Палач
Отец умирал. Сидящий на краю постели Мстислав держал его за руку, чувствуя, как холодные пальцы старика вцепились в него, как утопающий за спасательный круг. Нет, отец боялся не смерти, он боялся, что не успеет сказать главного.
- Я слушаю, - тихо, но твердо сказал сын.
- Ты знаешь, что делать, - прошептал отец. – Список в шкафу, на полке. Найдешь.
- Я понял, отец, - губы Мстислава сжались, глаза заблестели. Слезы капнули на руку отца.
- Ты сможешь, я знаю. Это я, инвалид... Но, если б смог, сам бы... своими руками...
Мстислав кивнул. Выживший в колымских лагерях отец на ветер слов не бросал, и сын уважал его за это. Уважал и любил, как можно любить единственного родного человека. Теперь он останется один. Что ж, для его дела это только плюс... Говорят: один не воин. Еще как воин. Когда не боишься за родных, когда мосты сожжены и дороги назад нет, и твердо знаешь, что надо сделать... Когда за тобой правда и вера в справедливость – ты воин. И ты непобедим.
В мире справедливости нет, но есть люди, которые могут восстановить ее в определенном месте и в определенное время. Так недавно говорил отец, и особенно четко Мстислав ощутил это здесь, у его постели.
Он почувствовал, как холодные пальцы снова сжали запястье:
- Только не сомневайся! Ты не за меня мстишь, ты рука миллионов, которые не могут упокоиться, что лежат в земле без могил, закопанные как собаки, или брошенные в лесу, расстрелянные без суда. Я слышу, как они кричат - а никто не слышит. Никто не забыт, и ничто не забыто, сынок. А если кто забыл, ты напомнишь. Я верю в тебя, сын... Мстислав... Иди.
Он вышел из палаты, и стук армейских ботинок тревожно звучал в глухом больничном коридоре.
Отец был для него всем. Мама умерла давно, Мстислав едва ее помнил. Отец растил его в одиночку - кто пойдет за бывшего зека, вдовца-инвалида с малолетним пацаном на руках? Отец так и не женился, за что Мстислав его безмерно уважал. В его памяти мама была смутным ангелом, добрым и ласковым, но зачем-то оставившим их, и верность, доказанная отцом, дала ростки верности ему.
После смерти отца он подхоронил его к маме. Стоя возле могил, Мстислав окончательно понял, что больше у него ничего нет, кроме этих холмиков, памяти и данного отцу слова. Лишь в нем было спасение от грызущей изнутри тоски. В деле, которое отец сделать не мог, но которое должно быть сделано.
Отец хорошо потрудился. Используя знакомых, архивы и старые связи, он вычислил всех, кого запомнил. Их оказалось немало. Двадцать два человека. Вернее, нелюдя, доживавших последние дни. Он, Мстислав, позаботится об этом. Он готов. Служба в горячих точках научила не бояться крови и исполнять приказы. Приказы не всегда нравились, но так было надо. Кому - военные об этом не думают. Они исполняют.
Но это было тогда. А сейчас он знает, кто отдал приказ, и зачем это нужно. И выполнит поставленную задачу. Исполнит закон. Не тот, затертый, загроможденный параграфами и статьями, неповоротливый, пыльный, в дырах и лазейках, многажды похеренный и проданный... А тот, что в сердце - закон, понятный каждому из живущих. Кровь за кровь.
Отец не просил их мучить, он был великодушен. Все, чего он хотел - зачитать приговор от имени тех, кто уже не может ничего сказать. И казнить, зная, что осужденный понял. Мстислав так и делал. Глядя на жалких стариков, когда-то зверствовавших на зонах и в тюрьмах, былых полубогов, Мстислав испытывал жгучую смесь гнева и презрения. Думали, с рук сойдет? Думали, забудется? Нет.
- Они должны чувствовать то, что чувствовали мы! Страх за свою жизнь и боль за своих детей и близких. Так будет справедливо. Ты понимаешь меня, сын?
Мстислав понимал. Там, где ему довелось побывать, это понималось быстро и навсегда.
