лестничный пролет наклонно висел прямо у него над головой. Костя посмотрел направо – он заметил узкую щель, а налево был тупик. По сути, он и лежал в могиле – обездвиженный, как спинальник. Мотнул головой, освободил плечи, а потом стал раскачиваться, стараясь не смотреть на индикатор мощности. В тот момент, когда тот сдох окончательно и бесповоротно, Косте удалось освободиться по пояс. Он ожидал, что сотни тонн камней и бревен раздавят его, как лягушку, но случилось невозможное. Оказывается, в схеме экзокомбеза «титан» было предусмотрено еще кое-что, о чем он не знал. «Титан» отключил все без исключения системы, кроме экзомышц. На внутренней поверхности шлема-самосборки появилась одна единственная информация: ядовито-красная цифра пять, которая тут же стала уменьшаться. Костя понял, что на все про все у него пять минут, а потом экзокомбез «титан» перестанет функционировать. Он принялся сгребать с себя щебенку, но обломки здания, такие податливые вначале, оказались теперь словно спрессованными, и Костя понял, что пока над ним висит железобетонный лестничный пролет, выбраться нет никакой возможности. Тогда он откинул шлем и засвистел в ультразвуковой свисток. Это была его последняя надежда, правда, слишком мизерная, чтобы на нее можно было реально надеяться.
Однако произошло то чудо, которое случается в судьбе человека один единственный раз. Над головой раздались шаги, посыпался песок и раздался приглушенный голос Амтанта:
– Хозяин… это вы?..
– Я!!! Я!!! – что есть мочи заорал Костя, только звуки вязли, не успевая разлететься, как внутри ватного кокона. Однако Амтант отозвался:
– Я слышу вас! Слышу! – обрадовался он, как горячая котлете. – Где вы?
– Ты ходишь прямо надо мной. Видишь лестничный пролет?
– Вижу! – заорал он, – торчит под ногами.
– Вытяни его! Сможешь?
– Не знаю, но попробую.
На голову Кости посыпался песок. Могила наполнилась шумом. Костя «надел» шлем и приготовился к самому худшему. Лестница несколько раз дернулась и осталась на месте.
– Хозяин… – услышал Костя. – Вы живы?
– Жив, жив! Тяни!
– Я сейчас не могу, надо подождать, – прошептал Амтант и умолк.
– Не спать! Не спать! – раздался голос Кирилла Васильевича. – А то утечет и понаделает дел! Солдат, ты спишь или не спишь?
– Никак нет, – бодро ответил Амтант.
– Субершот, ищи, ищи! Вижу, дрыхнешь потихоньку. Уже скоро, солдат. Утром улетаем. Немножко осталось.
– Так точно, – натянуто ответил Амтант и, осмелев, добавил: – Пожрать бы...
– Еды нет. Терпи. Дома наешься, и батареи новые поставишь, и мышцы дадим. Нет сейчас ничего, нет. Терпи! Ищи, Субершот, ищи!
– Есть терпеть… – нехотя ответил Амтант.
– И не спать!
– Есть не спать, – ответил Амтант, и голос Кирилла Васильевича удалился.
– Ищи, Субершот, ищи!
Косте осталось жить три минуты. Индикатор мощности честно и непредвзято сообщил ему об этом языком цифр. Амтант пропал. Его не было целую вечность. Прошла еще одна минута. Костя снова попытался пошевелиться. Тщетно, казалось, порода вокруг тела только уплотнилась. Вдруг над головой появилось отверстие, в котором возникла стальная рука «богомола». Рука подхватила лестницу и резко вывернула наружу. Сразу сделалось легко и свободно. Костя рывком выбрался из щебня. Но рука на этом не успокоилась, она вернулась и «чмок… чмок… чмок…» бережно обхватила Костю, как щупальце осьминога. Через мгновение он сидел на развалинах. Ноги у него тряслись, а в коленках появилась предательская слабость, страшно хотелось пить.
– Хозяин, вы целы? – спросил Амтант.
– Цел, цел… – ответил Костя, поднимаясь на ноги.
