Времечко лихое
Копали мы с Костей могилу для своего товарища по работе, и грустно нам было. Почему так получается, что не заживается рабочий человек на свете? Почему такой короткий у
него век? Неужели он не заработал ничего лучшего за всю свою жизнь, как
накинуть на себя верёвку? И оставить сиротами своих детей. И этим хоть как-то
выразить свой протест тому, что происходит вокруг.
Моросил мелкий дождь. Гудели в воздухе комары. И тоскливо смотрели на нас памятники через металлические оградки. Деревья скорбно клонили головы, и как будто тоже плакали
вместе с погодой.
Углублялись мы лопатами, в землю молча, лишь изредка перебрасывались короткими фразами. Лицо моего друга было печально, веснушки на его лице поблекли, а лопата по инерции
выбрасывала глину из могилы. «Смотри, Григорий, ещё машина идёт, сколько же
людей умирает. Точно мухи они, и нет им никакого счёта. Это уже третья машина
за какой-то час».
Машина остановилась недалеко от нас. Ни суеты, ни траурного марша там не было слышно. Шевелились возле могилы четыре человека, да что-то им говорил водитель. Вот и всё.
Странная это была команда. Через час их уже не было. Исчезли они в мороси
дождя, точно растворились. Не вытерпели мы с Костей и подошли к тому месту,
чтобы рассмотреть всё своими глазами. Два свежих холмика сиротливо обозначились
на мокрой земле, да ещё столбики с номерами. Кто здесь лежит?
Что может быть хуже такой ситуации? Но ведь и к этому мы уже привыкли. Нет у людей денег на похороны, вот и хоронят их, как собак. Хотя где-то к собакам относятся лучше,
чем мы к своим людям. Конечно, очень обидно. А другие люди вообще отказались от
своих родных, те, кто должен был выполнить свой последний долг перед умершими
родными. Что-то страшное творится в этом мире. Как это всё можно понять? Какое
нужно иметь каменное сердце, чтобы смириться со всём происходящим. Обычное
сердце не выдержит всего этого ужаса. «Где виновные этой бесчеловечности», -
вопрошали нас плачущие памятники. Деревья вытирали слёзы на фотографиях
умерших своими ветвями, вся природа плакала. А мы стояли точно каменные
истуканы, и ничего не могли им ответить. Мы сами не знаем, что завтра будет с
нами.
От великой обиды залез в петлю Алексей, от большой несправедливости, от отчаяния. Я помню, что в день получки подошёл он ко мне.
- Григорий, ты посмотри, что творится у нас на работе? Я на трёх кранах работал, разрывался, чтобы везде успеть. Чтобы бригады на своих участках без работы не стояли. Ведь надо мужикам что-то заработать. А
посмотри, что мне заплатили? - и он показывает мне свой расчётный лист, а там
не заработок, а слёзы одни. - А ведь другой крановщик, который делал левые
работы вместе с начальством и здесь не появлялся вообще, заработал в три раза
больше меня! - хлопали его белесые ресницы от обиды, вот-вот расплачется мужик
от обиды. Что я мог ему посоветовать?
- Разбирайся, Лёшка, не оставляй это так. Ведь должна быть хоть какая-то справедливость на свете.
Но какая тут справедливость, если слышишь в ответ от начальника, «Не нравится тебе, увольняйся. Я на твоё место завтра хоть десять человек возьму». И хорошо, если
всё это не матом сказано.
Закипела рабочая душа от такой невыносимой обиды. Взял он бутылку водки, с тем и пришёл домой. А дома жена, не разобравшись, корить его стала, ведь жалко ей денег
на водку. Со всех сторон непонятым оказался Алексей, и просвета в своей жизни он уже никакого не видел. Возилась жена на балконе, наводила там порядок, а он ушёл в ванную, и свёл счеты со всеми сразу.
Услышала его жена хрипы и не верёвку перерезала, а побежала скорую вызывать. А
те ездят так, что помощи надо ждать только «вечерней лошадью». Когда скорая
помощь приехала, то Алексею помощь уже была не нужна.
Не поскупилась администрация предприятия и выделила семье умершего помощь, как раз ту сумму, что ему не доплатили. То есть, его же законно заработанные деньги.
И снова копали мы землю с Костей и равняли стены могилы лопатой. Хоть какой-то уют создадим мы тебе, товарищ наш. Что мы ещё можем сделать для тебя, Алексей? Мы сами грязные
и мокрые от дождя, и очень жалкие с виду. Пусть твоя душа поглядит на нас - это
мы, рабочий класс, до лучшей жизни мы пока не дожили. Но у нас хоть душа чиста
перед Богом, а другие совесть совсем потеряли. Но все мы жалки и ничтожны в
своей трусости, и молчании перед чужой бедой. А чужих бед не бывает, это наше
общее горе.
Давно ли, и полгода ещё не прошло, повесился другой наш товарищ, тоже свёл счёты с жизнью. Также получил он деньги, взял бутылку водки. И уже нет его в живых. Один и тот же
почерк, одни и те же убийцы. Когда они нам ответят за все свои жертвы, и можно
ли их вообще сосчитать. Это - геноцид, планомерное уничтожение народа. Всеми
доступными путями и средствами. И наша жизнь тому подтверждение.
Стояли мы с Костей на краю могилы, нас морозило. Но не столько от холода, а от страха за наше будущее и будущее детей наших, и всего народа русского.
13 января 1995 г.
|