длиною в восемьдесят ихних лет, или восемьсот по-земному. Умереть они не боялись, стариков провожали в последний путь с завистью и гордостью, а переселяясь в мир иной, словно выходили из темницы через открытую, наконец-то, дверь, считая, что вылупляются из яйца еще раз.
В общем, жили зелененькие в согласии с собой, с природой, с космосом и Богом, который рассматривал их истинными своими детьми, открываясь перед ними как Око недремлющее, всевидящее, питая их мудростью и наставлениями. Поверить, что им по сто пятьдесят лет, или пятнадцать по ихнему, опять, смогла только Машка. Судя по наивности и простодушию, с которым они смотрели на мир, жизни их никто не учил, или развитие шло каким-то другим заторможенным путем.
— Что ж вас сюда-то потянуло? — размечтался о долголетии Макс, исследуя занозу в пальце. — Жили бы у себя в раю!
— Ты не понимаешь, — покачали зелененькие головами. — Природа человека так устроена, что он ищет и отдает. Цивилизация — это не красивые дома напичканные техникой, а люди, которые испытывают потребность творить и делиться творениями с себе подобными. Художник, который пишет картину порывом, не будет полностью удовлетворен, если оставит ее себе. И поэт, и изобретатель. И нам, построившим свою цивилизацию, как художнику, для полного удовлетворения хочется дарить ее вселенной. Мы отдаем и получаем, рассматривая другие цивилизации, как творения искусства. Но чтобы понять творение иного разума и оценить по достоинству, нужно научиться чувствовать глубину и красоту так же, как те, что ее построили. Мы коллекционируем цивилизации, собирая их достижения. Но одно дело смотреть на заставшее творение, а другое видеть, как она живет, дышит, поднимается и падает, и эпохи сменяют одна другую.
Крыть было нечем. При своем простодушии зеленый народец обладал какой-то своей особенной философией, глубину которой почувствовал даже Макс, не испытывающий в ней потребности. Наверное, такой взгляд был правильным, но мысли землян не привыкли летать так высоко. В самой постановке ответа вроде бы ничего нового, но не часть тебя, и хоть ты тресни. Хотя… Если раньше казалось, что стоит выйти в гуманоиды, как вот они — широкие перспективы. Но после бесед с зелененькими все трое вдруг почувствовали какую-то ответственность.
Оказывается, чтобы прилететь на какую-то обитаемую планету, кроме прививок требовалось разрешение. Получить его можно было лишь после сдачи экзамена по культуре и праву. Само разрешение проставлялось в специальном паспорте, который должен был иметь всякий, собирающийся куда-то лететь. Каждая планета жила своей особенной жизнью, стараясь сохранить индивидуальность, чтобы оставаться интересной для галактики. Земля, и еще сотня подобных ей закрытых планет, пользовались особой обратной популярностью — как не надо жить. Весь мир, миллионы лет бороздивший просторы космоса, дивился стремлению землян выйти в этот самый космос, после того, как отказался радоваться ему, как все нормальные абстрактномыслящие. И весь мир, живя в согласии с Законом, пытался понять, откуда у землян такая идея-фикс построить светлое радостное будущее для всех и для каждого, после того, как сам закон мирового порядка, и тот, кто его установил, были объявлены вне закона. И вся галактика даже находила забавной веру в победу над демонами, которые туго набивались в информационное поле человека, так что находиться рядом с ним не было никакой возможности — заражались на телепатическом уровне всеми ужасами, которые хранились в подсознании человека. Выходить из корабля без скафандра и подавляющего активность мозга оборудования запрещалось всем без исключения, кроме тех землян, которые вышли из народа.
— Значит, Страж был прав, — помянул кота Кирилл. — Он то же самое сказал.
— Ну, понятно, — согласился Макс. — А как долго нас будут держать?
— Пока не найдем смысл, — ответил один из зелененьких.
— Какой смысл? — тупанул Макс, обретая второе дыхание.