От «стройки» их загораживал обломок стены. Гул стал еще явственней. Костя потянулся, испытывая непреодолимое любопытство, встал на приступок и посмотрел вниз: горожане, подгоняемые «фракталами», разбирали остатки лесов. «Тарелка» приобрела зримые очертания, хотя большая часть ее терялась в темноте ночи. Стали видны свежие заплаты на ее боках. В огромной рубке, похожей на четыре огромных серпа, светились переливающиеся огоньки. Под покатыми боками сновали «жабаки», «фракталы» и «нитридо-платиноиды» – трансмутанты из жидкого металла, все, как один, похожие на Базлова Олега Павловича.
Это маленькое открытие даже не удивило Костю. В глубине души он готов был к чему-то подобному. К тому же энергия в экзокомбезе «титан» разом закончилась, и он сделался тяжелым, как черепаший панцирь. Костя едва слез с приступка. Его пригибало и клонило к земле, как величайшего грешника.
«Титан» умер. Он сделал свое дело – довел, защитил, спас в самый критический момент и умер, как преданный друг – на бегу, в действии, отдав самое дорогое – жизнь. Костя словно кожи лишился. Он даже принялся его уговаривать: «Ну давай, дорогой… ну давай, мой хороший… сверкни своими индикаторами, и мы побежим дальше». Но «титан» безмолвствовал, он даже не «надевал» шлем-самосборку, а напротив стал слезать с Кости, как шагреневая кожа. Его наномышцы теряли упругость, и он сполз с Кости, как сползает с ноги распустившийся по всем швам чулок. Сразу стало легче дышать, но на душе сделалось так тяжело, стало так одиноко, что Костя едва не заплакал. Он постоял над «титаном», как над лучшим другом, который умер и которого у него больше не будет, потом аккуратно сложил экзокомбез, затолкал в дыру развалин и засыпал камнями, в надежде вернуться сюда когда-нибудь с новыми аккумуляторами. Себе он оставил пояс, разгрузку с дисками, нож, аптечку и кремень на шнурке из оленьей кожи, и еще свисток, которым вызывал Амтанта, ну и два хабара: хабар-кормилец и хабар типа 3D, который чуть не забыл в кармане экзокомбеза. Костя чувствовал, что завершился какой-то этап в его жизни, смысл которого он еще не понял, не осознал, но который делал его таким же сильным и смелым, как Реда Бараско. Должно быть, это Зона повлияла на меня, подумал он и глубоко вздохнул. Надо было действовать.
Амтант топтался рядом, словно действительно понимал, что происходит. Вот теперь Костя безоговорочно верил ему. Друзья познаются в беде, думал он с благодарностью, надевая разгрузку. Он остался в тонком, эластичном комбинезоне песочного цвета. С одной стороны, двигаться в нем было так же удобно, как если бы Костя тренировался с отягощением в знаменитом монастыре Шаолине и вдруг эта нагрузка пропала, а с другой – после экзомышц «титана» его собственные мышцы казались одеревеневшими и вялыми, не хотели воспринимать реальные нагрузки и требовали – верни нам силу экзомышц, верни. Костя чувствовал, что потерял былую сноровку. Глаза так бы и сделали, а тело не слушается, подумал он. Несколько мгновений он казался себе стариком. Но когда Амтант произнес:
– Сюда идут… бегите! – вполне сносно шагнул несколько раз, и мышцы вспомнили, для чего они, собственно, рождены и что умеют и что должны делать. И он побежал.
Амтант неуверенно топал рядом. Да уходи же ты, пожарная каланча! – подумал Костя, ты же меня демаскируешь! Но не было сил даже прогнать «богомола». Тело не слушалось, оно казалось чужим. К рукам словно были привязаны пудовые гири, и земля под ногами качалась, как палуба. Не в силах больше бежать, Костя сдернул с плеча АА-24, по всем правилам тактики боя плюхнулся в жесткую траву, отполз к поребрику, щелкнул затвором и приготовился дорого продать жизнь. Амтант, как сарыч, ходил за ним и, переставляя длинные, негнущиеся ноги, с недоумением, наблюдал за его маневрами. Но, оказывается, их никто не преследовал.
