КОРН, новообращенный

капля. Он поднял лицо, увидел темень небес в прогалах крон, что линяют листвой. Вторая дождинка закрыла веко.
Ливневая туча подкралась в сумерках, и теперь вода колотит огонь, а тот затравленно шипит. Юноша накинул капюшон, пряча тенью хмурое лицо. Не ему решать – гореть ли костру.
«Каким бы сильным ты ни был, судьба найдет способ поставить на место…».
Не иначе, как назло, дождь смертельно ранил костер и закончился. Недобитые огоньки трепещут на боках отсыревшего хвороста, пытаются ползти, но чахнут. Их жизненный цикл подходит к неизбежному концу.
Вскоре, юноша оказался в темноте. И не осталось иного выбора – только подняться, чтобы уйти прочь.

Когда ночью идешь по лесной тропе, темнота вокруг заставляет вслушиваться в тишину. И даже в чащобе парка, – где гул автострады проникает в рябой клок леса, а небо пропитано свечением города, затмевающим звезды, – все же… Во мраке бдительность включается сама.
Но юноша нарочно не снимает капюшон и слушает громкую музыку в наушниках. Он не поддается страху, более того – грезит столкнуться с бешенным. Вот бы тот выскочил наперерез прямо сейчас – чтобы предоставить шанс испытать силу. Узнать, чего стоили все эти яростные тренировки. И пусть это лишь фантазия, надолго отставшая от эпидемии, когда такое случалось наверняка, все же… Хоть бы и сейчас стало возможным рискнуть своей жизнью, и либо умереть, либо доказать возросшую мощь; но в любом случае – успокоиться.
Лесная тропа на исходе, как и надежда на схватку. Чем ближе опушка, тем больше смятение.
«Машешь кулаками после драки…».
– Пора становиться сдержанней.
От одной только формулировки душа встрепенулась с негодованием – но все же согласилась, что нельзя в таком настроении возвращаться к людям. Юноша вышел из леса, оказался перед лугом. Бетонные плиты, на которые переступил с земли, лентой повели вдоль опушки. А мысли подвели к рассуждениям о замкнутости:
«Со сколькими людьми ты сошелся с того случая? Ты некого не подпускаешь к себе! Этим ты и проигрываешь своим страхам!».
Отрешенно продвигаясь вперед, краем уха слыша свои шаги по бетону, боковым зрением следя за дорогой – юноша угрюмо терпит нападки внутреннего голоса. Не поддается на провокации и не вступает в надоевшую дискуссию. Лучше перетерпеть все эти хлесткие пощечины, чем заниматься самокопанием.
Так много сил потратилось, чтобы “не думать”. И вдруг всякие слова стихли, когда внимание привлек непонятный предмет в траве. Там, где от бетонной ленты ответвилась тропа – началась укатанная колесами дорога. Она проведет через луговой простор к земляному обрыву – достопримечательности этого парка. Оттуда откроется живописный вид на неблизкий город, в ночи мерцающий огнями.
Юноша подошел ближе к случайной находке, рассмотрел. Это оказалась женская туфля, брошенная в лужу. На размоченной ливнем грязи отпечатан недавний слепок шин. Должно быть, очередная парочка захотела уединиться, и в необычной обстановке испытать остроту ощущений от секса. Такое у обрыва случается частенько… Но зачем выбрасывать обувь?
Настороженный юноша опустился на корточки, взял туфельку и стал рассматривать – она не выглядит изношенной, не порвана, каблук на месте.
– Непонятно…
«Но интересно. Не так ли, искатель приключений?».
Невнятная тяга поманила к обрыву, чтобы в чем-то убедиться. Оставив туфельку позади, юноша последовал по меже. Не допуская преждевременных вопросов, он прошел в сосредоточенной тишине еще метров сто, прежде чем обнаружил вторую туфлю. Правую из пары.
– Будто девушка пыталась намекнуть хоть как-то… Похоже на сигнал СОС…
«Ну, герой! Придумал себе подвиг! Аха-ха!».
