Кормила смесями и коровьим молоком, что давала добрая соседка. Та самая, которая и сидела с малой, пока я бегала на пару часов наводить порядок в непроизводственных помещениях небольшой организации (недалеко от дома).
Время шло. Меня, слава Богу, никто не искал. И прошлое постепенно отпускало, отходило на задний план. Иногда мне даже начинало казаться, что всего того и не было. Что приснилось. Померещилось…
Единственное верное напоминание, но и вместе с тем, великая радость, - моя Лика.
Увы, или на благо, девочка… взрослела «не по дням, а по часам».
Так что к ее… четырехлетию, когда соседке (бабке) уж совсем было невмоготу или не было возможности (хоть и за отдельную плату) посидеть с малой, я оставляла ее одну по хозяйству. Умница у меня она: ничего лишнего, ничего глупого, ничего… по-детски недалекого.
Жизнь, обстоятельства… заставляли нас не вредничать и поступать так, как надо, а не… как хочется. Поступать по-взрослому.
Но разве может быть все слишком… сладким?
Соседи знали об этой моей «наглости», «недалекости», «идиотичности», «нерадивости»… в отношении малышки – и вечно грозились натравить органы соцопеки, чтобы те, если не вразумили меня (что так бросать дитя нельзя), то отобрали ребенка.
И я понимала, что эти слова… нет-нет, да могут волей-неволей вылиться в правду.
Пришлось снова переезжать. Правда, пока просто на другой конец города, в другую квартиру. К тому времени я пахала уже на трех работах, потому… смогла позволить себе не только садик, но и съем однокомнатной вместо комнотушки-коморки.
Глава 3. Поклонники
***
Прошло несколько лет.
И появился в моей жизни… Артур Константинович.
Тот еще… мудак.
В городе началась какая-то волна, как модно тогда стало, поголовно реалити шоу. В итоге - кастинг. И меня мои коллеги с работы (в супермаркете доросла уже до завсклада) надоумили и едва не силой впихнули в передачу. Так, мельком. Едва заметно, но зато неплохо платили. К тому времени я сильно изменилась в лице – так что никто из прошлого не узнал бы меня. Да и похорошела наконец-то: вновь набрала свой (положенный для моего роста) вес, прическа, зубы беленькие и ровненькие. Цаца, чтоб ее.
И, в общем, один из продюсеров… просто свихнулся на мне. Проходу не давал. А, учитывая, что ответа положительного не получал – от этого еще больше его страсть разгоралась.
В какой-то момент, я даже стала его побаиваться. И хоть все его подарки давно уже не принимала (практически, сразу, а старые – вернула), ухаживания отметала, на свидания не шла, … я чувствовала, что этот к*зел за личиной ангела скрывает самого настоящего, беспринципного, грязного демона.
И дело могло, как по мне, кончиться… не только изнасилованием, но и прессингом в отношении моей Лики.
Он отлично знал о ее существовании… и потому мог сыграть на моих чувствах.
Уйти из шоу. Уволиться с работы… и вновь попытаться сбежать, вот только… не в этот раз.
Милиция обложила со всех сторон. Стали вешать хранение наркотиков. А, учитывая мое прошлое, вполне эта история могла сойти за правду. Лику – в детоприемник. Меня – в СИЗО. Петля затягивалась… и единственный вариант – это сдаться Артуру Константиновичу, стать его подстилкой, рабыней… и Бог его знает еще чем, что этот больной ублюдок там себе напридумывал. От взятки сотрудники отказывались – да оно и так было ясно, куда мне переплюнуть гонорары этого подонка. Однако… не все были мерзавцами. Некоторые искренне хотели помочь – но едва начинали ворошить дело, как тут же получали оплеуху и послушно падали на задницу, подведя лапки вверх.
Это был лабиринт, и единственный, казалось, выход из всего сложившегося – либо сдохнуть по пути, либо сдаться зверю.
Но мир не без добрый людей. Бескорыстных и порядочных (в каком-то смысле).
Где нельзя было взять буквой Закона – взяли силой.
Я рассказала свою историю одной девушке… женщине, соседке по камере, та – еще кому-то, тот – еще…
И, в общем, через месяц (или около того) – меня выпустили.
