антон Антонович Сквозник-Дмухановский очень уважал ревизоров – настоящих ревизоров, разумеется. Нет, конечно же, он с должной почтительностью относился и к губернатору, и к председателю палаты, и к прокурору, но Ревизор был для него существом высшим и во всех отношениях неприкасаемым. На этой волне внезапно возникшего обожания даже случай с заезжим щелкопёришкой не казался ему чем-то досадным – надо же было так опростоволоситься! – а расценивался отныне чисто юмористически.
Городничий усмехнулся, вспомнив, как до икоты, до судорог напугало его сообщение жандарма:
- Приехавший по именному повелению из Петербурга чиновник требует вас сей же час к себе. Он остановился в гостинице.
На этом мысли Антона Антоновича не прервались, а он стал вспоминать дальнейшее, ибо это было очень приятно. Он лишь поднялся со стула и вытянулся во фрунт, поскольку вспоминать о ревизоре сидя городничий почитал кощунственным.
«Ха-ха-ха, - подумал Антон Антонович, - ведь я прибыл в гостиницу, трепеща, как осиновый листок, и мысленно с кандалами на руках и ногах и даже с каким-то дурацким ядром, которое волочится по полу с отвратительным скрипом!»
А что получилось?
Чиновник первым делом предъявил все необходимые бумаги, а затем без всяких предисловий озвучил сумму, по получении которой предписанная ему ревизия будет считаться завершённой успешно и без особых замечаний; а получив оную, далее задерживаться в городе не стал, а вечером же и отбыл, сославшись на чрезмерную занятость в виде большого числа ревизий, кои ему ещё надлежит провести.
Словом, можно было бы поставить во всей этой истории жирную счастливую точку – ан нет, не получалось. Новые события весьма насторожили городничего и внесли смятение в его душу, совсем было успокоившуюся после счастливой развязки.
Сразу же после отъезда ревизора в город стали прибывать люди, которые тут же обустраивались, и уже на следующий день казалось, что они живут здесь с незапамятных времён.
Первым прибыл украинский парубок очень крепкого вида и со стрижкой под горшок. Он, не торгуясь, купил обувную мастерскую Шлемензона, и уже к вечеру на ней красовалась новая вывеска: «Кузнец Вакула. Пошив черевичек, какие сама царица носит».
Не успел городничий поудивляться странной специализации кузнеца, как на этой же улице через два дома появилась не менее странная вывеска: «Детективная контора пасечника Рудого Панько. Розыск пропавших грамот и другой документации».
И пошло! «Хома Брут & Вий. Увеселительные зрелища в церкви», «Несравненная Солоха. Упаковка живого товара в мешки. Самовынос», «Майор Ковалёв. Регенерация утраченных органов. Оставлю всех с носом!» и другие не менее экзотичные.
Больше всего, однако, напугала городничего вывеска, появившаяся недалеко от его дома (но на той же самой улице! Здесь явно прослеживалась какая-то закономерность!). Хотя на ней было написано «А.Я. Чёрт. Ночные чартерные рейсы до Петербурга. В полнолуния не работаем!», перед домом не было никакого транспортного средства. Наиболее любопытные из соседей утверждали, что по ночам из трубы дома что-то вылетало и с немыслимой скоростью устремлялось на северо-запад, но что это такое, рассмотреть не удавалось.
Можно было бы не обращать на всё это внимания: мало ли чем промышляют люди! – но большой жизненный опыт подсказывал Антону Антоновичу, что это не конец истории, а лишь её начало, и основные события впереди.
Поэтому как должное он воспринял новое сообщение жандарма о том, что в городе ещё один приезжий и что погребальная контора Романиди сменила хозяина, а с ней и вывеску: «П.И. Чичиков. Розничная и оптовая закупка мёртвых душ».
Городничий с мрачным удовлетворением подумал, что наконец-то хоть один из приезжих совершает действо, законом наказуемое, а значит, есть повод явиться к нему и потребовать объяснений по поводу столь странной коммерции. А там, глядишь, и с остальными прояснится.
