-3-
Сумрак комнаты с трудом разбавлял тусклый ночник, стоявший на журнальном столике в стороне от кровати. Было достаточно тепло, но сильные порывы северного ветра и грохот тяжёлых капель о стекло проливного дождя не давали забыть о приближении холодов.
Трофим с трудом приоткрыл, словно налитые свинцом, веки и отрешённо посмотрел на высокий потолок.
«Умереть бы, чтоб больше не мучиться так», - проползла в сознании уставшая мысль.
Он невероятным усилием воли провёл языком по пересохшим губам и провалился в бред.
…Трофим, что было сил, убегал от катящегося на него огромного камня. Камень был невообразимых размеров, похожим на небольшую обтёсанную скалу. Он то устрашающе настигал беглеца, то начинал подскакивать лёгким резиновым мячиком, играя с несчастным в «поддавки». Убегая, Трофим пытался обмануть камень, резко меняя направление движения, но тот будто обладал интеллектом и следовал за гонимым точно в след. Трофим задыхался от бесконечного бега. Он всё чаще начинал падать, а камень, подпрыгивая, снисходительно пережидал, когда преследуемый поднимется. Трофим выбился из сил. Он уже не бежал, а плёлся, а упав – полз. От сумасшедшего бега у него давно пересохло во рту, а гортань истязал злобный суховей. Вдруг губы оросила сладко-кисловатая влага. Она оживляла, успокаивала, дарила прохладу. Облепиха! Этот вкус был пропитан детством. Камень исчез, а перед глазами раскинулось бескрайнее голубое небо, на фоне которого на ветках с матово-зелёными линейно-ланцетными листьями красовались ярко-оранжевые сочные ягоды. Их было очень много, так много, что местами нельзя было рассмотреть ветку. Трофим любил наблюдать за ловкими пальцами мамы и бабушки, когда те, стоя на табуретах и накинув на шеи длинные гасники с бидонами, обирали ароматное чудо. Они всегда это делали в ясную спокойную пору золотой осени. Осень - светлое, задумчивое время. Вся природа проводит невидимую черту, подводит итог проходящего года. Всё вокруг чуть-чуть грустит и ностальгирует.
В жизни человека тоже наступает пора осени. Кто-то раньше, а кто-то позже начинают оглядываться на прожитые годы, вспоминая и анализируя вслух или только в своей душе (но обязательно честно!) о своих мыслях и поступках, и давать достойную оценку своего бытия…
Трофим сделал ещё один глоток. Прохладная жидкость освежила рот и укротила суховей. Он очнулся и снова приоткрыл глаза:
- Георгий… - больной с трудом произнёс имя единственного друга в своей исковерканной судьбе.
- Потерпи, к утру тебе легче станет, – Тёртый, заботливо приподняв голову больного, поил его облепиховым морсом. – Сегодня кризис переживёшь, а там быстро пойдёшь на поправку.
Георгий Несторович положил на лоб Трофима холодное мокрое полотенце.
- Так-то лучше.
Болящему действительно стало легче: слабость и боль ненадолго отступили со своих позиций. Трофим сделал попытку улыбнуться и устало прохрипел:
- Вот ведь, здоровый, казалось бы, мужик, а хвораю, как ребёнок.
- Перед болезнью все равны.
- Но я же прививку сделал, но свалился, даже эпидемии не дождав.
- Вирусы имеют дурную привычку мутировать, и к моменту создания вакцины болезнь приобретает несколько другие характеристики.
- Георгий, - попросил Трофим, - дай аспиринчику, температуру собьём. Ты же знаешь, как я её тяжело переношу.
- Не дам. Иначе болезнь затянется. Терпи. К утру полегчает.
Больной хотел шутливо поворчать, но от бессилия провалился в короткий сон.