У него был пистолет, но Мстислав так ни разу и не выстрелил. Во-первых, за-цепка для ментов, во-вторых, справлялся и так, накрывая подушкой или сворачивая хлипкие стариковские шеи. У него было время подготовиться и следить за объектами, он никуда не спешил, а сделав дело, уезжал в следующий город. Пусть ищут.
Он знал и видел, что у бывших конвоиров, особистов и стукачей есть дети и внуки, но у тысяч тех, чьи кости остались в безымянных могилах, тоже были родные. А кто сказал, что справедливость добра?
У бывших урок семей, как правило, не было, да и дожил до этих дней лишь один. Прочитав приговор, Мстислав прирезал урку, как тот в свое время резал беззащитных и бесправных политических.
Он колесил по стране и приговаривал к смерти. Каждый раз, глядя в глаза жертв, Мстислав вспоминал отца, его страшные рассказы. Нет, он убивал не стариков, он смывал кровью гниль и порчу, человеческую плесень, паразитов и мразь. Все они знали, что делают, их никто не заставлял - отец всегда подчеркивал это. Он хорошо знал тех, кто стрелял при попытке к бегству - но не включил в свой список никого из караульной или расстрельной команды. Одни выполняли приказ. А другие - наслаждались.
Мстислав удивлялся, почему до сих пор его не взяли. И не боялся, встречая на улице ментов. Он свое дело делает, а они пусть делают свое. Ни бежать, ни стрелять в них он не станет. Дело и так подходило к концу. Некоторые успели отправиться на тот свет до его посещения. Что ж, наверно, им повезло.
Самым сложным оказался двадцать первый. Этот забрался высоко, стал депутатом, имел охрану. Слуги народа, ухмылялся Мстислав, провожая глазами бронирован-ный «мерседес», что ж вы от своего народа прячетесь? За броней и спинами охраны? Ничего, это вам не поможет... Мстислав не торопился, особенно теперь, когда список подошел к концу. Что делать после, Мстислав не знал. А может, убить последнего - да подставиться под пули ментов? Что еще делать, зачем жить? О семье он не думал. Любимой женщины не было, да и к чему, возможно, скоро его закроют или убьют. Он солдат, камикадзе, а такому лучше без семьи.
Мстислав мог выстрелить много раз, но нужно прочесть приговор. И убедиться, что обвиняемый понял. И посмотреть в глаза. Но это все усложняло.
Понятно, что наедине остаться не получится, убивать охрану Мстислав не хотел. Он ждал и следил. И дождался.
Депутат любил рыбалку. Туда он отправлялся с двумя охранниками. Удил рыбу на середине озера, а телохранители караулили на бережку.
Уставший от бездействия Мстислав быстро разработал план. Когда цель отплыла от берега, он уже сидел в камышах. Вооруженный ножом и дыхательной трубкой, он нырнул в воду и поплыл. Добравшись до лодки незамеченным, рывком взобрался в нее.
Депутат, холеный, толсторожий, выпучил глаза:
- Вы кто такой? Ох... - точный удар под дых выбил остатки воздуха, и толстяк кулем свалился на дно лодки. Мстислав завел мотор и поплыл подальше. На таком расстоянии охрана не различит, кто правит лодкой. А различит - все равно будет поздно.
- Дергачев Иван Петрович? - сказал Мстислав согнувшемуся на алюминиевом полу человеку. - Это ты!
- Что ты делаешь? Знаешь, что... тебе за это будет? – косясь на нож, проговорил депутат.
- Заткнись и слушай. Именем моего отца, Лодникова Ивана Савельевича, я приговариваю тебя к смерти за пытки и убийства, - Мстислав наизусть перечислил десяток фамилий и имен людей, которых не знал и не видел, но запомнил, потому что они стояли первыми в списке отца. Списке убитых, затоптанных сапогами, замороженных за-живо, зарезанных урками по приказу начлага.
- Вспомнил, гнида? Ты думаешь, они умерли? - спросил он, глядя на распростер-того у ног жирного старика в трусах и защитного цвета панамке. - Нет, они здесь, за моей спиной. Они ждут, когда я сделаю то, что не смогли они.
- Хочешь денег? Я заплачу, сколько ты хочешь? – тяжело дыша, заговорил бывший начлага.
- Нет. У тебя есть последняя минута. Проси прощения у тех, кого ты убил и за-пытал, потому что скоро ты с ними встретишься.