Улица Миргородская, ближе к обеду
Павел Иванович был очень озадачен. Даже самому себе не мог объяснить, с какой это стати он вдруг свернул с дороги, приехал в этот город, а потом ещё открыл в нём контору. Он мог бы поклясться, что все эти действия совершал не по собственной воле, а словно кто-то неведомый, забравшийся внутрь самого Чичикова, диктовал ему, что тот отныне должен делать.
Оставалось только повиноваться, потому как Павел Иванович смог убедиться, что он – всего лишь один из персонажей сценария, написанного неизвестным автором, и сценарий этот расписан скрупулёзно и чётко, и эпизоды в нём сцепляются подобно зубьям шестерёнки, вертятся сами и крутят другие зубья.
Ибо не успели ещё Селифан с Петрушкой как следует приладить вывеску, как уже заявился первый посетитель. Каким образом он мог бы узнать, чем здесь будет заниматься Павел Иванович, если всё это не было заранее спланировано?
Посетитель был ве-е-сьма и весьма странным. Несмотря на то, что на улице стояла порядочная жара, был он в тулупе и зимних рукавицах, ноги обуты в валенки, на голове мало что шапка с опущенными ушами, так ещё и нос закутан шарфом. Словом, если что и можно было рассмотреть из его внешности, так это только глаза: колючие, недобрые, но временами, однако, мелькало в них какое-то даже веселье. Вдобавок ко всему незнакомец имел на спине довольно различимый горб.
Но Павел Иванович если и был изумлён внешностью незнакомца, никак наружно этого не показал, а отнёсся с совершенным радушием, как и следует относиться к тому, к кому имеешь торговый интерес.
- Слушаю вас, милостивый государь! – елейно расплылся Чичиков. – Имеете что предложить? В каком, позвольте узнать, количестве? И какова будет ваша цена?
- Пятьдесят тысяч рублей золотом, - гнусавым голосом сказал незнакомец. - Или даже нет: двести тысяч.
- Двести тысяч? – изумился Павел Иванович. – Это сколько же мёртвых душ вы мне собираетесь предложить? Я даже, откровенно говоря, такого количества и представить-то не могу!
- Вздор, вздор! – затопал ногами посетитель, и даже горб у него странным образом зашевелился. – Всё вздор! Я, разумеется, хочу не продать, а купить! Купить оптом все имеющиеся у вас души!
Чичиков крепко задумался. Впервые за всё время предприятия встретил он конкурента по бизнесу. Причём, конкурента, по-видимому, более осведомлённого в ценах и возможностях рынка. Значит, прежде всего, следует всё разузнать.
- Гм, - сказал он, наконец, - тут, знаете ли, нужно некоторое время… Мне просто необходимо всё обдумать самым серьёзнейшим образом.
- Ай, ну ладно! Давайте тогда начистоту! – воскликнул незнакомец.
Он решительно сорвал с головы шапку и хлопнул ею об пол. Павел Иванович с изумлением увидел на голове своего гостя острые торчащие уши и небольшие рожки. Отправившийся вслед за шапкой шарф явил Чичикову нос пятачком, а отшвырнутый в сторону тулуп открыл волосатое туловище и довольно длинный хвост. Хвост, а вовсе не горб, как подумалось вначале. Словом, избавившись от одежды, явился Павлу Ивановичу не какой-то странный и загадочный незнакомец, а самый что ни на есть обыкновеннейший и банальный чёрт, каковыми черти обычно всегда и бывают.
- Ну что, - спросил преобразившийся нечистый, - поняли теперь, что никакой я вам не конкурент, а даже наоборот: мы можем стать компаньонами! Продайте мне эту партию – и отправляйтесь за следующей, а я уж ценой вас не обижу! Ну же, решайтесь! Тут дел-то: вы мне – все необходимые бумаги и купчие, я вам – двести… нет, триста тысяч рублей. Но имейте в виду, - добавил он, внезапно успокоившись, - это крайняя цена!
Но Павел Иванович был смущён и очень растерян. Одно дело, объегорить опекунский совет, и совсем другое – вступить в сделку с самим Дьяволом (чёрт-то, понятное дело, всего лишь посредник между Главным и им,
