руки того снова потянулись к шапке. Видимо, это движение в минуты замешательства давно вошло у мужчины в привычку.
„Индеец“ подошёл к „УАЗу“ и с видом знатока оглядел „железяки“ под капотом.
- Бензонасос? - почти утвердительно поинтересовался он.
Мужчина кивнул:
- Мембрана, зараза. Фирменную хрен достанешь. Я из полиэтиленовых пакетов режу - так то ж на полста вёрст тока.
- Вернусь, помогу, - кивнул в ответ „индеец“. - И это тоже отдам. - Он вырвал центральный высоковольтный провод из разъёмов и сунул в карман. - Будь умничкой.
Он запер двери „Ниссана“ и бодрым шагом направился к повороту дороги.
Мужчина едва уловимым движением перекрестился.
- Крендель с перцем, - тяжело дыша, прошептал он вслед „индейцу“ и привалился, разом обессилев, к решётке радиатора. - Вляпались в демократию, едрёна матрёна. Снова зэков что ль на волю, как в пятьдесят третьем?
В других обстоятельствах мужчина несомненно воспользовался бы моментом, чтобы получше рассмотреть диковинку. Иномарку, да ещё такую необычную, он встречал впервые. Обойти, поглазеть на салон сквозь тёмное стекло, провести пальцем по ослепительно блестящему лаковому покрытию. Сейчас это даже не пришло ему в голову.
Вооружённых людей мужчина видел вживую разве что в армии. Ну - на охоте, конечно, ещё, но это не в счёт. Путчи, развал Союза, народные волнения - всё это происходило где-то там, в телевизоре. Их район, словно не замечая перемен, жил прежней жизнью, может, только на полках сельмага совсем уж бессовестно опустело, да цены давно оставили не у дел мизерные пенсии. Ну ладно, понятно, когда головорезы громят телецентр в Москве и делят власть. Но просто так, не таясь, при честном народе разъезжать с автоматами по дорогам? Такое бывает где-то в загнивающей буржуазной Сицилии. В телесериале „Спрут“, что запоем смотрели когда-то всей деревней, забывая на время про самогон.
Лишь только „индеец“ исчез за поворотом, мужчину словно подменили. Как будто вдруг обжёгшись о радиатор, он подскочил, развернулся, поискал что-то в моторном отсеке, затем бросился на колени и начал судорожно разгребать снег за колесом. Обнаружив отвёртку, оброненную от испуга несколькими минутами раньше, счистил с неё налипший снег и склонился над двигателем. Прикрутить крышку бензонасоса оказалось делом пары минут. После этого он отсоединил один из свечных проводов и в три прыжка добежал до багажника. Вернувшись с ножом, он поколдовал с минутку над проводом, прилаживая его вместо центрального.
- Ишь, крендель с перцем, - приговаривал он беспрестанно, пока руки его суетливо, но точно выполняли привычную работу. - Нешто я на трёх цилиндрах не доеду!
За суетой и бормотанием мужчина не забывал обдумывать план дальнейших действий. Ехать, разумеется, следовало не обратно к себе в деревню, а к московской оживлённой трассе. Там люди, там где-то милиция в конце концов. Не дадут пропасть.
Он завёл двигатель. Теперь единственной помехой на его пути оставалась бандитская машина. В том, что бандиты в одночасье перекочевали с жаркой Сицилии на их валдайские просторы, он уже не сомневался. Мужчина, то и дело поднимая голову и вглядываясь в направлении возможного появления „мафиози“, принялся остервенело махать лопатой. Когда объездная тропка - впритирку к вороному борту - сомкнулась с колеёй позади „Ниссана“, одежда стала насквозь мокрой от пота.
Бандитов видно не было. Он вскочил в машину и включил первую передачу.
Девушка и „колобок“ давно скрылись из виду, но „индейца“ это, похоже, не беспокоило. Куда торопиться? Давно доказано, думал он, что на длинные дистанции человек быстрее идёт, чем бежит. А по снегу? Силы в два счёта кончатся. Не будет же эта овца век бежать по дороге. Тут её даже такой амбал, Круглый, догонит мигом. Хоть бег явно не самая сильная его сторона.
«Гирями жонглировать, да черепа кроить - вот его призвание, это да», - размышлял „индеец“, сворачивая по следам в лес.