Артурчик же, как позже, я узнала,… в это время в больнице при смерти лежал. Хотя, Хмурая с косой, его так и не забрала. Видимо,… тоже побрезговала.
Однако, остался калекой, в инвалидном кресле.
Я забрала Лику и пулей, прожогом… вновь рванула изо всех сил от своих… больных истязателей.
Новый город. Новая область… новые упования и прежние страхи.
***
И снова несколько лет… карабкаясь по вертикали.
Лике уже и двенадцать исполнилось.
Взрослая девка. Сильная.
И мне ее жалко: как и у меня, у нее не было достойного детства. И, пусть не «прибитые деревянные игрушки гвоздями к потолку», но, все же,… достаточно нервотрепки. Чтобы в столь юном возрасте рассуждать куда мудрее, чем многие даже в свои те же тридцать или пятьдесят. Она уже давно мне достойный собеседник и опора, вера и надежда.
***
Счастье. Эта наша семья, где была она, моя Лика, и я, это было – настоящее счастье, нечто невообразимое, нечто неделимое и удивительное, и хоть бывали склоки, ссоры, обиды, все равно, жили душа в душу, образовывая единый, целостный организм.
Посему ни о каких «кавалерах», «отношениях» и, просто, «развлечениях» с моей стороны не то, что не было попыток, или разговоров, но и мысли.
Дом-работа (работы)- снова дом. Мне хватало всего этого за глаза, и, уж тем более, былых приключений – так что вполне легко смогла подавить в себе глупую (хоть и инстинктивную) тягу животного организма к совокуплению с себе подобными. Не говоря уже, о розовых соплях «улыбок, признаний, поцелуев и объятий».
Лика – это все, что нужно, что должно существовать в моем мире. И я была счастлива.
…
Но, по ходу, кого-то там… во Вселенной, совсем уж коробит, когда у меня на душе спокойно.
Обязательно надо подкинуть кого-то или что-то, чтоб разбавить рутину и тишину неким бешенным, сумасбродным накалом страстей.
Так и в этот раз. Так и с этим… настырным, словно глухим,… смазливым парнишкой.
Загорский Вячеслав Дмитриевич, новый учитель Лики (по физике). Совсем недавно только окончил университет, в голове еще ветер гуляет, а в теле - гормоны кипят.
И чего именно я? Ведь после всего, что мне пришлось пережить, да и уже в моем возрасте… с такой рожой замученной, вот, что можно во мне найти? ЧТО?
А нет… увязался, и прям по пятам. Цветы таскает, на свидания зовет, до бешенства доводит. Особенно этой своей искренностью, нежностью, романтичностью и ранимостью.
Ну, идиот, точно.
Красивый, статный, образованный – шуруй на все четыре стороны, хватай любую – и будет твоя. Нет! Ему дай ту, что недоступна, что похлеще мяча, футболит от себя.
А ведь я его боюсь, как огня. После Артура – все эти страсти жутким эхом, розгами, плетью рубят меня по сознанию и телу, нагоняя страх будущей расплатой, причем согласись или отвергни его, в итоге, - неважно.
***
- Слава, - раздраженно я закатила глаза под лоб и тяжело вздохнула. – Скажи мне, почему ты такой идиот?
Молчит, кривится, прячет взгляд.
Вокруг уже давно стемнело. Сидим, как два дурака, на детской площадке напротив нашего с Ликой подъезда.
Молчим.
Ох уж этот Загорский.
И уже же обещала клятвенно… и ему, и себе, что не поддамся на его уговоры. Не будет больше этих… странных, робких, волнующих разговоров, встреч украдкой… Переживаний.
И, тем не менее, я снова сижу на скамейке рядом с ним… и гружусь тем, чем вообще не стоит.
Поиграть в мачо ему хочется? Или чего-то старого, и потрепанного захотелось? Шесть лет разницы. ШЕСТЬ! Ладно бы, если он – старше. Так нет же! НЕТ!
- Вот ты опять приперся… Сам хоть, знаешь зачем?
- Знаю, - несмело шепчет. Но взор в глаза так и не переводит.
- Мне уже начинает казаться, что тебе нравится, когда я тебя обзываю и пинаю от себя. -
Ухмыльнулся, смолчал. - Только не говори, что я – права, - рычу сквозь смех.
