Карабкаясь по вертикали

на него, а затем снова на меня. – Что-то случилось? Или… что привело? Лика?
Ухмыльнулась сама себе под нос – не может поверить, мой родной, что я могла… и вправду, снизойти на личный интерес к нему, без вопроса по школе. Что дала слабину.
- Мы можем поговорить наедине? Когда у тебя уроки заканчиваются? Когда освободишься?
- А… - немного растерялся. – Да уже, в принципе, так только, кое-что в журнале надо было дописать. Но, то я завтра. Ладно. Пошли… - живо хватает меня за руку и тащит на выход.
Смеюсь.
- Забудешь же… до завтра. Да и вещи? Или ты без куртки? И сумки?
Улыбаюсь.
- Ой, да, черт… - замельтешил.
 
…
Пройтись по скверу к воротам, а потом вдоль дороги… бессмысленно наощупь прокладывая путь.
 
- Так что случилось? – волнение разрывало его изнутри, доводя сердце до бешеного ритма. Казалось, вот-вот и выпрыгнет из груди.
- Присядем, - махнула рукой на скамейку.
- Да, конечно, - живо подается вперед. Тут же бросает свою папку на сидушку и тыкает пальцем. – Садись, а то там мокро.
Смущенно улыбаюсь.
Тяжелый шумный вздох.
- Лучше ты присядь.
Обмер, побелев.
- Присядь, - уже более жестко скомандовала я.
Еще тягучая, упертая минута – и поддается.
Взгляд в глаза, но затем не выдерживаю - и отворачиваюсь в сторону.
Стою вплотную.
Тихо шепчу, но так… чтобы слышал, но только он.
- У меня рак.
 
Не шевелится.
Рискнуть кинуть на него быстрый взгляд – и тут же осекаюсь. Выпучил глаза до боли. Не моргает. Не дышит.
- Лечить можно… и буду, конечно. Только… смысла, говорят, особого нет. Затянется всё на года. Денег уйдет уйма. А вероятность удачного исхода – безумно мала. По крайней мере, если это будет происходить в нашей стране. Но, а… на не нашую – денег не хватит. Даже с учетом того, что нам с Ликой удалось скопить.
- Она знает? – могильным голосом произнес и невольно запнулся, поперхнулся.
- Нет. Еще нет. Но я ей скажу. Не сразу, правда… Мне надо все обдумать, разузнать толком… и…
- Сколько?
- Что? – обмерла я в удивлении.
Глаза в глаза.
- Всё. Сколько ВСЁ? - рявкнул на меня, словно я была… сама виновата во всем этом, словно я это… себя заразила… и теперь так нагло разрушила его мечты. – Денег, времени. Сколько?
Опускаю глаза. Шумно вздыхаю.
- Слав, это – неважно…
- МНЕ ВАЖНО! – вдруг резко сорвался на ноги и едва не кинулся на меня. Нервно затрясся. – Пусть тебе на меня ПЛЕВАТЬ! Но мне на тебя – НЕТ! И никогда не было! ПОНИМАЕШЬ? Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ! Кристин, БЕЗУМНО ЛЮБЛЮ! Так что НЕ СМЕЙ мне тут указывать, что мне ВАЖНО, а что – нет. ЯСНО?
Впервые его видела таким…
Обмерла я в растерянности.
Странные чувства: и приятно, и необычно, и жутко, и страшно.
- Так что… СКОЛЬКО? – едва слышно, сдержанно уже.
Подавить слезы, запнуться. Сделать безумно глубокий, до боли, вдох – и ответить.
- Сколько времени… я не спрашивала,… и не хочу знать. А денег – так, что квартиру хватило бы… купить. В Израиле там какая-то революционная методика локального облучения, помогает буквально за несколько месяцев с огромной вероятностью, у нас же – если и затянется на года, то это - бессмысленная попытка остановить не останавливаемое.
Но денег все равно нет, и это неважно. Меня больше беспокоит то, что будет с Ликой. И я не прошу, чтобы ты взял ее под опеку, или еще что, ни в коем случае. Если… суждено будет…
- ЗАТКНИСЬ! – рычит.
Игнорирую.
- Если суждено ей будет остаться без меня, то, пожалуйста, будь ей другом. Может, совет какой,… когда совсем тяжко на душе станет. Чтоб … она не осталась одна, как я когда-то… Слав, - попытка схватить его за руку, но вырывается. Отворачивается, пряча слезы. – Слав, прости меня,… но только тебе я могу верить в этой жизни.
Реву, болезненно смеюсь, давлюсь страхом.
- Как бы я не пинала тебя и не отметала, не знаю, почему… ты все равно рядом, ты искренен, ты чист – и всё это… нереально. Может, как всегда гадко в подноготной, как у меня было в жизни. Но я верю тебе, хочу верить… и прошу. Ни денег, ни заботы, только… дружбы. Хорошо?
(стирает слезы со щек, взгляд в глаза; шмыгает носом)
- Что за диагноз? Кто врач? Я хочу с ним поговорить.
- Зачем?
- Мне надо.
Смеюсь болезненно, сквозь плач.
- Слава-Слава, упертый мой Слава. Тебе хоть кол на голове чеши. А ты все равно следуешь своему плану.
- Кто врач?
 