— Смысл, для чего нам это нужно. Или наоборот, не нужно.
— Раньше мы думали стать искателями, собирать новое, добавил второй зелененький. — А теперь, жить в мире, стать часть культуры вселенной, подняться в глазах других народов. По нам будут судить.
— Высокой целью задались, благородной, — согласился Макс. — А что так?
— Вас встретили, — признался гуманоид на полном серьезе.
— Кир, а у нас с тобой какой смысл? — подивился Макс.
— Выйду в люди, там посмотрю… Я все что угодно могу думать. Но какая бы цель не была, если с матерью по моей вине что-то случилось, я себе никогда не прощу!
— Внук есть — есть и смысл! — похлопал его Макс. — Поверь, переживут твою потерю!
От разговора остался осадок незаконченности. Мысли Кирилла то и дело возвращались к нему, расстраивая. За два месяца бесцельных блужданий даже зелененькие скисли, избегая философских измышлений. День рождение Макса пришлось как нельзя, кстати, чтобы разрядить обстановку.
Гуманоиды подошли к делу ответственно, расчищая на берегу площадку и построив нечто вроде навеса, чтобы дожди, которые здесь были нередкими и всегда внезапными, не испортил праздника. Машка назидала за женщинами, которые строгали овощи, фрукты, грибы, чистили рыбу. А Макс и Кирилл, не расставаясь с пушками, в надежде добыть мясо, пока двое гуманоидов-мужчин добывали патоку и спирт, дегустируя натуральный продукт и к обеду повеселев, болтались от одной ловушки к другой, в которой так ничего и не обнаружили. Рыбу они наловили еще ночью, поставив остроги, а хворост на неделю запасли до обеда. И наконец, решили побродить по окрестности, увидев в кучке навоза добрый знак. Следы были, но сами животные, словно сговорившись, обходили лагерь стороной.
— Дураки мы, — разрешился от сомнений Макс, — если крокодилье мясо похоже на курицу, значит, все динозавры съедобны! Я по телевизору смотрел, как его готовить… Млекопитающие там остались, тут их не так часто встретишь. Может, не сезон? Сезонные миграции?
— Ну да! А у варана такая зараза во рту, не захочешь, а сдохнешь!
— Тогда надо искать травоядного…
— А если жесткое, как говядина? Нет, плотоядного надо искать, но чтобы пожирал, не отходя от жертвы. У плотоядных мясо нежнее — и всегда жирок про запас! Или что-то в долине, типа козы.
— Согласен, надо спуститься к водопою, где спуск пологий. Заодно солью запасемся. Тропы животных часто ведут через солончаки.
— А кто останется лагерь охранять? — спохватился Кирилл.
— А чего его охранять? — беззаботно пожал плечами Макс. — Мы тут давно всех распугали! Если что, запалят костер. Машка в курсе техники безопасности — увидим дым, вернемся.
Поднялись на вершину скалы, осматривая окрестности в бинокль. Стадных животных здесь было немного, в основном сборные, в которых можно было встретить кого угодно. Если верить Машке, то от платибелодона и альтикамелуса до игуанодона и зауропода, словно кто-то специально собирал животных из разных периодов земли, сортируя по размерам и способности стада противостоять хищникам, которые зачастую не бегали за жертвой, а дожидались, когда ее достанут другие, чтобы потом отогнать хищников и полакомиться самому. Тут были животные, вымершие и десять, и двадцать тысяч и шестьдесят пять миллионов лет назад, но, тьфу, тьфу, тьфу, выжили лишь те виды, которым человек мог противостоять. Звероящеры были, и во множестве, но мирные или добрые. Главное не бежать от него, а постоять, пока не отвалит. Жертву они ловили, когда она со всех ног пускалась наутек. Бегали быстро, и долго не выдыхались, работая ногами, как страусы. Даже выбрасывали вперед так же.
