После ночи всегда наступает рассвет. Глава 22 (часть 1)

проскочить через перекрёсток, когда мелькнул на светофоре жёлтый цвет, сменившийся на красный.  Слева от Глеба остановился «FORD», на пассажирском сидении которого гордо восседал красавец английский бульдог, выставивший морду в открытое окно, а справа, чуть скрипнув тормозами «КАМАЗ». Терпеливо ожидая зелёный свет, Глеб спокойно рассматривал пешеходов.

Мимо машин по «зебре» к противоположной стороне улицы прошла группа бритоголовых молодых людей. У двоих их них на плечах были вытатуированы свастики.
«Наци», -  безэмоционально промелькнула мысль.
В ожидании кого-то они остановились на углу перекрёстка рядом с аптекой, из которой вышел старик, одетый в поношенный костюм. На лацкане пиджака был прикреплён орден «Красной звезды». Молодчики, увидев ветерана, сказали ему что-то оскорбительное. Старый воин, не стерпев обиду, угрожающе махнул в их сторону своей клюкой. Назревала ссора. Вдруг один из наглецов сорвал орден, бросил его на асфальт и наступил на него ногой, но через мгновение получил по лбу дедовой палкой. Дружок обиженного ударил старого бойца, но ветеран оказался на удивление стойким. У него хватило сил дать отпор, но и другие подельники аника-воина решили продемонстрировать свою молодецкую удаль и бесстрашие, выступив все против одного.

Глеб от возмущения и негодования скрипнул зубами: «Подонки!» Сзади прозвучал нетерпеливый сигнал клаксона: светофор показывал зелёный цвет. Глеб, помедлив, тронулся с места, но в последний момент увидел, как двое проходивших мимо мальчишек заступились за старика; как выскочили из притормозивших машин несколько мужчин, ставших свидетелями произвола.

- Фашисты! Гитлеровцы! Этих сволочей без суда и следствия нужно ставить к стенке!  - ругался всю дорогу Глеб. – Давить их надо, как поганых клопов. Повылезли их всех щелей. Одно своими бестолковками не понимают, что родились они и живут благодаря вот этим ветеранам.

Он с трудом смог восстановить душевное равновесие только тогда, когда подъехал к поместью. Илюша поджидал отца у дома со стороны улицы и, заглядывая ему в глаза, нерешительно поинтересовался:
- Папа, а ты меч сегодня сделаешь?
Глеб взял сына на руки:
- Меч – оружие серьёзное. За один вечер мне не управиться. Но начать – начнём.

                                                              _
После семейного ужина на летней кухне, мужчины спустились в полуподвальную столярку. Глеб, порывшись в отходах пиломатериала, отыскал недлинный брусок.
- Вот его-то мы и используем! – и посмотрев на сына, добавил. – Для защиты малой родины.
Матвей сильнее распахнул окна каморки:
- С обеда парит, не иначе гроза будет. Ты, Глебушка, чего сегодня сам не свой? В фирме что-то не ладится?

- В «Утре» всё в порядке. Расстроился я. Видел, как бритоголовые сопляки старика-ветерана унизили, орден сорвали, да в асфальт втоптали, а защитить его я не смог.
- Неужели около него никого рядом не оказалось?
- Заступились за старика два парня – ровесники этих негодяев, потом мужики на подмогу подоспели.

Возмущённый Матвей с удовлетворением проговорил:
- Слава Богу! А то этот молодняк без царя в голове не ведает, что творит.
Глеб прикинул длину меча будущего витязя и отпилил лишнее. Илья, не прерывая, вслушивался разговоры и смотрел на волшебное превращение палки в клинок грозного оружия.

- Хороший у нас народ, - помолчав, продолжил дед. – Истинных великорусов больше, чем проходимцев. Только великорусы не выпячивают своё благородство, скромничают, а всякие прохиндеи заявляют о себе во всё горло, да и зло, чтобы выжить, вынуждено объединяться.  Поэтому их лучше и видно. Как бы кое-кто не старался выкорчевать, выжечь или просто уничтожить заложенные на генном уровне нашими пращурами законы мироздания в своих потомках, ничего у них не выйдет.  Русский дух неистребим, и он будет сохранён в душах русичей навсегда!

