Мое детство проходило в большом, дореволюционной стройки, бывшем барском доме, в одной из его коммуналок. Жители дома считали, что нашему двору повезло дважды: прямо во дворе была водяная колонка, так что за водой недалеко было ходить и во дворе во флигеле жил дворник Николай с семьей.
Сам Николай выглядел каким-то мятым, жеваным. Лицо и лысая голова были сплошь в выступах, впадинах, буграх. Сутулый, с втянутой в плечи головой, он даже поворачивался как волк, всем корпусом. Говорил мало и не очень внятно, не очень быстро двигался, но работал исправно, с утра до вечера, и претензий к нему ни у кого не было. Иногда он исчезал на неделю-две, раз даже на месяц, и в случае чего приходилось идти в домоуправление, а потом ругаться с присланными работягами.
Жена Николая была очень красива. Чистое, мраморной белизны, лицо с правильными чертами, огромные темно-синие глаза с длинными ресницами, стройная фигура, мягкий голос. Во дворе появлялась изредка, часто задерживаясь на работе в библиотеке.Со всеми была приветлива и дружелюбна, но характер имела твердый, за что и называли уважительно Петровной, а не Анькой, как всяких некоторых.
Старшая дочь Алла была красавицей , в мать, а младшая, шумная егоза Люська, тоже обещала расцвести яркой красотой.
Эта семья была загадкой для всех дворовых кумушек. Как?! Как могли сойтись Петровна и этот утырок? Чаще всего соглашались на том, что, овдовев в войну, Петровна подцепила Николая в конце или сразу после войны,когда мужчин в тылу было всего-ничего, да так и осталось. Правда, смущала послевоенная Люська, но мало ли чего при совместной жизни не бывает. Жила эта семья на удивление тихо, без привычных во дворе скандалов и разборок, разве что иногда было слышно из флигеля горластую Люську.
В тот год 9 мая приходилось на субботу, и всем двором решили отметить праздник Победы сообща. Вернувшись после работы выставляли во дворе разномастные столы, несли из квартир стулья и табуретки. На покрытые бумагой столы женщины расставляли еду и тарелки, появилась даже пара ваз с цветами. Столы быстро приобрели праздничный вид.
Закончив приготовления, все разошлись по комнатам -- умыться, переодеться и, вернувшись во двор, приступить к празднику.
Посвежевшие, нарядные, весело переговариваясь, люди занимали места за праздничным столом, но вдруг все замолчали, глядя вглубь двора.
От флигеля к столу шел Николай с семьей.
Петровна, в шелковом, с необыкновенным рисунком, струящемся платье, ладно облегавшем ее фигуру, шла, гордо подняв голову и крепко держа под руку Николая. По другую его руку шла Алла в нарядном платье и, чуть сбоку, нарядная Люська. Сам Николай был одет в старый, выцветший, но тщательно вычищенный, выглаженный и аккуратно зашитый в паре мест, офицерский китель с такими же старыми полевыми капитанскими погонами. На груди отцвечивали серебром и красной эмалью орден Красного Знамени, два Красной Звезды и несколько медалей. Да еще нашивки за ранения -- четыре красных, две золотых.
Семья чинно подошла к столу и стала усаживаться.
Удивленную тишину прорезал голос первой дворовой сплетницы и ехиды, бабки Пахомовны:"Господи! Неужто и таких на войну брали! И такие ордена давали..."
Лицо Петровны залило краской, она резко встала из-за стола и пошла к флигелю. Все неловко молчали, негодуя на язву, испортившую праздник.
Петровна быстро вернулась и поставила на стол возле Николая большую фотографию в старой деревянной рамке.На ней была молодая Петровна с белым конвертом в руках, откуда выглядывало личико ребенка, и лихого вида серьезный лейтенант. Внизу наискось было написано -- 12 октября 1940 года.
Напряженным голосом Петровна сказала:"Шевелевы мы. Николай Васильевич Шевелев, командир разведроты. В 44-м, в Венгрии, эсэсы зажали его группу и загнали на минное поле. Добить не успели. Мы нашлись в 47-м, три месяца ждала его из госпиталя. Потому у нас и Люся 48-го года. Вот".
Тут опять вступила, уже елейно, Пахомовна:"Ах, так Николаша-то у нас герой...".
"Цыть, балаболка!" -- рявкнул дядя Сережа, бывший комбат и запнулся. Видно собирался что-то фронтовое добавить, ей-богу, заслужила, дура, но совсем уж портить праздник не захотел. Скрипя протезом выбрался из-за стола и буркнув:"Я скоро", -- пошел к дому.
Вернулся он действительно скоро, неся в руке небольшой сверток в оберточной бумаге.Обойдя стол, подошел к Николаю:"Это тебе, держи Николай". Дворник замялся, оглянулся на жену, но все же взял сверток и тут же протянул Петровне. Та непонимающе взглянула на дядю Сережу: "Разворачивай,Петровна, не бойся, не бомба".
Из-под коричневой бумаги показалась пара золотых офицерских погон с малиновым просветом:"Звездочки в военторге купишь и поставишь согласно устава. Негоже боевому офицеру в старой полевке ходить".
А Николай сидел, привычно ссутулясь, на табуретке, прихлебывал из стакана налитый вместо водки компот, поглядывал на накрытый стол, радостно оживленных, нарядных соседей и улыбался чему-то своему.
___________________________________________________________
1. До 1965 года 9 мая был обычным рабочим днем.
2. Нашивки за ранения: легкое -- красная, тяжелое -- золотая.
|
Спасибо за рассказ