Усмехается. Глаза в глаза.
- Я уже и на это согласен, лишь бы…
- Лишь бы что?
Почесал вдруг щеку, отвернулся. Взгляд на небо, а затем снова на меня.
- Прохладно стало, как-то, - вдруг срывается, снимает с себя пиджак и одевает на меня. Не сопротивляюсь. Уже не сопротивляюсь. - Может, прогуляемся? Лика, же, я так понимаю, уже до утра уснула?
Смеюсь печально.
- И что мне, с тобой нянчиться до утра? Не охренел ли ты, Загорский?
Смеется.
- Хотя бы еще полчасика.
Встаю, шумно вздыхаю.
Шаги в сторону подъезда.
- До квартиры проведи, и хватит с тебя. Кавалер ты мой… недотепаный.
***
Лике призналась о настойчивости Славы не сразу. Хотя, скорее, это она меня вынудила уже… подтвердить ее догадки, чем я отважилась на такую безумную новость.
- И что? – улыбается зараза.
- Что? – строю удивление.
- Ну, когда вы там… уже официально всё это там объявите? Встречаться станете, на свидание пойдете?
Смеюсь.
- Ты-то мне эти глупости не заряжай.
- Почему? Он хороший. У нас весь класс его любит.
- Вот и хватит с него, - хохочу. – Лика, давай не будем поощрять бредни этого романтика.
- Романтика? – прямо, чуть не взвизгнула. Заулыбалась широко. Глаза засветились удивлением и странной радостью.
Обмерла я, осознав, что ляпнула лишнего.
- Мама! Ну, ма-ам! Ну, расскажи!
- Кушать и спать! Вот и весь рассказ! И нечего мне тут сопли распускать. И вообще, тебе рано утром завтра в школу, а мне – на работу.
- М-м-м, а первый урок-то – физика! Привет ему передам! – замигала коварно бровями.
- НЕ СМЕЙ! – рычу, сквозь смех.
- Мам, ну, мам. Вячеслав Дмитриевич – хороший мужик!
- А ты-то… откуда знаешь? – хохочу.
Нахмурилась.
- Учительницы так говорили. Да и… сама вижу, что человек он добрый, заботливый. Никогда на нас не орал. Всегда советом помогает, делом. Его даже наши придурки уважают! За своего чела считают!
- Чела, - перекривила ее, смеюсь.
- Ну…
- Ешь иди! И спать! Чела мне нашла…
***
В тот день я не решилась идти домой. Впервые… за все время… это - единственное место во всей вселенной, куда я не хотела идти. Было страшно, невыносимо страшно… взглянуть ей в глаза… и сказать, что я – облажалась. Не справилась. Что я – ее предала.
Но больше некуда идти. И даже одиночество – нынче не выход.
Мне нужно было кому-то это всё рассказать. Кому-то… кто не просто сплюнет и забудет, а кто выслушает… и, может, даст дельный совет.
По крайней мере, как это всё толково завершить.
Да и… ему тоже надо это знать. Ему… ведь, наконец-то, и он станет свободен.
Свободен от этой странной его зависимости, от этой его любви… и обязательств, которые он сам себе там напридумывал.
Я знала, что Лика давно уже должна быть дома, потому смело зашла в школу и поднялась в учительскую. Мне повезло. Он там.
Косые, недовольные взгляды женщин и девушек, когда я тайком, украдкой позвала их идола к себе.
- Слав, Слава! Иди сюда…
Поддается. Едва не срываясь на бег, летит ко мне, улыбаясь во весь рот. Глаза блестят, казалось, вот-вот выскочат от счастья из орбит.
(«Здравствуйте», - бегло, машинально поприветствую знакомую учительницу; и вновь взгляд на свое «горе луковое»)
- Привет, - шепчу, смущенно улыбаясь.
- Привет! – невольно вскрикнул, но, тут же, осекся; пристыжено усмехнулся, осмотревшись по сторонам, завидев реакцию школьников.
- Здравствуйте, Вячеслав Дмитриевич! – торопливо кричит какой-то мальчик.
- Здравствуй-здравствуй, - короткий взор
