духи, но они были бестелесны, как утренний туман: како – дух жажды, гуциэ – дух усталости – маленький, кривоногий и лохматый, пакко – дух голода, подгоняющий острыми шипами, и еще с десяток-другой духов, таящихся за каждым кустом или кочкой. Все они прятались, потому что после разделения Миров боялись гнева Сайфуку-дзин – двенадцати Богов-самураев, которым Богиня Аматэрасу поручила следить за ними, водворять на место жительства, а при неповиновении – распылять в лучах солнца.
– Я тоже ломаю голову. Надо быть внимательными, не нравится мне кантё. Если мы попали к вако , они своего не упустят. А еще мне не нравится, что наш повар шпионит.
– Пусть шпионит, сэйса, мы его обманем, – сказал Натабура, улыбаясь.
На самом деле, Бугэй ему нравился, хотя и выглядел хитрованом. Он чем-то неуловимо напоминал Язаки, только был понаглее.
– Поручи Язаки, – предложил вдруг Акинобу. – У него хорошо получается. В этом деле нам не поможет даже магатама – знак духовной власти, а Язаки справится.
Однако не добавил, что Язаки настолько наивен, что в своей наивности кого угодно мог обвести вокруг пальца.
– Да, учитель, я понимаю.
О чем они разговаривали, Юка и Язаки узнали через кокой . Груз беречь, быть настороже и держать рот на замке. Последнее в основном относилось с Язаки, потому что он любил заводить новые знакомства и в дружеском порыве мог проболтаться. А за куриную ножку – даже продать мать родную. Правда, ни матери, ни отца, ни братьев, ни сестер он не имел. Язаки остался круглым сиротой. Всему виной был Натабура, но эта давняя история постепенно забывалась.
Кантё Гампэй, делая вид, что всматривается в горизонт, незаметно наблюдал: пассажиры поели, вяло зевая, побродили по палубе и снова завалились спать, велев не будить их до самого Такао .
Прозрачное осеннее небо покрылось перистыми облаками, предвещавшими ветренную погоду. Джонка «Кибунэ-мару» бежала легко и быстро, вспарывая морские воды. И даже обычные для этого времени года шквалы не тревожили ее мачт. Кантё Гампэй решил, что пассажиры, даже странный пес с крыльями, приносят удачу. Да и деньги хорошие – десять рё. Десять рё – за десять дней. Когда еще найдешь такой заработок? Благодарю тебя, Сусаноо-но-Микото, произнес он, решив, что Бог Ураганов и Подземных Царств благоприятствует ему. Благодарю за случайные деньги и хорошую погоду.
На второй день кое что было замечено.
– Кантё, кантё… – в дверь каюты поскребся Бугэй.
– Чего тебе? – кантё Гампэй только проснулся и еще плохо соображал, к тому же как всегда болело левое колено.
– Таратиси кими, он… он спал с юношей… – кланяясь, сообщил Бугэй.
В этот момент качнуло, и Бугэй ударился лбом о косяк.
– Кто – он?.. – сонно вздохнул кантё.
Ах, эти очередные сплетни, вяло подумал он. Что еще может быть новенького на моем корабле?
– Натабура!..
– Кхе… Он сам юноша, – перевернулся кантё Гампэй на другой бок.
– Таратиси кими, с тем юношей, который худой… – осторожно потрогал шишку Бугэй.
– Я сам люблю худых. Жаль, что ты толстый и жирный, – засмеялся кантё Гампэй, на мгновение забыв о колене.
Повар Бугэй льстиво улыбнулся. Он привык и не к таким шуткам.
– Я принес завтрак, они втроем за дверью…
– А третий кто?
– Собака…
– Собака? – обычно узкие глаза кантё стали круглыми, углы властного рта поползли к подбородку.
– В смысле, медвежий тэнгу…
– Тэнгу?
– Нет, вы не поняли, таратиси кими, он спал с юношей, который девушка.
– Девушка?! – еще больше удивился кантё Гампэй и окончательно проснулся – Быть такого не может!
