ПУЗО

  
  Виталий ИСАЧЕНКО (Ильич)
 
                  П У З О
 
 Сижу однажды январским тягучим вечерищем на кухне и отмечаю свой обалденно выдающийся изо всех юбилеев – пятидесятилетие далеко не безупречной жизни... Столетие-то,
скорей всего, не предвидится... Вековой-то юбилей – эт как стомиллионноевровый
юди-муди в подворотном тотализаторе города Облапошинска...
 Сижу, значит...
 Не удалась, откровенно говоря, жизнешка-то... Как и у многих-премногих(!!!).., посему и менее обидно (хоть не я один несчастный-разнесчастный!)... Тешит душеньку и
мысль о том, что не особо-то пыжился (как многие-премногие)... Им-то –
тщеславным трудоголикам – должно быть ой-ёй-ё-ё-ёшеньки(!!!) как обидней, чем
мне...
 Сижу... Гостей... Кроме альбиносного котенка Зомби и шайки оголтелых тараканов... гостей на банкете ни души... Выпивки – кот наплакал.., насморкал и... написал. Не
залейся, но... ассортимент вполне достойный, в коем... около литра
безалкогольного самогона, без малого ноль-семерка медицинского спирта (для
запивки вонючки-самогона), шкалик элитного горчичного эликсира «Радикулит»,
настойка на осиновых бруньках струи белощекого скунса «Экстра-перегар»,
полуторалитровка водки «Рыгалофф», чекушка коньяку «Дохлый пенис», двухлитровая
бутыль французского игристого «Моча винодела»...
 Последний из перечисленных напитков на форс-мажорный случай: а вдруг да й супруга без предупреждения как снег на голову свалится из своей похабной командировки на
остров Моржовый(?!), где как кандидат генетических наук всякую зиму для
выведения феноменально морозоустойчивой породы евреев безуспешно, но и
фанатично скрещивает то местного мэра с тель-авивской бомжихой, то местного
бомжа с тетей Сарой из Биробиджана, то местную бомжиху с бердичевским бомжом,
то местного мэра со столичным ювелиром...
 На случай внезапного возвращения жены и почти полный стакан маринованных муравьиных яичек в холодильнике, и булочка с повидлом на подоконнике, а на гвозде ожерелье особо
обожаемых моей Калиной Малиновной вяленых пляжных баболюбов...
 Сижу, выпиваю, наливаю, снова выпиваю, обшлагом ворсистого халата занюхиваю, хлебную краюшку надкусываю да малосольный осиновый колышек посасываю...
 И неожиданно та-а-ак(!) капитально меня развозит, что... даже становится малость веселовато... Даже задорно разулыбался и высморкался в свой пушистый..,
по-мо-о-оему-у.., в тапок или... Или, ежели не ошибаюсь, в котенка... Или ж...
стереотипно: долго не мудрствуя, без изысков – по-крестьянски убойно-дуплетно,
с поочередным зажимом ноздрей, смачно и не целясь, на собственный окорок, торчащий
из малинового плюша макси-труселей...
 