– Что там? – покосился на Амтанта Костя, не выпуская, однако, из поля зрения сектор обстрела от разрушенного угла Военной школы до первой липы слева.
– Ничего… – без интереса посмотрел в сторону «тарелки» Амтант.
– Ничего?.. – Костя сел и огляделся.
Дорога, ведущая от колокольни Ивана Великого мимо развалин Военной школы, была пуста, не считая «богомола», торчащего в оцеплении недалеко от того места, где стояла Сенатская башня. Но, кажется, «богомол» спал стоя, как лошадь, да и ему было начхать на весь мир и прежде всего – на старшего сержанта Хамзю, не говоря уже о капитане Бухойфе.
Позади лежала темная Москва. Не было видно ни огонька. Темная, мрачная, пустая. За одно это надо было разделаться с «тарелкой». Может, самое разумное – плюнуть на все и свалить, тем более, что до Спасских ворот пара шагов? – подумал Костя. Похоже, все стеклянные стены уже пропали. Но этот вопрос был чисто риторическим. Ясно, что исследовать темноту за Кремлевскими стенами следовало лишь после того, как станет понятно, что происходит здесь – в сердце Зоны. Может, это только Полоса отчуждения? – успокаивал себя Костя. – Может, она теперь такая широкая, что не видно другого края? Сейчас я разбабахаю эту «тарелку», а потом пойду и узнаю, что случилось с городом.
От этой мысли Костя даже вздохнул с облегчением:
– У тебя «пермендюр» заряжен?
– Не знаю… – вяло, как больной, ответил Амтант.
Костя полез за хабаром-кормильцем. Амтант навострил уши. Костя извлек из хабара связку шпикачек. Амтант сделал вид, что разбирается с индикатором количества зарядов:
– Три… – сказал он и весь обратился в нюх. – Три заряда…
– А зарядить можешь?
– Не знаю… – как загипнотизированный, ответил Амтант, неотрывно следя за манипуляциями Кости с хабаром.
Костя сунул ему гирлянду шпикачек:
– Ешь! – а сам принялся выжимать из хабара-кормильца хоть какое-нибудь питье.
Должно быть, у хабара были свои соображения на этот счет и, должно быть, он держал Костю на строгой диете, потому что выдал ему не вино и не желанный коньяк, а большой стакана обычной водопроводной воды, которая, впрочем, показалась Косте слаще любого вина. И все-таки Костя испытал легкое разочарование. Выходило, что хабар-кормилец относился к нему хуже, чем к Амтанту. С чего бы это? – подумал Костя, с раздражением и с завистью поглядывая на Амтанта. Тот, не жуя, заталкивал в себя последнюю шпикачку. Очевидно, что они у него шли прямиком в желудок.
– Спасибо, хозяин… – пробормотал Амтант, делая глотательное движение.
– Еще один «пермендюр» можешь достать?
– Не знаю… – признался Амтант. – Надо старшего сержанта Хамзю попросить. Он мне должен – я ему масленку подарил.
Костя все понял, он что есть силы потряс хабар-кормилец и вытряс из него бутылку «кахетинского». На большее у него фантазии не хватило. Но на этом хабар-кормилец не остановился. Он подумал-подумал и выдал банку русской горчицы, вдобавок к ней – килограмма три жирной ливерной колбасы. Колбаса была свежая, от нее шел одуряющий печеночный запах. У Амтанта потекли слюнки, но он тут же взял себя в руки и с собачьей преданностью посмотрел на Костю. Костя понял, что в глазах Амтанта он приобрел еще больший вес и что пока у него есть хабар-кормилец, Амтант никуда не денется.
– Хозяин… – произнес Амтант на выдохе.
– Что?..
– Вы очень большой человек. Я таких больших не видел. У вас доброе сердце. Спасибо, хозяин.
– Да ладно, брось… – растрогался Костя. – Сердце у меня обычное…
– Я не в том смысле… – грустно, как корова, завел старую песню Амтант. – Сердце у вас щедрое. Меня никто так не кормил со дня рождения, и ко мне так никто не относился, кроме мамы… – он вздохнул тяжело и грустно.
– Вернешься, я тебя еще угощу, – пообещал Костя.
– Я не за угощение…