– Я видел… я все видел… – возбужденно затараторил повар, – у нее длинные темно-рыжие волосы. Она их прячет под своей шапкой, – проникновенно добавил Бугэй не из-за угодливости, а из-за страха снова впасть в немилость.
– Ишь ты… хм… – вымолвил кантё Гампэй, садясь в постели и с трудом скрещивая ноги. –Это ж надо!
Новость была интригующей. С одной стороны, все правильно: женщины всегда привлекают внимание, поэтому и путешествуют в мужской одежде. С другой стороны – это могли быть какие-нибудь заговорщики или… или… Кантё Гампэй хлопнул себя по лбу, призывая в свидетели родцэ – духа догадки. А вдруг это жена Камаудзи Айдзу – правителя восьми провинций и главного заговорщика, бежавшая с возлюбленным? Тогда можно попасть в нехорошую историю за недонесение властям. Поди докажи, что ты ни при чем: не заговорщик и не бунтарь. Кто же они? – ломал он голову, не очень-то веря в то, что пассажиры заговорщики, но полагая, что на этом можно заработать. Надо разузнать до того, как мы прибудем в Хаката. Тогда… тогда… тогда их бесценный груз, в который они вцепились, как клещи, может достаться и мне. Вдруг там куча золота, раз они, не торгуясь, заплатили десять рё?!
– Вот что, – велел он повару, – ты пока с командой не болтай. Понял?!
– Понял… таратиси кими, понял… Как не понять… – повар Бугэй поклонился два раза. Третий раз не пожелал из-за презрения к хозяину, который был груб и часто бивал его.
– В Такао сходишь в одно место.
– Какое, таратиси кими? – удивился Бугэй, взглянув на капитана жуликоватыми глазами.
Обычно он избегал смотреть капитану в глаза, боясь вызвать его гнев.
– Потом узнаешь! И держи язык за зубами.
– Да, таратиси кими, да…
– Ну иди!
– Да, таратиси кими, да…
Возможно, кантё Гампэй и не привлекло бы тонкое наблюдение повара, если бы не одно обстоятельство: рыжеволосые японские женщины – большая редкость. А жена главного заговорщика Камаудзи Айдзу как раз рыжая. Так было сказано в листовках, которые до сих пор развешивают по всей стране и на острове Бисайя тоже, хотя прошло больше года после тех событий. Оро?! Это ж надо вспомнить! Видать, она до сих пор нужна регенту. Пусть это и простое совпадение, а вдруг? Тогда я могу получить еще и триста рё, обещанных за беглянку, подумал кантё. А триста рё – это не десять рё. Это ровно в тридцать раз больше! Целое состояние! Придется кое с кем поделиться. Не без этого. Расплачусь с долгами. Два года неурожаев сделали торговлю убыточной, поэтому деньги мне очень и очень пригодятся. «Эх, дела наши грешные…» – проворчал он, поднимаясь. Неожиданно возникшие перспективы захватили воображение. Теперь все его мысли были направлены исключительно в одно русло. Думай! Думай! Лишь бы все получилось, лишь бы все получилось, потер он руки в сильном возбуждении, налил себе сакэ в крохотную голубую чашечку, которую подарила жена, и голова у него окончательно прояснилась. Он вспомнил лицо жены и подумал, что будет рад купить ей золотую заколку с рубином, о которой она давно мечтала, и модное на Западе украшение – кольцо с драгоценным камнем. А через год перебраться в столицу, приобрести еще пару судов и заняться не только торговлей, но и шелком, который приносил хорошие барыши. Пока шелк делают только в Ая, на это можно жить. Он подумывал украсть технологию производства ценной ткани, да не знал, как подступиться к проблеме. В любом случае пора расстаться с морем, нога вот болит, а по утрам хочется женщину, но ее нет.
Кантё Гампэй принадлежал к большому и знатному клану Ода, который в свою очередь подчинялся клану регента Ходзё Дога, а тот держал в своих руках всю морскую торговлю. Если бы Акинобу знал об этом, он бы на всякий случай подождал другой корабль. Но выбирать не приходилось – порты Ая и Нихон давно опустели, редко кто сейчас осмеливался заниматься торговлей, да и спешка подвела. Не хотелось тратить время, добираясь через Чосон , Пусан или Йосу, до которых две недели скорого пути на лошадях, хотя оттуда до Нихон рукой подать. В обоих вариантах риск примерно одинаков. И хотя он работал на благо буддийского храма Каварабуки и непосредственно на его первое лицо, содзу Ато Такаяма, с которым был в хороших отношениях, душа у него не лежала ни к новой должности, ни к Совету Сого. В душе Акинобу оставался отшельником, действующим по своему разумению.