 Поразмышляв о том, кто-о(?!) все-таки придумывает анекдоты, я переключился на излюбленную с детства тему: почему огурцы кривые?.. Так и не отыскав вразумительного
объяснения, озаботился самим же некогда сконструированной головоломкой: как
можно криком распугать рыбу(?), коли у нее нет ушей, а вместо них законно
жабры...
 – О чем кручинишься(?), старче, – прервал мои умственные терзания воркующий кукольный голосок.
 – Об рыбьих ушах, – машинально пробормотал я и натужно поднял от стола к окну свой отягощенный алкоголем и мудростью взгляд.
 На подоконнике, уперев ладошки в его пластмассовую гладь и беззаботно болтая целомудренно сдвинутыми в бедрах ножками, на фоне черного заоконья посиживала она –
безволосая, абсолютно нагая, ладная тельцем, оранжевокожая и непривычно
объемистой синевой лупоглазящая симпатюлька, при виде коей у меня моментально
встал... ком в горле...
 – Ты кто? – спросила иль явь, или небыль, на земную женщину много чем не смахивающая.
 – К-констр-руктор и по совместительству испытатель в-ви-и-ибро-инструментария в японско-корейско-китайско-российской компании-производителе, – спазмалитически
сглотив ком и мало-мальски очухавшись от потрясения, сыграл я в открытую.
 – Отбойные молотки изобретаешь? – выказала смышленость с симпатией взирающая на меня изысканная куклообразность.
 – Ага, – выдохнул я, – Изобретал и совершенствовал когда-то... для «Метростроя» и в целом... для всего Советского Союза, и даже... для всех стран всего соцлагеря...
 Сейчас занимаюсь тоже вибро.., но не молотками... А ты кто? – на этом вопросе мой пучеглазый взор застывает на эстетически изысканно и геометрически гармонично сформованном
средневзвешенном бюсте незнакомки.
 – Ква-Квака, – как покажись мне, вполне искренне произносит она.
 – Фамилия или имя? – испрашиваю уточнения.
 – Фамилия-имя-отчество, – звучит в ответ, – Ты бы, конструктор-испытатель, для антишоковой терапии принял... с полстакана кровогонного... И отчего вы –
мужские земляне – этак рискованно для сердечно-сосудистой на меня реагируете?..
 – Сейчас... Сейчас-сейчас-сейчас приму... крово-гон-ного.., – суечусь, расплескивая мимо тары вонючую шестидесятиградусную перегнойную настойку «Мечта ковбоя».
 – И что за отбойный молоток изобретаешь(?) или... испытываешь, – обождав завершения оздоровительного возлияния, допытывается Ква-Квака...
 Я ж, терзаясь вдруг нахлынувшим смятением чувств, не удостаиваю ее ответом...
 – Коммерческая тайна? – сострадательно ласкает слух кукольный голосок.
 – Выпьешь(?).. за компанию... в честь моего юбилея, – кивая на фигуристую бутыль со слабоалкогольной «Слезой демократа», застенчиво отманиваю от корпоративно
секретной тематики.
 – Я бы рада, – воркует, – Но, согласно параметристике моего организма, подобное – яд. Категори-и-ически(!) противопоказано.
 – И для меня ж тоже... яд, и... тоже противопоказано, но... не бздю же.., – подначиваю на собутыльничество.
 Молчит, кротко потупя глазища.
 – Хочешь «Чупа-Чупса»? – искренне выказываю гостеприимство.
 – Фу-у-у! – корчит брезгливую мину, – Га-а-адость(!) Мне однажды на Урале хмельные геологи, воспользовавшись моей некомпетентностью, напихали в ротик этих самых
«Чупа-Чупсов»... Супермерзость! На особку начинка. Фу-у-у!..
 С той поры у меня на этакое угощение устойчивая аллергия: кожа багровеет и зудится, в глазах резь, в ушах звенит, во рту щиплет и свербит, голова раскалывается, и тошнота к горлу
подкатывает...
 – В таком случае.., чем же тебя полакомить? – суетливо рыскаю по столу пытливым взглядом.
 – А не надо ничего, – кротко отнекивается, – Я уже вашу булочку с повидлой того... Нечаянно... зажевала...
 – Ка-ак(?!) зажевала, – поражаюсь на полном серьезе.
 – Непроизвольно, – никнет головенкой, – Ненароком присела на лежавшую на подоконнике булочку... Пока с вами лясы точила, моя проголодавшаяся жопа ее и умяла... Как вы теперь
будете жить... без бу-у-улочки-то-о?! – на поднятых на меня глазищах
чудо-девицы суммарно навернуто не менее полустакана искрящейся слезы.
 – Не кручи-инься!!! И брось мне выкать!! – ору, – Переходи на «ты»!.. Велика беда(?!!): черствую булочку с плесенью съела... Мне для прелестных гостей ничегошеньки не жалко!..
Хочешь вяленых баболюбов?! – на сих словах я подскиваю и сноровисто снимаю с
гвоздя связку самого ценного из имеющихся в квартире деликатесов и... Артистично
демонстрирую свисающее с ладони лакомство, смахивающее на ожерелье из
длинномерных (до полуметра) полукрабов-полугусениц.
 – А что это? – утерев глазную сырость оконной занавеской, мило улыбнувшись и резво соскочив на пол, интересуется Ква-Квака.
 – Это.., – собираюсь с мыслями, – Это баболюбы... Морские колониальные членистоногие. Сорокачлены. Обитают преимущественно в припляжных акваториях. Официально наиболее ценны (как
и все в этом подлунном мире) японские, выловленные в прибрежных водах страны Восходящего
Солнца. На втором месте... средиземноморские. А эти.., – потрясаю издающей
бамбуковый стукоток связкой, – Эти с Каспия. На мой вкус, самые пикантные...
Правда, с елеуловимым нефтепродуктовым привкусом. Но, поверь мне, сие придает
деликатесу даже некоего шарма!..
 Почему баболюбы?.. Потому что питаются исключительно по-отом загорающих пляжниц. Втихаря слизывают своими склизкими язычками. За пляжный сезон всякая особь нализывает до...
пяти-и-шести-и(!) литров живительной субстанции... Японские ж баболюбы
котируются выше всех оттого, что пот японочек (на отличку от остальных
национальностей) считается сгармонированно питательней, витаминно насыщенней,
гармонально уникальней и на вкус бесподобно изысканней...
 Баболюбы – это примитивноязычно по-русски. А ежель по-латы-ынски(!).. Веритас Каракатикус, что в фривольном переводе означает «истиная каракатица». Они бесполы. Иным словом –
гермофродитны. Все без исключения... Усекаешь?
 – Усекаю, – по-детски радуется своей сообразительности Ква-Квака.
 – Ну и молодца-а-а(!) – с нескрываемой отрадой морально поддерживаю я, – Слушай дальше.
 – Слушаю, – усаживаясь на табурет напротив, пытливо зырит на меня с каждой секундой все больше и больше нравящаяся мне деваха.
 – Однажды (еще в далекую эпоху развитого социализма) отдыхали мы в бархатный сезон с супружницей моей (Калиной Малиновной) по профсоюзным путевкам в Крыму.., – самозабвенно
ностальгирую я, – И подгадай же наше пребывание на лазурном берегу под нерест
баболюбов!.. Тьма-тьму-у-ущая(!!!) их из пучины морской ночами вылазила! Не то
что даже скудно пописать-покакать, плюнуть некуда!..
 Ты посиди пока, Ква-Квакушка, а я схожу – слив унитазный проверю. А то что-то поплавок стало приклинивать. А так и до беды недалече, – лукавлю...
 
