Было 8-30 утра, когда из леса, опушка которого находилась в километре от них, один за одним стали выползать танки мышиного цвета с зелёными бляшками по бортам и на башнях. Ветер дул от леса, и перед машинами вставали клубы пыли, смешанной с выхлопами моторов. За танками двигались фигурки в касках и с автоматами «от пуза».
- Гнездо! Гнездо! Я Кукушка! Вижу танки и пехоту. Вижу танки и пехоту! Гнездо, я Кукушка! Я Кукушка, как слышите! – кричал в трубку полевого телефона сержант Петров, командир боевого охранения.
- Кукушка! Кукушка! Сколько танков? Повторяю! Сколько танков?!
- Танков около двадцати! Двадцать! Как слышите?! Как слышите?! Танков двадцать!
- Понял, понял! Танков двадцать! Передаю приказ ….
Связь оборвалась. Танки приближались.
С линии наших окопов взлетели две красные ракеты.
- Все в окоп! Артиллерия бьёт! – закричал Петров, и одновременно с его окриком над головой завыли снаряды. Разрывы заволокли дымом и пылью опушку леса.
- Эх, поближе, поближе надо! Пилипчук, связь давай! Видишь, мимо лупят! Пошёл, пошёл!
Связист Пилипчук вылез из окопа и быстро пополз вдоль провода связи. Над головами засвистели пули, это стреляли танковые пулемёты.
Снаряды уже «нащупали» танки и теперь рвались среди них. Два уже горели, и коптящий дым стелился низко над полем.
Заградительный огонь усилился. На поле чадили уже шесть машин. Пехота отстала от танков, которые увеличили скорость, пытаясь сбить пристрелку артиллерии. Петров позади себя услышал близкие залпы противотанковых орудий .
Это открыла огонь полковая батарея.
Пом-пом, Пом-пом!
Танки стали маневрировать, пытаясь увернуться от снарядов, но всё-таки двигались вперёд, пехота отстала метров на сто.
- Может, к своим рванём? – прокричал ему в ухо пулемётчик Иванов, третий из боевого охранения.
- Ага! Щас, как рванёшь, и на тот свет! До наших 400 метров, а танки - за 300. Пулемёт к бою!
- Есть!
Ещё две машины задымили, подбитые противотанковыми пушками.
Один танк вырвался вперёд, воодушевляя других. Он
быстро полз в их сторону. Разрыв! Столб земли и гари встал метрах
в десяти справа, перед окопом.
Не успела осесть горькая чёрно-серая пыль, смешанная с дымом, как Петров крикнул.
- Иванов, прикрой! – и стал переползать, сдирая в кровь локти, в образовавшуюся от взрыва воронку, от которой несло жаром и кислятиной сгоревшего пороха.
Рёвел мотор, лязгали гусеницы. Тряслась земля. «Иванову хана, если я не успею!» - мелькнула мысль, когда он выглянул из воронки. Окутанный пылью танк шёл точно на их окоп.
Голова гудела, руки ходили ходуном, но он смог-таки выдернуть чеку одной гранаты из связки и, приподнявшись, метнул гранаты на боковую броню наглого чудовища. Волной от взрыва Петрова бросило обратно. Он оглох и потерял сознание.
***
«Сколько прошло … минута?... десять?»
Рядом коротким очередями стрелял пулемёт.
«Молодец, Иванов…» - и он опять ушёл в небытие.
Очнулся от рывка. Его грубо тащили за ворот шинели и куда-то свалили. Над головой раздался голос Иванова.
– Живой!?
- Наверное! А танки?!
- Ушли! Немцы в лес поховались! Их там щас штурмовики утюжат!
Петров сел, привалился спиной к стенке окопа и заплакал.