На этот раз Знак предвидения – Мус не подвел, хотя Акинобу после разделения Миров, пользовался им крайне редко – нужды не было. Оказалось, что он не зря подумал о пиратских корнях кантё Гампэй, который действительно работал на вако – морских пиратов, подсказывая им, какие грузы везут корабли и куда идут. От каждой операции он имел свой твердый процент. Но и эта статья дохода была непостоянной. Торговля с материком постепенно хирела по одной важной причине: власть регента Ходзё Дога давно шаталась, как гнилая хижина, чем пользовались вако и опустошали побережье Чосон и Ая.
***
Натабура, почесываясь, сидел на пороге каюты, из которой несло человеческим немытым духом и псиной, и наслаждался покоем. Впервые за много-много месяцев не надо было никуда спешить. Но к этому состоянию надо было привыкнуть, чтобы не ловить себя ежемоментно на побуждении тащить куда-то усталые ноги, тяжелые, словно на тебе висят непомерно огромные доспехи гакидо , и делать бесконечно нудную и утомительную работу. Ух… Ветер налетал порывами, и мелкие брызги тут же высыхали на палубе. Приятен морской воздух. Юка спала в дальнем закутке. Что-то у них последнее время не ладилось. То ли она действительно устала, то ли просто тосковала по дому. Была ласково-вялая, и чего-то от него хотела такого, чего он понять не мог. Порой дулась и ворчала: «Когда приедем домой, я все объясню». Вот он сидел и тихонько мучился раздумьями:
Когда, о, любимая,
Я вижу твое лицо, подобное цветку сакуры,
Душа моя переполняется
Нежностью и любовью.
– Слышь… – Язаки, вылез, встряхнулся, будто Афра, бесцеремонно заставил подвинуться и сел рядом. – Я вот думаю, может, добавки попросить? Плохо кормят. Очень плохо.
– Мне хватает, – Натабура даже не отрыл глаз, подставлял лицо солнцу, ветру и мелким, как пудра, брызгам. Он не знал, что умеет сочинять стихи, они сами лезли в голову. От этого становилось немного легче.
Песню, которую я слагал для тебя,
Зяблик принес на рассвете…
Лишь роза повяла
В знак ранней печали.
Юка. Ее лицо на рассвете действительно походило на цветущую розу, но Натабуре почему-то было грустно.
Что мне сделать,
О, любимая?
Чтобы твоя улыбка
Расцвета, как лилия?
Подскажи.
Язаки перебил:
– А я отощал, – в его голосе прозвучали панические нотки.
Возле кухни в клетках деловито кудахтали куры. Порой там начиналась суматоха, когда повар забирал одну из них. Но затем они успокаивались, снова принимались деловито клевать зерно и обсуждать петуха, которого непрактичные люди съели первым.
– Ты? – Натабура усмехнулся, стараясь не отвлекаться. – Хоп?
В последние два дня на Язаки, как на весеннюю щуку, напал жор, и он совал в рот все что ни попадя.
– Да, – ответил Язаки и улыбнулся обезоруживающей улыбкой. – Чего ты смеешься? Чего? Тебе легко, у тебя Юка есть, ты можешь ее порцию сожрать, а я один! И некому меня утешить и обогреть.
Натабура только насмешливо хмыкнул. Не хотелось ни шевелиться, ни думать, а хотелось лишь прийти в равновесие с самим собой. Долгое путешествие требует много сил. Настало время их поднабраться. Впереди самое приятное – возвращение домой, хотя оно подпорчено неудачей. Вот и учитель мучается, стараясь не подавать вида. Как нас примут в Каварабуки? Мы везем очень ценные книги: христианскую Библию и предсказания пророков. Я бы давно