- Это ты к чему? – спросил Глеб.
- А к тому, что определённые круги из кожи лезут вон, чтобы сломить и поставить русскую нацию на колени.  А для этого они извращают историю народа. Ты это знаешь. Они пытаются перебить наши корни!
- Говори яснее. А то ты только воду льёшь, – молодой хозяин выжидательно смотрел на Матвея.

- Хорошо. Буду говорить конкретнее, – разволновавшийся после рассказа дед перестал метаться из угла в угол и остановился посередине столярки. – Вот ты сейчас рассказал о бритоголовых. А что они проповедают? Фашизм. Свастики везде, где могут рисуют да приветствуют друг друга, вскидывая вверх руки. Но ты пойми, Глеб, фашизм был только в Испании и Италии, а в Германии в тридцатые-сороковые годы была национал-социалистическая партия.  У фашизма никогда не было свастик. А в провозглашённом Гитлером третьем рейхе свастика была принята как партийный и государственный символ.  Вот и делай вывод, как наши учёные историки постарались всё перемешать и втюхнуть эту несуразицу в головы молодого поколения.

- Хрен редьки не слаще. И то и другое вело к геноциду народов, – Глеб, зажав в тески заготовку, придавал ей электрорубанком форму меча.
– Это, конечно, так! Но Гитлер позаимствовал свастику у славяно-ариев, наших пращуров, которой, кстати, несколько сотен тысяч лет, а германская национал-социалистическая партия использовала её всего четверть века. И поднятие в приветствии правой руки гитлеровцы тоже своровали у нас.  Сами-то ничего придумать не могли! А называется этот жест «Знамение Славы».  Так приветствовали Светлых Богов и Предков. Только хочу внести поправки вот во что: сначала правая ладонь прижималась к сердцу, а уж потом выпрямлялась и поднималась к небесам. Это я к чему всё рассказываю. Во время страшной Великой Отечественной войны русскому народу была вбита ненависть к свастике. Соответственно, все: и солдаты на фронтах, и труженики тыла, и те, кто оставался на оккупированной территории – проклинали её, потому что видели в ней олицетворение зла, беды и безграничной жестокости.  Но свастика – это оберёжный символ России, оставленный нам нашими предками!  Это значит, что русский народ, сам того не ведая, клянёт свои истоки, тех, кто сохранил в нас свою мудрость, тех, благодаря которым, в нас, не смотря ни на какие войны и репрессии, сохранился несгибаемый дух, честь, совесть, великодушие, которых уже давно нет в подавляющем большинстве народов мира.

Глеб отложил в сторону будущий меч.
- На сегодня, сын, всё.  Завтра или послезавтра ты будешь держать своё оружие защитника. А сейчас я пойду к маме. Нам необходимо закончить определённую работу по поместью. А ты иди и помоги Арсению разобраться с новой пирамидкой.

Закрыв окно, Глеб и дед Матвей вышли на улицу.
- Ну и парит, - повторил Матвей, - ближе к ночи уж точно разразится гроза.
- Хорошо. В городе всю пыль смоет, а то там дышать нечем.
- Как они там живут?
- Мучаются.

Они сели около дома на скамейку, на которой, вальяжно раскинув лапы, почивал желтоглазый ефрейтор-пенсионер. Дед погладил любимца по седой голове:
- Хоть и старик, а мышей ещё ловит. Не сдаётся бледной с косой.
Глеб сорвал травинку и задумчиво поживал её.
- Как всё-таки запутана наша история! Порою даже не знаешь, чему верить. Ложь выдается за истину, а разные русские сказки, сказания и легенды, если читать внимательно и вдумчиво, прямо и без намёков рассказывают о традициях и жизненных устоях древлян.

