Легенда о тюльпане

 Когда-то, давным-давно, за долго до рождения Спасителя нашего, Иисуса Христа, в юго-западной Азии, на территории Армянского нагорья (современная Армения, восточная Турция и северо-западный Иран), в ХIII веке до нашей эры, существовало могущественное и воинственное армянское государство, которое называлось Урарту. Это ассирийское название означало «высокая страна». О событиях жизни прославленного царя древнего Урарту, Аргишти Первого и пойдёт речь в этом коротком повествовании, уносящем нас сквозь тысячелетия в колыбель истории…

*      *      *

  Моя власть ограничена краем Вселенной. Моя поэзия – грохот боевых колесниц. Моя музыка – звук горна, вещающего о победе над врагом. Я Аргишти Первый, царь благословенного армянского государства Урарту, повелитель всей Передней Азии. Надо мною только боги и даже один из них равен мне, тот, что зовётся Богом войны.

  Когда долины моих земель освещает первый луч солнца, заявляя о рождении нового дня, мои военачальники строят свои несметные легионы для свершения великих побед. Со дня своего рождения я не знал поражений ни в чём.  Слава об этом переживёт века, но то, о чём умолчит народная память, откроет вам сейчас моё сердце.

  Я вместе со своим войском на полях сражений с мечом в руках покоряю врагов наших жестоко и беспощадно. И не было смелее и кровавее на поле битвы, чем мои легионы и обливалась кровью земля врагов наших. Но свет явил мне одного воина, что смелостью и отвагой своей заслужил себе жизнь как великий подарок из рук моих. Неистово бился воин тот на поле брани и был врагом моим страшным, но не покоренным. И настал час его.

  Сидя раненым в крепости среди мёртвых соратников его, среди останков тел и воплей поверженных братьев его, воин тот, обливаясь кровью, хитростью и обманом вонзил кинжал свой острый в плечо моё, вместо сердца моего, промахнувшись из-за упадка сил его и туманов, застилающих очи его. И запомнился мне до того, как закружился в кровавом танце мой белый свет, лишь распустившийся тюльпан, выгравированный на кинжале том. Не велел я казнить воина за отвагу, дерзость и преданность его. И каково было удивление моё, как открыл я доспехи героя того, кто последние силы сложил, вонзая кинжал во врага своего. Снял я серебряный шлем с окровавленного чела его и открыли мне боги истинную правду о войне моей. Враг мой лютый и беспощадный, жестокий как я, оказался юной девой луноликой, чей взор медленно уходил от меня в царство теней, чьи глаза, чёрные как угольки, тихо угасали и уносили с собой ненависть ко врагу, жаркую и ослепительную как солнце, опаляющее само сердце и душу. А волосы её были цвета ночи и падали диким водопадом на плечи девы той и были шелковистее савана, укрывшего всех богов от взоров наших.

  И призвал я тот час лучших лекарей и травников моих, и под угрозой жестокой смерти велел вернуть деву ту в чувства свои и вырвать из лап чёрного царя теней на свет насущный. Не мог я больше спокойно спать и жить, как жил до селе, не мог ни есть, ни пить. Долины моих земель много раз освещал первый луч солнца, рождая новый день. Я сбился со счёта в днях и ночах жизни своей, скитаясь в храмах ненасытных богов и принося им жертвы разума и тела своего. Я был истощён и путь мой в царство теней уже был устлан шелковым сукном и щитами моих погибших воинов, когда боги, повернувшись ко мне лицом, сообщили весть: она вернулась в мир земной! И был я счастлив за врага своего, как был бы счастлив за мать или сына.

  И падал снег тогда в горах и долинах. Ветер пронзал насквозь тела воинов, завёрнутые в бараньи шкуры. И сменялся снег дождём, как меняется день с ночью. Враг мой вернулся к жизни! Цареубийца и бесстрашный воин – луноликая дева угольками глаз смотрела на меня со своего ложа. Истощение болезнью и украшение рубцами от многочисленных сражений, никак не умаляли женственную красоту этой девы, что была невыносимой и завораживающей. И только тут я понял, что впервые побеждён! А полем битвы на этот раз стало сердце моё и разум мой, рождающий неведомое мне до селе чувство, описать которое я не в силах и сейчас.

  …Ты, любимая - свет очей моих, жизнь моя! Мой воздух и моя звезда, освещающая путь в ночи. Ты, любимая - царица света и души моей! Мир к ногам твоим готов я расстелить, укрыть готов тебя я тенью от Луны. И нет числа прикосновениям наших губ, как нет числа на небе звёздам. И если вдруг упала где звезда, то это я тоскую по тебе и не живу в разлуке, как не живёт прекрасная лоза без рук тепла и солнца нежных ласк.

  Дева выражалась на непонятном мне языке, но по выражению лица её я понимал, что она недовольна моим присутствием и ещё чем-то, чего я не смог понять. Она теперь сидела на своём ложе и изливала, как мне казалось, проклятия в мой адрес и в адрес подданных моих и государства моего. Руки у девы были связаны крепкой шёлковой лентой, так же, как и ноги.

  Я – Аргишти Первый, царь благословенного армянского государства Урарту, равный богам, встал перед девой той, обнажив из ножен меч свой, резким и точным движением разорвав шелковые ленты на руках и ногах девы, вложив в ладони её рукоять меча своего, острие которого упиралось мне в грудь, дав понять деве, что может убить меня она, если хочет исправить свою давнюю оплошность с кинжалом. Я поднял руки, давая понять подданным, чтоб те устранились, сделал глубокий вдох и закрыл глаза на пути в царство теней. Но когда открыл я очи свои, то предстала мне луноликая дева та, ласкавшая острым лезвием меча моего горло моё, и наши взгляды встретились, как река встречается с морем, и сколько так стояли мы, никто теперь не знает. С силой, подобной воину, швырнула дева та меч мой и вонзила его в стену за спиной моей, сказав при этом какие-то слова на своём языке. Так стала дева та царицею души моей и государства моего.

  Все цветы мира цветут для тебя. Все птицы в садах поют для тебя свои песни. Поэты слагают стихи о любви царственного мужа твоего, в чьём сердце ты поселилась навечно. Подними свой печальный лик, о, луноликая супруга моя, дыхание и жизнь моя, прозрение моё в кромешной тьме мироздания. Те облака, что плывут над тобой – это я обнимаю тебя и укутываю тёплою шалью. А если дождик пойдёт, то  это я плачу в разлуке с тобой и каждой каплей целую тебя и благодарю богов за все года, что ты подарила мне, за улыбки детей наших, за великое терпение твоё. Боги волею своей сделали из нас двоих одно целое. И никому этого не разделить. Даже нам самим.      

  Зимы сменялись летами, а лета зимами. И были мы с царицею сказочно богаты, ибо у неё был я, а у меня она. Государство наше процветало, и легионы наши покрылись славою новых побед. А в глубине родовой крепости, в полумраке и тишине спальных покоев, наш 15-ти летний сын и наследник доставал из-под изголовья царственного ложа нашего красивый иноземный кинжал, а когда освободил его из плена ножен, то увидел распустившийся тюльпан на остром лезвии его.