Заметив одно такое сборное стадо, Кирилл и Макс пересекли лог, перебрались на другую сторону реки по валунам, не рискуя сунуться в воду, в которой мог обитать какой угодно зверь, по пологому берегу спустились ниже по течению к водопою, где заметили животных. Не прошло и часа, как они были на месте.
— Я, кажется, понял, почему там млекопитающих больше, чем здесь. Мы все время двигались на юг! Смотри, кладка… сырая еще, только что вылупились, — Кирилл остановился возле ямы, изучая остатки не склеванной птицами скорлупы. Здесь климат другой!
— Значит, дальше можем столкнуться с какими угодно динозаврами? — насторожился Макс.
— И кстати, шестьдесят пять миллионов лет назад млекопитающие вполне могли уживаться с динозаврами, существуя параллельно! Машке это будет интересно!
— Это не объясняет разнообразие видов и форм. Надо что-то небольшое, не тяжелое, а то на берег не выберемся, — Макс, залег в траве, приценился к стаду, высматривая самку с несколькими детенышами, чтобы потеря одного не стала для нее слишком заметной. Таких было много.
— Блин, про веревку забыли, — Кирилл недовольно взглянул в сторону лагеря, который остался вне пределов видимости — и вздрогнул, резко хватая Макса за рукав, дернул, развернув и ткнув рукой в сторону лагеря.
Над лесом поднимался черный дым — кто-то жег сырые хвойные ветви.
С минуту молча смотрели, пытаясь сообразить, случайно или преднамеренно посылают сигнал.
— Нас, наверное, потеряли, — предположил Макс, слегка успокоившись. — Мы ж не сказали, куда пошли. Что могло случиться? Я Машку знаю, она так и поступит, если ее разозлить! Она не пойдет искать!
— Точно! — согласился с ним Кирилл. — Зеленые в лесу, как у себя дома…
— Ну, задам я ей! — пригрозил Макс, приметив неподалеку подходящего детеныша. Мать, похожая на страуса, двух метров ростом, но не в перьях, а покрытая густой длинной шерстью, прикрывающей сильные голые ноги с мощными когтями, с выводком из четырех цыплят возвращалась с водопоя. — Зацени! Я наброшу на последнего, а ты пальни, чтобы не пикнул. Мамаша и не поймет, что случилось. Я топил щенков, знаю. Если услышит, будет искать.
Провернули операцию ловко, опыт в таких делах уже был. Минуты через три короткими перебежками от куста к кусту вернулись к переправе, слегка помучившись, поднимаясь по скальной круче на берег. Первым забрался на скалы Макс, сбрасывая лассо, чтобы Кирилл привязал тушку птицы. Следом поднялся Кирилл, подталкивая тушу снизу. Потом еще пару раз проделали операцию, чтобы преодолеть всю кручу. До лагеря добирались почти бегом — дым стал еще гуще.
— Нет, наверное, что-то случилось… — встревожился Макс, заторопившись. — Я Машку знаю, пошутила бы и успокоилась… Кир, я пойду вперед, а ты дотащишь?
— Само собой, — кивнул Кирилл, до лагеря оставалось рукой подать. — Если что, кричи.
Минут через пятнадцать Кирилл успокоился — Макс уже, несомненно, был в лагере и не позвал его. Он сбавил шаг, позволив себе передохнуть. И неспеша дотащил тушу до опушки, застыв, как вкопанный.
Машка плакала. Макс ходил по лагерю в нервном расстройстве, ругаясь матом, на чем свет стоит, переворачивая то, что осталось нетронутым. В центре поляны — разваленный навес и перевернутый стол со всеми наготовленными для пиршества продуктами, и смятые шалаши, словно по ним прошлись великаны, Машкина пушка лежала у нее на коленях, согнутая рогаликом, а сама она, красная и опухшая прижимала к глазам носовой платок, макая его в ведро с водой.
— Маш… Че случилось? — Кирилл в ужасе взглянул на взбешенного Макса, речь которого понять было сложно. —