***
Прошло  уже пару недель.
Лике я так и не призналась, хотя… должна.
 
Лечение начала с каких-то таблеток, но на что-то более радикальное пока не решилась. Да и врач, почему-то, тянет резину.
 
И вот мы сидим в кухне. Кто чем занят: я еду готовлю, Лика – уроки делает.
Каждый сам в себе.
 
Звонок в дверь.
- Откроешь, а то у меня руки грязные? - виновато улыбаюсь дочке.
- Конечно, - живо срывается и к двери. Взгляд в глазок.
Обмерла. Перевела растерянный взор на меня.
- Кто там? – удивилась я.
- Вячеслав Дмитриевич.
 
Обмерла я, побледнев, предчувствуя жуткое.
А что… если выкрыет мою тайну? Я еще не готова,… не готова признаться вот так Лике в лицо, что я ее … предала и вероятней всего… скоро брошу одну. Навсегда.
Нет. НЕТ!
Машинально качаю головой.
- Не открывай.
И снова звонок.
- Но он видел, что в окне свет.
- И я слышу вас! – вдруг звук оттуда.
 
Тягучие минуты рассуждений.  Дуэль взглядов с дочкой, и сдаюсь. Живо подрываюсь с табурета, помыть руки, вытереть полотенцем – и к двери.
- Иди в зал.
- Ну, мам.
- Живо!
 
Кривится, но подчиняется. Забрать тетради, книги, пенал – и поплелась в комнату.
Еще один вдох для смелости – и провернуть барашек замка.
 