Но весело не стало. Тревога укоренилась внутри; вынудила сдернуть капюшон и выключить музыку. Предположения об изнасиловании показались слишком серьезными; не такими наивными как фантазии о нападении бешеного.
«Да нет там никого… Ты опять погряз в мечтах о доблестных битвах».
– И хорошо если так.
Сказав это, юноша пошел быстрее. Теперь он обязан проверить догадку.
«А если там кто-то есть – постучишься и спросишь: девушка не против? Или будешь следить из бурьяна, чтобы процесс соответствовал нормам?».
– Отстань.
Крутой поворот дороги повел вверх, вдоль края обрыва, за которым ощетинились лысеющие кроны; а вдалеке заискрились россыпи электрических углей городского кострища. Гирлянды фонарей развешаны над улицами, по которым потоками лавы текут реки габаритных огней и фар. Многоглазые дома жилых кварталов тянутся к горизонту, едва различимому в темноте облачной ночи. Жизнь горожан продолжает стадию активности, но далеко отсюда. Здесь же доминирует сумрак и затишье. По бокам двухколейной дороги растут березки, недозревшие до белизны. Юноша до рези в глазах вглядывается в темень впереди, пытаясь различить очертания кузова.
«А если там действительно криминал? Уверен, что сможешь кого-то защитить? Или хотя бы за себя постоять?».
Ладонь опустилась на топорик в перевязи; осталась наготове. Пальцы порываются отстегнуть липучку, чтобы взвесить приятную тяжесть оружия. Но юноша засомневался: он готов признать, что опасения выросли из вымысла, что подогнал связь с туфлями.
«Изнасилование?! Парочка просто уединилась, а ты прешься к ним, да еще с топором…».
А вот и автомобиль... Внедорожник. Кажется, передние места пусты.
«Дальше-то что?!» – слышит юноша сквозь набат сердцебиения.
– Отстань!.. Не знаю я... Мимо пройду…
Он оказался в пяти шагах от машины и замер, когда в салоне завизжала девушка. Громом и всполохом выстрела оборвался ее вопль. Ознаменовалась точка невозврата.

Не обдумывая действий, юноша бросился к внедорожнику. Схватил ручку задней двери, стал дергать – заперто.
«Пистолет!!!».
Инстинкты согнули колени; заставили присесть на мгновение раньше, чем прогрохотали два выстрела. Стекло разбилось; осколки осыпали голову и вздернутые плечи, в которые зажался. Грянули еще два выстрела, на этот раз прошивая корпус двери. Рваными лепестками распустились два бутона из алюминия. Одна пуля выжгла борозду в бурых волосах на затылке. Юноша в панике стал щупать голову, забыв об опасности; и пока утратил бдительность – дверь вышибли ногой изнутри, долбанув прямо по темени.
Сильным ударом горе спасателя отбросило на траву. Он распластался, лишенный координации. Тело перестало отвечать на команды должным образом. От сотрясения стал видеть пять автомобилей; не в состоянии определить, который из них истинный. Звон в ушах сделал глухим. Силы воли хватило лишь перевернуться на живот.
За его спиной, из темного зева салона показался враг. Он уселся на край сиденья, опустив ноги на порожек. Одна штанина задралась, и стал виден солдатский нож в перевязи на голенище. Смакуя свое превосходство, мужчина устроился поудобней; в одной руке пистолет, другой подпирает подбородок.
С задумчивым взглядом, обремененным гуманностью, мужчина стал наблюдать, как корчится на земле сопляк, сунувший нос не в свое дело.
– Что же делать с таким?.. Надо проучить.
Грянул выстрел. Раскаленное жало впилось в мокрую почву близко с плечом ползущего. Без адекватности восприятия, тот стал ожидать отстроченную шоком боль.
Выстрел. Еще один. Третий. Пули шлепают, буравят землю. Паренек, должно быть, ощущает это физически; и понимает, что слишком темно рассчитывать на меткость. Долго такое терпеть невозможно; и когда трус побежит – можно прострелить ему ногу. Можно все; нельзя лишь отпустить.
