еду и даже сделали ремонт у нее на кухне.
Но вот что было неправильно, это то, что для меня было важно, чтобы наш роман продолжался, а для нее, похоже, он был так, от скуки и одиночества, потому, как следствие, он для нее закончился, а для меня продолжается. Спокойней всего я себя чувствую, когда бывал рядом с ней, например, на работе, и даже неважно, что нет уже между нами ничего, вроде как друзья, благо живем рядом, потому и провожаю ее после пьянки, или, если задержимся, помогаю кое в чем, она не против, но роман, как роман сдулся сам собой, не нужен он ей был. А я? Что я? Когда совсем припрет, я иду к ней во двор, сажусь на лавку под окнами, и мне теплеет: вот она на кухне свет зажгла, значит, ужин готовит, вот тень мелькнула в сторону раковины – посуду моет, вот свет в комнате зажегся, потом погас, мелькает только отсвет – телевизор смотрит, вот все погасло – в ванну ушла, вот в спальне тускло сквозь занавески – торшер – читает перед сном, вот и торшер погас, спокойной ночи Люба, посижу еще немного и поплетусь домой.
Вот есть у меня такая личная жизнь, и, как это не странно или не обидно, но она меня устраивала, и не искал я ничего другого. Выпивка, ну да. Что ж я алкоголик, нет, я так думаю. Вечерком пропустить стаканчик, другой это нормально, я же не напивался, да и бывало, что если какая книга или фильм захватит, так и забывал налить. Наверное, это одиночеством и называют, но у меня-то не совсем оно, у меня Люба есть, вернее не у меня, но и ни у кого другого ее нет, поэтому считаю, что у меня.
И вот вчера…
Что это было? Я изменил Любе? Вроде смешной вопрос, потому что ей-то на это плевать, и знать она не знает, что я у нее под окнами торчу и считаю, что наш роман продолжается. Получается, что вчера «встретились два одиночества»? Но что-то в этой встрече было не так. А что? Если бы я ее снял, то все было бы в норме? Я мужчина – я снял, я удовлетворился.
Что-то еще было не так. Эмоциональность секса и ощущение в памяти, что аж молнии в комнате моей сверкали в процессе, что-то было, что меня смущало, не от скромности, а потому что не соответствовало представлениям о случайной связи.
Возникает вопрос, буду ли я ей звонить? На этот вопрос я не мог ответить в течение всего дня субботы, хотя и возвращался к нему и смотрел на оставленную записку, почти уже и телефон наизусть выучил… Звонок:
- Алло.
- Ты так и будешь в сомнениях капаться? Я уже у твоей двери. Открывай.
Опять за меня решили.
Опять кухня. Опять коньяк, опять ее колени, ноги, грудь, губы, родинка…
- Мне надо будет улететь, - сказала она после очередной рюмки.
- Куда?
- По делам.
- Чем ты занимаешься?
- Это важно? У каждого свои дела. Я же тебя не спрашиваю.
- Надолго?
- Нет.
Были еще какие-то слова, и я точно помню, что был трезв, но вот в уши полился саксофон и, не дожидаясь Баха и трэша, я кинулся к ней…
Я проснулся, когда еще было совсем темно, потянулся к мобильнику, нажал какую-то кнопку, вспыхнул экран – два часа тридцать две минуты (это два, а не четырнадцать, чтобы вам понятно стало), а в постели я один. Поворочался, встал, захотелось пить, вышел на кухню, где опять распахнуто окно. Вот, блин, нельзя же до такой степени не переносить накуренность помещения, если сама куришь. Закрыл окно, попил воды и, вернувшись в комнату, завалился спать, засыпая, подумал, куда же она ночью?
Разбудил настойчивый звонок в дверь, за шторами просыпалось раннее утро. Накинув халат, поплелся в прихожую, не думая, распахнул дверь. На площадке стояла Пассионе в платье и босиком. От этого зрелища сон улетучился мгновенно.
- Зачем окно закрыл? - спросила она, проходя мимо в сторону кухни.
Я молча поплелся за ней, впав в состояние полного отключения и прострации.