…Камень продолжал своё преследование. Он упорно катился за Трофимом, устрашающе грохоча за его спиной. Трофим споткнулся на ровной дорожке и, остановившись, закашлялся. Остановился и камень. «Почему я всё время убегаю? Где хочу скрыться от него? Неужели какой-то булыжник может стать повелителем человека, сильнее меня?» Он повернулся к опасности лицом и сделал шаг ей навстречу. Камень дрогнул в нерешительности и замер. Трофим, желая использовать проявившуюся слабинку преследователя, пошёл в наступление, но удушающий кашель свёл намерения на нет. Камень-интеллектуал, видя немощь больного человека, решил завладеть упущенной инициативой…
Кашель укротил исцеляющий морс, а сознание прояснилось после наложения на лоб холодного компресса.
- Георгий, мне совсем плохо, – Трофим с трудом приоткрыл глаза.
- Терпи. Кризис уже скоро минует.
- Неужели я также тяжело буду умирать?
- Что за глупости? Не о том думаешь, брат.
- О том, Георгий. О том, – из-за жара Трофим прерывисто дышал. – Душа моя измучена. Говорят, если душа страдает, мечется, то…
- Из-за чего же она у тебя мечется? – перебил его Георгий Несторович.
- От того, что жизнь пустая у меня, – Трофим смотрел на друга горящими из-за высокой температуры глазами. – Я, может быть, и не сказал бы тебе этого в другой ситуации, но сейчас почему-то хочется исповедаться. Душу тебе открыть, другим не доверяю.
- Зря ты свою жизнь пустой считаешь.
- А разве это не так? Ни одной женщины счастливой не сделал, детей не родил, никому никакой пользы не принёс, ничем не помог, даже стране своей ничего хорошего не сделал. А ты говоришь – зря!
- А теперь послушай меня, раз уж пошёл такой разговор, - Тёртый встал со стула и отошёл в затемнённый угол комнаты.
У Трофима от слабости закрывались глаза, открывая завесу для сна, но усилием воли больной боролся за ясность мыслей, понимая, что второго такого разговора уже не будет.
Георгий Несторович говорил спокойно и твёрдо:
- Да, ты не сделал счастливой женщину, не родил ребёнка. К сожалению, в жизни не всегда всё получается так, как мы хотим. Здесь не нужно искать правых или виноватых. Не свершилось желаемое – прими, как данность. Но в отношении помощи людям и служению Родины, ты абсолютно не прав! Вспомни девяностые годы – расцвет преступности и коррупции. Про грязные делишки в «верхах» я ничего не говорю: соваться туда было опасно, но беспредел контролировали жестко. А сколько взаимных претензий и назревающих междоусобиц мы смогли предотвратить? Не мне тебе говорить, сколько в результате этого удалось сохранить жизней. А вспомни молодых парней или здравых мужиков, которые по глупости или из-за тупости наших законов оказались на нарах и попадали под пресс законченных негодяев? Скольких удалось спасти? Не считал?
- Да помню я всё это, - прохрипел Трофим и закашлял.
- Тебе этого мало?
- Мало. Кстати, во всём перечисленном – твоя заслуга, а я лишь был при тебе.
- Тебя это не устраивает?
- Не то… - поморщился Трофим. – Ты спас меня тогда… Ты заменил семью, стал другом. Будь ты сволочью – я не остался бы с тобой. Я всегда удивлялся: как ты, соблюдая воровской закон, умудрялся оставаться Гражданином своей страны в лучшем смысле этого слова? Став законником и сосредоточив в своих руках огромную власть, влияние, ты делал и делаешь для России больше, чем многие чинуши.
- Мы говорили о тебе, – напомнил Тёртый.
- Конечно, обо мне, – Трофим закрыл глаза и замолчал. Казалось, он заснул, но через несколько минут, отдохнув и набравшись сил для дальнейшего разговора, продолжил. – Я рад, что хоть ты выполнил свой долг, начертанный судьбой. А я…
- Мы в равной степени служим Отечеству, – эти слова словно током пробили Трофима. От удивления он приподнялся на локтях.
- Что?
- Ты не ослышался. Ты многие годы стоишь на службе России.
- Кто ты? – после непродолжительной паузы прошептал Трофим.
- Сам догадайся.
- Ты в погонах?
Больной положил голову на подушку и затих. Молчал и Тёртый.
- Расскажи о себе, – нависшую тишину нарушил глухой голос.