 Справив нужду по-мелкому и переодевшись для приличия в фиолетовые мятые тренировочные штаны и в слегка закамуфлированную пищевыми фрагментами белую  майку, спешно возвращаюсь на кухню, где и застаю абсолютно не измененное в мое отсутствие положение предметов и Ква-Кваки. Лишь пронырливый Зомби, запрыгнувший на коленки, томно мурлычет,
трется бочиной о животик гостьи и щекочет ее личико в вертикаль заторчавшим
пушистым хвостом.
 – Я-я-я(!) тебе, дорогуша, мно-огого(!) могу понарассказывать, – накатив стопарь безалкогольного самогона и запив его из горла медицинским спиртом, бахвалюсь словно царь при
холопском застольи, – Повида-ал(!) я в жизни и цветастого, и черно-белого...
Вкусил, как говорится, все сладости и солености, прелести и бякости...
Тако-ого(!) нахлебался, что тебе – пигалице – и не снилось...
 – Кто такая пигалица? – любопытствует Ква-Квака, – Тоже какая-то каракатица иль птица яйценоская?
 – Ни в коем разе.., – тушуюсь, – Разве б мой язык повернулся обдразнить прелестную девицу? Да ни в жизнь!.. А пигалица.., – мнусь, – Пигалица – это... Несовершеннолетняя (как и
ты) красавица... Вот.
 – Ошибаешься. Я совершеннолетняя, – с лукавинкой прожигает меня взглядом Ква-Квака, – Двести земных лет с гаком как взрослая...
 – Ско-о-олько-о(?!!) – перебиваю я – ошарашенный до стремительной потери опьянения.
 – Чего «сколько»? – Ква-квака улыбчиво демонстрирует ровность белоснежных зубов.
 – Лет тебе сколько(?!).. всего, – спрашиваю, вылезая глазными яблоками из орбит.
 – Как мне доподлинно известно, у вас, землян, вразрез с этикетом интересоваться возрастом женщины, – равномерно наглаживая хребет экстазно выгибающегося Зомби, произносит
диковинная визитерша, – Не галантно флиртуешь, мужчинка.
 – К чертя-я-ям этикет! К че-е-ерту