Она плеснула себе в стакан из недопитой вчера вечером бутылки, вытащила из валявшейся на столе пачки сигарету, выпила, закурила и села на табурет, закинув ногу на ногу так, что стало видно ажурную резинку ее чулок.
- Зачем? - устало повторила она. - Я же говорила, что мне надо будет улететь. Я же сказала, что ненадолго, не думала, что ты проснешься за это время.
Видимо, мой вид мог объяснить больше, чем вопросы и слова.
И она расхохоталась. Долго хохотала, а потом вскочила, обняла меня, расцеловала, отпустила, опять села.
- Ты так и не понял, что мне надо ненадолго слетать?
- Нет. Ты кто?
- Ну, наконец-то. Да ведьма я, ведьма, ты, как вчера родился, дуралей.
Ноги подкосились, и я плюхнулся на соседний с ней табурет.
- О! Черт! Как с вами тяжело! – затрясла она головой. - Ну, что ты на меня так смотришь? Дела у меня были. По-вашему, человечьему, «стрелка» называется, слет у нас был, вотчины делили. Все, как у людей, все, везде одинаково. Что ты так на меня смотришь? Что-то плохо? Плохо со мной? Отвечай?
- Нет.
- Что, нет?
- Неплохо.
- Неплохо? Да, со мной не просто не плохо, со мной так, как ни с кем у тебя не будет. Только окна не надо запирать, я бы вернулась, оделась и улетела до следующего раза. И все бы было отлично! Все бы было хорошо! Что тебе не спится?
На меня, вдруг, снизошло спокойствие:
- Не психуй! Если улетела, вернулась бы тем же путем.
- Не могу я сквозь стены ходить, ранг не тот.
- Ну и не возвращалась бы. Пальто жалко стало?
- Дурак. Понравился ты мне. Классно с тобой!
- Приворожила бы, никуда бы и не делся.
- Дурак и есть дурак. Ты думаешь, почему ты со мной? Приворожила, еще там, в кафе, в первый вечер. А ты не хрена не понял, дурак, вернее мужик, все вы тупые! Думаешь, это ты меня выбрал и заманил? Все вы так думаете, а выбираем-то мы. Бальзама моего попробовал и поплыл, слабак, тебе ножку покажи и на край света пойдешь, на все плюнешь! Себя владыкой считаешь, ан нет, это тебя выбрали, а не ты!
- Что же ты без бальзамчика не смогла бы?
- Да так проще и быстрее. Сами-то мужики не так действуете? А?
- Ну, победила. Чего бесишься? Что не так? Видно же. Или там, на шабаше вашем, что-то случилось?
- Все там нормально. Грустно мне. Все не в жилу. Я же все понимаю, потому и улетаю под утро. Хуже нет, дождаться, когда ты проснешься после секса, а в глазах тоска и мысль одна: какого хрена ты тут делаешь, когда секс закончен? Все было хорошо, но все кончили, пора по углам. Я же вас мужиков знаю! Самое противное после секса в глазах эту тоску увидеть и молчание услышать, все, мол, удовлетворился, о чем еще говорить? Что бы дальше было бы, если бы ты окно не запер и думал, что я баба простая и трахаемся потому что ты такой крутой? Да все ясно, в ближайшем будущем искал бы со мной встречи каждый день, пока не перестала бы быть в новинку, потом реже, когда я бы тебе стала поднадоедать. Новизна бы прошла. Потом бы объяснял, что занят на работе, устал и вся эта херня…
- А как же приворот?
- Что приворот? Он действует. Но вы же люди еще другое слово для объяснения своей слабости придумали, идиоты, любовь насочиняли, все испортили ей, все! Прекрасно понимаю, что не будет у тебя ни с кем кроме меня такого секса, как у нас был, всю жизнь помнить будешь. Но не будешь, никогда ты не будешь, у меня под окнами без надежды на что-то сидеть, как у своей этой Любви, которая не рыба не мясо. НЕ БУДЕШЬ НИКОГДА!
Даже сквозь закрытые окна в кухню сочилась весна, и я, вдруг, отчетливо почувствовал, что именно в эту минуту проснулась Люба.
28 февраля 2013 года.