- Ты многое знаешь.
- Но далеко не всё. Как случилось, что ты стал законником? Это же просто немыслимо…
Тёртый вернулся к стулу и сел.
- Ты знаешь о моей первой судимости, связанной с «Якуталмазом».
- Помню такое.
- В управлении я получил направление по распределению после университета по заданию КГБ. К тому времени я уже служил под прикрытием и прошёл кое-какую подготовку. Руководство поставило задачу: войти в доверие к некоему Палкину Игорю Эдуардовичу – главному подозреваемому в организации хищения алмазов, - стать курьером и отследить передвижение контрабанды: были подозрения, что ценный груз шёл по кривой дорожке за рубеж через людей из Кремля. С этой задачей я справился, но куратор из Москвы при встрече поставил передо мной другую: осесть на зоне и постараться влиться в ближнее окружение Трюфеля и в конечном итоге стать его доверенным лицом.
- Зачем?
- Для контроля. Итак, задача понятна – приступите к выполнению. На следствии по хищению всё взял на себя и очутился в ИТУ, в котором парился на нарах Трюфель. Заявить о себе пришлось достаточно в жёсткой форме: служба в спецподразделении, владение гипнозом и закрытыми приёмами оказали неоценимую услугу. Трюфель меня заметил, и, так как я был человеком с образованием и хорошо знал Кодекс, он сделал меня своим личным толмачом. Ну а дальше… Дальше освободили по амнистии. В криминальном мире меня начали уважать.
- А родители твои?
- Мама умерла от горя, а отец отрёкся от меня. Он был честным и порядочным человеком. Фронтовик. Берлин брал. Не мог я ему открыться. Так он и умер в неведении, не простив меня, не простив сына-вора.
- М-да… - задумался Трофим.
Тёртый, глядя на измождённое лицо друга, предположил:
- Тебе бы отдохнуть, поспать…
- Мы не закончили.
- Я попыхчу трубкой и вернусь, а ты все ж таки отдохни.
…Трофим упрямо шагнул навстречу камню. Поединок непримиримостей накалялся: ни тот, ни другой не думали уступать. Мужчина злился тупому упорству соперника: «Я – человек! Я сильнее тебя!». Он с огромным трудом преодолел неизвестно откуда появившуюся защитную энергию отражения вокруг камня и с силой ударил по нему. Камень рассыпался в прах. Трофима такой поворот событий удивил и обрадовал…
- Я долго спал?
За окном начинало светать.
Георгий Несторович, сидя в кресле, потянулся и зевнул:
- Голос у тебя заметно бодрее.
- И температура, кажется, снизилась.
- Может, и аппетит появился? Завтрак быстро приготовлю.
- Не нужно. Скажи, почему ты столько лет молчал? Не доверял мне? – Трофим посмотрел на друга долгим взглядом.
Тёртый горько усмехнулся:
- Но и ты ни разу словом не обмолвился, что твой родной дядя по материнской линии служит в космических войсках. Сейчас он уже полковник. А двоюродная сестра отца – ведущий специалист-бактериолог – работала на секретном объекте в Ромашкино. Кстати, она жива. Её внук Александр продолжил её дело. С мозгами парень. Многого добьётся.
- Откуда ты…
- Знаю. Не волнуйся: твоё «тёмное» прошлое ни коем образом не отразилось на их судьбах.
Трофим облегчённо вздохнул. Он потянулся за бокалом морса, стоявшим рядом на тумбочке:
- Вот ведь когда только смогли открыться друг другу! И смех, и слёзы…Скажи, Георгий, ты и сейчас находишься под приглядом куратора?
- Нет. Вернёмся к пресловутым девяностым: развал в промышленности, армии, в различные рода службах… Тогда везде был бардак. В девяносто третьем я последний раз видел своего куратора. Затем связь с ним оборвалась. Я пытался выйти на Федотова Артемия Тихоновича и Лобанова Бориса Яковлевича, но всё было напрасно. Спустя несколько лет, абсолютно случайно узнал, что Федотов загадочно погиб при невыясненных обстоятельствах, а Лобанов