Парализованный страхом не способен на побег. Уткнувшись лицом в грязь, он в панике ожидает своей участи; держа руки на затылке, стараясь показать позицию сдающегося. Словно можно спастись уговорами, обратился примирительно просящим тоном:
– Не стреляйте!..
Но не смог продолжить, задыхаясь от паники.
Юноша не видел ухмылки, и направленного в спину дула пистолета. Но столь отчетливо ощутил свою покорность со стороны, услышал дрожащий лепет… И нечто явно умерло внутри. И что-то новое заняло пустое место. Огнем заполнило полость, где была привязанность к жизни. У самосохранения перегорели пробки. Месть стала смыслом существования. Голос в голове зарычал лютой ненавистью:
«Вставай! Сдохни в бою, но размозжи башку ублюдку! Двигайся!!!».
Мощь заменила немощь. Мандраж сгладился в тугую напряженность послушных мышц. Юноша стиснул зубы; яростно оттолкнулся – неваляшкой взмыл на ноги. Выстрел завершился промахом. Время будто ускорилось в два раза, но реакция – в четыре. Устойчивость и стремительность проявились в каждом рывке; в три скачка достиг внедорожник. Дверь захлопнул оторопевший враг. Юноша увернулся от выстрела; ослепленный вспышкой, не замедляя натиск, метнулся левой рукой на перехват оружия.
Сенсоры-пальцы ощутили тепло затвора, проскользили и ухватились. Щелчок-щелчок-щелчок; пока стрелок дергает спусковой крючок, боек стучит по ногтю мизинца. Юноша выбросил вперед правую руку, схватил за волосы; рывком к себе разбил нос врага об дверную раму.
Пистолет выпал на траву; торжествующий парень вцепился в шкирку пиджака, с двух рук потащил мужика через окно; торчащие осколки с треском порвали рубашку.
Нож воткнулся в живот внезапно. Второго удара юноша не допустил: схватил запястье, разбил об борт кулак на рукоятке, рассвирепел; уперся ногой в борт, рыпнулся, вытащил по пояс, схватился за ремень, толкнулся еще яростней; выдернул, выкинул далеко от машины.
Осталось довести драку до смертельного исхода.

Тот, кого юноша вышвырнул из окна, перестал казаться человеком. Даже тем расчетливым подонком, которым был прежде – перестал выглядеть. Он стоит в темноте и не двигается; не нападает, не выжидает, не убегает. Он зловеще молчит, погашая боевой запал осмелевшего. Источает незримый сигнал опасности.
Мужчину затрясло в лихорадке; задышал взахлеб, загнанно. Дергано, он вцепился в окровавленную рубашку, разодрал, скорей сбросил на траву. Температура поднялась до 42 градусов, до грани закипания крови. Жар слепой ярости раскалил тело, торс задымился паром в прохладе ночи; невменяемый завопил.
Спазмами глотки прервался вопль. Пена потекла с искривленного рта. Сердце перешло на ритм тахикардии. Сбылась неосторожная мечта юноши – явился бешеный.
Под ногами лежит пистолет; и юноша не стал медлить. Схватил, нацелил и с двух рук отстрелял три патрона – обойма кончилась. Первая пуля ушла мимо, две другие толкнули бешеного в грудь, но не сбили с ног. Сквозные раны не повергли врага, он остался к ним равнодушен.
А вот стрелок его заинтересовал, и бешеный стал надвигаться как зомби, до скрежета стискивая зубы. Но вместо паники юношу охватило злое торжество. Настолько ярое, что привело в экстаз. На грани безумия от небывалого восторга, он обрадовался достойному противнику. Зная, что живучесть того запредельна, а сила высвобождена аффектом – он просто обязан расчленить эту тварь.
Чувствуя в распоряжении фантастическую мощь, юноша открыл дверь внедорожника, и своротил. Стальные петли не потребовали усилий, когда по венам рук заструилась ярость вместо крови.
Орущий бешеный набросился, но врезался в дверь, ставшую щитом. Злорадно улыбаясь, юноша отстегнул липучку, достал топор. Сдерживая натиск давления – вытолкнул врага и