Только в лесу жертве можно попытаться схитрить и, таким образом, выиграть время.
«Хотя и тут ей без шансов, - почти с сочувствием думал он. - Летом бы спряталась, а зимой что? Сколько верёвочка ни вейся, а конец найдётся. Следы-то, блин, куда спрячешь? Э-хе-хе, Машуль. Что ж ты творишь-то, милая».
„Колобок“ стоял на берегу широкого ручья. Противоположный, достаточно высокий и крутой берег, обращённый к солнцу, оттаял почти целиком, но сам ручей был пока полностью скрыт ледяным панцирем, лишь кое-где в бурых разводах просочившейся воды. И только перед ногами „колобка“ вода разлилась широкой чёрной лужей.
- Утопла? - сразу догадался о причине происхождения „лужи“ подошедший сзади „индеец“.
- Фу ты, ч-чёрт! Напугал, - вздрогнул „колобок“. - Крадёшься как Чингачгук! Нет, вряд ли. Тут глубины-то небось - курице по колено.
- А если течением под лёд уволокло?
- Нет. Вон, грязь разрыта на том берегу. Там она.
- Чего ждём тогда? Вперёд, - скомандовал „индеец“.
- Ага. Охота была в дерьме полоскаться. Твоя баба - сам и мокни.
- Ты совсем дебил?! - зашипел „индеец“. - Накосячили оба, теперь не будут разбираться, чья овца. Мы, брат, не последнего пацана завалили. Если она хоть полслова - нас с тобой даже не на лоскуты. Нас в пыль - понял!
- Фигасе, подстава! - вновь не сдержался „колобок“. - А я тут с какого боку?! Говорил же: пришей её там, вместе со всей кодлой. Станок, станок! - очень похоже передразнил он „индейца“. - Павиан озабоченный!
- Поздно виноватых искать, - зловеще отрезал „индеец“. - Пошли.
Было что-то в его взгляде исподлобья такое, что заставило гиганта-„колобка“ попятиться.
Грохот взрыва, раздавшийся из-за леса, не дал завершиться их перепалке.
- Тачка! - выдохнул „индеец“ .
- Бабки! - эхом отозвался „колобок“.
- Я говорил, держи мужика! - в истерике вопил он, едва поспевая за припустившим галопом к оставленной на дороге машине „индейцем“.
Маша лежала в молодом ельнике на другом берегу и держала обоих на мушке. С „макаровым“ обращаться она немного умела, один раз даже постреляла вволю на пикнике. Бежать дальше девушка не могла. Проклятый лёд! На вид такой крепкий, подломился на самой середине. Мало того, что она теперь мокрая с головы до ног - она, падая или, может, карабкаясь впопыхах по круче в лес, подвернула лодыжку.
«Господи! - из-за наворачивающихся на глаза слёз силуэты бандитов на том берегу расплывались и сливались с чёрными стволами елей, - господи-господи-господи… заставь их думать, что я утонула!»
Это вполне могло быть правдой. Она ведь и на самом деле едва выбралась на вязкий скользкий берег.
Через пять минут, проводив взглядом убегающих бандитов и горячо поблагодарив бога за помощь, она уткнётся отяжелевшей головой в трясущиеся руки и подумает совсем о другом. Что теперь? - спросит она себя и его. - Ковылять по снегу в тоненьком, насквозь мокром халате навстречу неминуемой скорой гибели от холода? Сдаваться на милость бандитам, от которых только что удрала, нечаянно подслушав про ожидающую её участь? Неизвестно, какой конец более ужасен.
Нет уж, если выбирать смерть, то вот она, самая лёгкая - бесстрастная и беспощадная железная машинка в её руках.
Впрочем, когда Маша об этом подумает, бандитам будет не до неё.
Как только „индеец“ с „колобком“ выскочили из-за леса, их глазам открылась шокирующая картина. Чёрный дым окутывал „Ниссан“. Казалось, дым настолько тяжёл и плотен, что его можно нарезать ломтями. Иногда из чёрных клубов вырывались столь же тяжёлые и будто маслянистые всполохи пламени. Рядом, бок о бок с японским внедорожником стоял „УАЗик“. Его судьба была предрешена. „Ниссан“, будто огнедышащий дракон, „облизывал“ свою жертву жарким смрадным дыханием, с каждой секундой поглощая всё больше и больше.