- Ты сумасшедший! Тебя все равно поймают!
- Ты тратишь время на угрозы. А мог попросить прощения... Все, тварь, твое время вышло, вставай, - Мстислав приблизился, схватил депутата и, легко сломив со-противление, перегнул за борт. Предсмертный крик заглушила вода.
Когда ноги перестали дергаться, Мстислав отпустил тело, и оно ушло на дно.
- Хоть бы одна шкура прощенья попросила, - процедил Мстислав. - Прав был отец: гниды, которых надо давить!
Остался последний.
Мстислав нашел его в южном городе. Следил, чувствуя, что времени осталось немного. Его наверняка ищут, было бы обидно не закончить дело на финишной черте.
Его планы спутала девчонка. Внучка, лет шестнадцати, приехавшая погостить. Глядя на нее, Мстислав вспоминал, что где-то рядом есть другая жизнь, веселая, ру-мяная, живая, как эта девчонка... Она всегда была рядом с дедом, в доме, и Мстислав начал нервничать. Он потерял много времени, находясь рядом с целью, а добраться до нее не мог. Досадно. Спрятавшись в густом кустарнике неподалеку, он наблюдал за домом часами и, наконец, дождался.
Девчонка вышла и направилась по дороге вниз - там находился магазин. Так, минут двадцать у него есть.
Мстислав был готов. Оглядевшись, он быстро пересек улицу и толкнул калитку. В саду никого, значит, дед в доме. Отлично. Он вошел, пробежал по комнатам.
Приговоренный был на кухне, заваривал чай. Оглянулся на шум.
- Вы кто?
- Прокурор, - ответил Мстислав, зная, что на прокурора похож в последнюю очередь. Давно не брившийся, исхудавший, с черными кругами под глазами - таким он увидел себя в зеркале, висевшем на стене напротив.
- Не понимаю. Вам что нужно? – ясным и твердым взглядом старик напомнил отца, и это неприятно кольнуло Мстислава. Вообще, многие старики похожи...
Мстислав назвал фамилию и имя. Дед кивнул.
- Я пришел тебя судить. Слушай приговор, - Мстислав вытащил пистолет, направил на деда. - Лодникова Ивана Савельевича помнишь?
- Нет. А кто это? Что вы хотите? – нахмурился хозяин. Он был первым, в чьих глазах Мстислав не увидел страха перед боевым оружием.
- Не помнишь? А вот он тебя хорошо запомнил. На всю жизнь.
- Я не понимаю.
- Я объясню. Ты был следователем в пятидесятых, так? Не вздумай отпираться, отец тебя четко вычислил. Ну, был?
- Был.
- Был, - удовлетворенно кивнул Мстислав. - Уже хорошо. Видишь список? В нем все, кого смог вспомнить отец. Ты последний. Слушай свой приговор, гад: за пытки, издевательства и гибель хороших людей ты приговариваешься к смерти.
- Зачем тебе моя смерть? – покачал головой хозяин. - Я все равно скоро умру. Я болен.
- Чего же тогда беспокоишься?
- Дети у меня, внучка здесь... Хоть их пожалей!
- Это хорошо, что дети и внуки. Пусть почувствуют то, что чувствовал мой отец, когда такие, как ты, уморили в лагере его жену, а его сделали инвалидом. Что почувствовал я, когда узнал, как умерла моя мать! – сам не замечая, Мстислав сорвался на крик.
- Я никого не убивал, никогда!
- Виноват не только тот, кто жмет на курок, и ты это знаешь. А не понимаешь - тем более жить не достоин. Никто не забыт, сука, и ничто не забыто! К стене. У тебя есть минута, чтобы покаяться. Время пошло.
Что-то мелькнуло в окне, и Мстислав услышал, как скрипнула дверь. Внучка. Некстати. Он огляделся и шагнул в угол, за шкаф. Поднял пистолет:
- Молчи. Выдашь - убью обоих.
Но это была не внучка. В зеркале отразились трое громил.
- Ну, чо, дед, нашел бабки?
- Нет у меня ничего, - дед тяжело оперся на стол. Похоже, ему стало плохо.
- Не держи меня за фраера. Я знаю, что