- Обман многолик, Глебушка, а правда всегда одна. К счастью, наступило время, когда ложь, высвечиваемая многочисленными лучиками истины, сгинет, и произойдёт пробуждение, оздоровление и прозрение великорусов. Многострадальные сыны России вернутся к своим истокам, повернутся лицом к своим предкам, чтобы продолжить их путь.

С крыльца спустилась Серафима и подсела к мужу:
- Надо бы сено на той поляне собрать и сжечь. Мама с утра её освятила водой, но поляна меня всё равно страшит. Надеюсь, что огонь плохое выжжет. Нельзя, чтобы зло оставалось.
Глеб принял из рук жены деревянные грабли.
- Спички взяла? Пойдём.

                                                          _
Сделав первые шаги по поляне, супруги ощутили напряжение и дискомфорт.  Не говоря друг другу ни слова, они разошлись в разные стороны. Серафима работала граблями как можно быстрее. Она то и дело боязливо озиралась по сторонам, словно ожидала кого-то. Видя мужа, Сима ненадолго успокаивалась, чувствуя себя защищённой, но спустя какое-то время страх снова овладевал ею. Серафиме казалось, что Константин прячется где-то в кустах и в любой момент может появиться.

«Ну что я за трусиха такая! – корила она себя. – Глеб рядом, а Костя в больнице. Из соседей и знакомых ни у кого даже мысли не возникает придти к нам без спроса. Что же я? Накручиваю себя, придумываю всякую ерунду, а потом трясусь, как осиновый лист. Я же на своей земле! Среди любимого леса, на любимой полянке! Костя больше не побеспокоит нас. Он, к сожалению, некоторое время ничего не сможет делать сам без посторонней помощи».

Глеб, оглядываясь, чутко улавливал её состояние и настроение.
Они собрали на середине поляны небольшой сноп и подожгли его. Огонь, заполыхав, выбросил в темнеющий небосвод сноп искр. Серафима неотрывно смотрело на него, и мысли её замедлили свой бег.  Она не обращала внимания ни на Глеба, ходящего вокруг необычного костра, ни на утихающие переливы пересмешников и свиристелей. Всё в её душе и сознании замерло, очищаясь от страха и ненужных переживаний.

Глеб поправлял граблями прогорающий костёр, когда сильный порыв ветра качнул верхушки деревьев, и на землю упали первые тяжёлые капли дождя.
Серафима закрыла глаза, и по её щеке скатилась маленькая слезинка.
- Ты поплачь, если хочешь, – сильные руки обняли любимую женщину. – Не оставляй горечь в душе. Посмотри, даже природа помогает нам: огонь выжжет плохое, а проливной дождь смоет и унесёт со своими водами остатки зла. Наша полянка вновь станет светлой. Твои зеленята-мудрецы никогда не напомнят о случившемся, они постараются всё изменить.

  Гроза набирала силу. Яркая молния осветила чёрное небо, и через несколько секунд послышался раскат грома. Серафима прижалась к мужу. Она сама не понимала: то ли вырвавшиеся очистительные слёзы текли из её глаз, то ли чистая дождевая вода смывала последние следы страдания. Ливень, хлынувший сплошным потоком, промочил её густые волосы и платье. Прилипшая к телу Глеба футболка повторяла рельефы мышц его плеч и груди. Шум сильного дождя заглушал звук биение сердец и дыхания, но любящие супруги прекрасно чувствовали и понимали друг друга. Они долго стояли, думая и мечтая в унисон, и разомкнули объятия, когда дождь стал утихать, а гром, угрожающе грохоча, слышался уже вдали. Серафима с лёгкостью вздохнула, улыбнулась и нежно коснулась губ Глеба.
Небосклон очистился от туч. Лучи заходящего солнца скользнули по прилипшей к телам мокрой одежде. Серафима, словно очнувшись от тяжёлого сна, звонко рассмеялась и, слегка оттолкнув от себя мужа, озорно воскликнула:
- Догоняй!