- Стой! - прохрипел „индеец“, задыхаясь от бега, - не подходи.
- Ты что, сука, там же... там же... - завопил „колобок“, подпрыгивая на месте и размахивая руками. - Бабки же... успеем!
- Там, мудрила, гранат больше, чем в японской армии, - стараясь попадать в промежутки дыхания, вразбивку прохрипел „индеец“. - Оно тебе надо?
- Бабки же, Иваныч! - голос „колобка“ больше напоминал рыдание.
- Не ной, - интонация „индейца“, казалось, успокаивалась вместе с дыханием. - Сгорели твои бабки. Забудь. Отойдём лучше, от греха, - бросил он мрачно, закуривая.
В огне началась канонада. Сперва без счёта щёлкали патроны. Потом бабахнуло. Два взрыва слились в один. Последним, почти без звука, полыхнул до небес бензобак. Мужчины стояли, не в силах посмотреть друг другу в глаза, молча курили, дожидаясь окончания пожара.
- Не густо что-то в японской армии гранат, - скорбно съязвил „колобок“, пока они подходили к догорающим остовам.
- Дурак. Там и армии-то нет.
- Кто дурак? Я дурак?! - неожиданно вскинулся „колобок“. - Из-за тебя всё, гнида ты тупорылая! Какого хрена за мной попёрся?! Чтоб этот беспредельщик сельский нам подляну кинул? Сука! Найду - убью! Я, сука, им за тачку всю грёбаную деревню спалю!
- Чего там искать? Вон он, наш самурай. - Обугленный труп сидел на пассажирском сидении „УАЗика“ лицом - вернее, бывшим когда-то лицом - к окошку. Видимо, раненый или сильно контуженный взрывом мужчина пытался спастись от огня, но не успел. -Видал? Настоящий, по всему, камикадзе. Сам себя порешил.
- Сука ведь, а?! И тут обскакал. - „Колобок“ разошёлся не на шутку. Сарказм в словах „индейца“ скрылся от его понимания. - И баба твоя сука. Да щас бы ехали и горя не знали. Если б только не свинтила, стерва! Это ты её приволок. Я знал, я знал…
„Индеец“ шагнул к „колобку“ и коротким ударом автоматом в солнечное сплетение согнул того пополам. „Колобок“ попытался ответить апперкотом, но „индеец“ оказался проворнее. Два стремительных удара ногой - в пах и в коленную чашечку - свалили здоровяка в снег, продемонстрировав, что звание старшего „индеец“ носит вполне по праву.
- Остыл? - поинтересовался „индеец“, цыкнув слюной сквозь зубы. - Верещит как баба! Ты не вкурил ещё, дурень? Нас слили, братка! Свои слили. Мы на небесах! Были бы, если бы не Машка. Мы ноги ей теперь целовать должны. По гроб жизни, понял!
- Фигасе! В натуре, думаешь? - застонал „колобок“, скрючившись в сугробе от боли и растирая колено.
- В натуре, в натуре. Правда, думаю, недолго при таком раскладе нам теперь осталось. Клоп, сука, на самотёк не пускает. Проверит, как пить дать проверит. Могли ж мы из тачки отлить выйти, а? Да мы вообще могли тачку бросить.
„Индеец“ не спеша прошёлся вокруг машин. Багажник изуродовало разрывом гранат. А в районе передних сидений „Ниссан“ был словно переломлен пополам. Под ним зияла небольшая воронка.
- От души тротила сунули, - покачал „индеец“ головой. - Теперь ты понял, почему он нам в Питере забашлять не захотел? Отсидитесь, мол, в Ярике, там, мол, спокойно, братвы серьёзной нет. Сука. А я-то, фраер, схавал гнилушку.
- Получается, в Ярик нам теперь не надо?
- Получается так. Мертвякам деньги ни к чему. Если и ждут нас, то не для почестей. Оно понятно: Клопу тоже не резон перед смотрящими подставляться. Поляну зачищает. А то разборы, стрелки, туда-сюда.
- Фигасе, подляна! Клоп, падла. И без гонорара теперь, и Лешего баксы тю-тю.
- Да-а, кидалово. Ну хоть живые. Пока. Мы живые, Круглый! У тебя загранпаспорт есть?
- А толку? Без бабок.
- Дурак ты.
Курильщики имеют по
