умащивается ими, так же как не омывается водой, дабы проклятие Бога пало на убийц.
– Неужели мне будет отказано даже в этом? – Магдалина снова начала плакать. – Неужели я уже никогда не увижу его, пусть мёртвого, и не смогу совершить последний обряд над ним?
– Обычай разрешает нам через день отвалить камень над могилой, чтобы убедиться в смерти усопшего, – бывает ведь и так, что хоронят живых, – ответил Филипп. – Но благовония всё равно запрещены, если мы соблюдаем закон. Сам Учитель говорил: «Не нарушить я пришёл закон, но исполнить его».
– Благовония не понадобятся в любом случае, – загадочно вставил Варфоломей.
– Почему? – Филипп с удивлением посмотрел на него.
– Его тела уже нет в могиле, – ответил Варфоломей.
– Как нет? Он жив?! – в один голос воскликнули Филипп и Магдалина.
– Он будет жить среди нас, – сказал Варфоломей.
– Что это значит? Ответь мне: он жив? – Магдалина схватила его за одежду и стала трясти. – Ответь во имя милосердного Бога!
– Не будь таким жестоким, Варфоломей, – сказал ему Филипп. – Не терзай её так!
– Он мёртв, – ответил Варфоломей и прижал к себе плачущую Магдалину. – Но люди должны думать, что он не умер. Не ты ли упрекала нас, что мы плохо помогали ему? Мы сделаем всё, чтобы его учение жило.
– Дайте мне в последний раз взглянуть на него, умоляю вас! – плача, просила Магдалина.
– Это невозможно, – ответил Варфоломей, поглаживая её по голове.
– …Так он мёртв? – спросила Магдалина, когда у неё уже не было сил плакать.
– Да, – сказал Варфоломей.
– Он мёртв? – повторила Магдалина.
– Он мёртв и погребён, – подтвердил Варфоломей.
– Что же, – слабо проговорила Магдалина, – тогда я уеду, я не могу оставаться здесь. Возьму детей и уеду.
– Это лучшее, что ты можешь сделать, – согласился Филипп. – Поезжай в Галлию, там тебя примут.
– Почему в Галлию? – спросила она.
– Там легче затеряться. В южной Галлии у меня живет родня, – я попрошу, чтобы они приняли тебя, – объяснил он.
– Спасибо тебе, Филипп, ты всегда был добр ко мне, – ответила Магдалина.
– Никто из нас не забудет тебя, ведь ты была его женой, – сказал он.
– Не беспокойся о будущем: ни ты, ни твои дети не будут знать нужды, – прибавил Варфоломей.
– Спасибо вам; простите, если я была с вами жестока, – поклонилась им Магдалина.
– И ты нас прости, – поклонились они ей.
***
– Так вы его перезахоронили? – спросил Филипп, когда они с Варфоломеем шли от дома Лазаря.
– Да, только не надо об этом болтать, – грубовато ответил Варфоломей.
– Разве я болтун? – обиделся Филипп.
– Не слушай меня: я не знаю, что несу! Эти дни я сам не свой, – виновато сказал Варфоломей.
– Но почему ты не позволил Магдалине проститься с ним?
– Жара, – коротко ответил Варфоломей. – Тело уже тронуто разложением…
Некоторое время они шли молча.
– Мы предчувствовали беду, но удар оказался слишком силён, – со вздохом сказал затем Филипп.
– Это правда, и вина наша слишком велика: как мы не спасли его?! – Варфоломей ударил себя в грудь и вдруг заплакал. – Если бы можно было всё переменить!
– Нам не дано знать – можно было бы или нет, – возразил Филипп. – Но мы не оставим его дело: везде и всюду мы будем проповедовать учение Иисуса. Ты знаешь, Матвей уже пишет повесть о его жизни: он начал с последних дней, пока впечатления не остыли, а потом хочет присоединить этот рассказ к повествованию о предыдущих событиях.
– Наверное, сочиняет напропалую? – проворчал Варфоломей, вытирая слёзы. – Он у нас сочинитель.
– Да, это есть, – подтвердил Филипп. – Матвей с гордостью показал мне, что у него получилось, – так он напрочь умолчал о том, что свою последнюю ночь Иисус провёл с Магдалиной, зато придумал молитву в Гефсиманском саду. Пишет, как Иисус там молился Богу, как просил отвести «чашу сию». Очень красиво и трогательно, но я спросил: если Иисус был в саду один и никому не рассказал об этом, то откуда Матвей узнал про эти подробности? Он смутился было, а потом ответил: «По наитию!».
– Он понапишет, – протянул Варфоломей. – Трудно будет потом отделить выдумку от правды.
–Может быть, я тоже когда-нибудь возьмусь за перо, однако не обещаю, что моя повесть будет предельно правдива: есть высшие соображения, которые нельзя отбросить, – сказал Филипп. – Но клянусь, что о Магдалине я не забуду: эта женщина достойна правдивого рассказа.
– Это так, – кивнул Варфоломей. – Но ты говорил о проповедях «везде и всюду»? – спросил он.
– Мы решили с Андреем, что когда пройдёт положенный срок поминовения, мы, все ученики Иисуса, должны бросить жребий, кому куда идти с проповедью. Ты согласен? – спросил он.
– Ещё бы! Буду ничтожной тварью, если откажусь, – ответил Варфоломей. – Я хочу пострадать за Учителя, и хотя бы этим искупить вину.
– Страдания за правду укрепляют её, – сказал Филипп. – Слово правды должно звучать, даже если мир не хочет слышать его.
– Он услышит нас, брат, он услышит… – ответил Варфоломей.
... и быть прохожим - не решение..