…
Пропустить гостя на кухню. Плотно закрыть за нами дверь.
- Слав…
- Вот, - вдруг ныряет в карман, достает  толстую пачку зеленых купюр и бросает на стол.
Обмерла я в ужасе.
- Что это?
Облизался. Украдкой взгляд в глаза, словно боясь моего гнева, отрицания, непринятия.
- Твое с Ликой будущее.
Еще движение – и положил на стол какие-то странные документы.
- А это бумаги для больницы в Израиле. Я был у твоего врача. Он мне все доступно рассказал, втолковал. Нашел кое-каких своих знакомых… и…
- Деньги откуда?
Обмер. Взгляд потупил в пол.
- Неважно.
- МНЕ ВАЖНО! – ору. – Не надо мне никаких таких долгов, причем не только на мою шею! Ладно, со мной все ясно. Но ты, что будешь ты делать, чем отдавать, или зарплату учителям резко подняли?
- Я кое-что продал.
- ЧТО? ПОЧКУ?
Прожевал эмоции.
- Обратно я ничего не возьму. Да и не вернут. Первый взнос оплачен. Там дата указана, когда надо приехать. Гостиницу подобрали, переводчика тоже. Единственное, что сама подгадаешь, – так это конкретная дата вылета. Тебе виднее, как и когда лучше проститься с Ликой.
- А ее я, где оставлю? В детдоме? ИЛИ ГДЕ?
- Я могу присмотреть.
Обмерла я…
Тяжелый вздох.
- Что ты продал?
Глаза в глаза. Выигрываю бой – отвернулся.
- Неважно, я буду рад присмотреть за Ликой, если ей это надо, или, может, соседке проплатишь, если мне не доверяешь… Не знаю там… Неважно. Решай сама.
- ЧТО. ТЫ. ПРОДАЛ? – рычу. – Я и к копейке не притронусь, если не узнаю, откуда они… и как быстро их надо будет вернуть!
Прожевывает раздражение. Еще вдох.
- Не надо их возвращать. Я продал квартиру, что мне от матери в наследство осталась. Там как раз хватает.
- ТЫ - БОЛЬНОЙ?!
Глаза в глаза.
Скривился.
- А ты Лике это скажи, что тебе важнее твоя гордыня, а не ваше общее будущее!
Обмерла я, запнувшись.
Опустила, проиграв, глаза.
Молчу.
- Я ничего не требую взамен. Более того, я уволился со школы. Так что… если что, то вообще меня больше не увидишь. Надоедать не стану.
Обхватила я голову руками. Застыла. Перевела взгляд на него.
- Еще и уволился? – горько смеюсь. – Ты совсем рехнулся?
- Друг подсобил с более прибыльным вариантом – услуги мастера-отделочника, подучит там немного, но кое-что и сам знаю, могу, уже работал. Есть несколько частных заказов. Немало должны поднять.
- А жить-то теперь, где будешь? Продавец… хренов.
Виновато опустил глаза.
- Неважно.
- ГДЕ?! – отчаянно, гневно рявкнула.
Тяжелый вздох.
- Сейчас у друга, потом, как получу первую прибыль, – сниму квартиру.
- Гребанный идиот.
Обреченно опустилась на табурет. Взгляд на стол.
- Жрать будешь? Небось,… голодный, как бездомная псина. Хотя, чего это я? – едва не ревя уже, пускаю раздраженный взгляд около по комнате. – Почему «как»? Ты же теперь… реально бездомный… идиот. - Закачала головой в негодовании. – Его гонишь, гонишь, плюешь, орешь, унижаешь,… а он тебе в лапках приносит последнюю рубашку. Славик, ты – идиот. И тебе явно надо провериться у психиатра.
Улыбается криво.
- Иди мой руки, - уже более сдержано рычу. – Накормлю хоть… прежде чем сдохнуть.
 
***
Лика все слышала, хотя… до последнего не подавала вида.
На разговор решилась только утром.
После долгой, мучительной ночи – где каждый сопел в своем углу (Лика – в своей кровати, я - в своей, Загорский – на матрасе, в кухне),
только вместо снов… все мы видели сплошной пеленой… жуткие, непробудные слезы.
 
***
Я верила Славику, хотя… может, это, в какой-то степени, было безрассудно.
Но, по-моему, в моей жизни всё – как-то безрассудно и с натяжкой. Так что, что тут удивляться?
 
Буквально через неделю уехала в заданном направлении.
Жуткие дни, недели, месяца… отчаяния, злости, обреченности, тоски по дому и родным людям.
И даже звонки… (едва ли не ежедневные) уже не спасали. Да и от них ставало еще хуже.
Еще сильней раздирало сердце от боли и ненужных, бессмысленных нынче, чувств.
…
Все это время Лика жила со Славой в одном доме, у нас на съемной квартире, но за ними временами (по моей тайной просьбе), все же, присматривала соседка. Пару раз на неделю созванивались я с ней: та хвалила, как могла; уверяла, что девочка сыта, довольна и опрятна. Да и сама Лика… только лестными словами об этом… моем «странном поклоннике» отзывалась.
А что еще надо? Только это и давало силы терпеть разлуку, и идти по жуткому пути до самого конца.
 
***
Терапия помогла. Врачи смело заговорили о ремиссии. А потому совсем скоро, получила поздравления, напутствия, копу заумных бумаг и справку из клиники для «оправдания звоночка».
Каждый раз, когда я проходила через металлоискатели и детекторы радиации в публичных местах (аэропорт, некоторые магазины и прочее), я звенела словно Терминатор. По началу – всегда, дальше – реже…
 
Но я жива.
И я вновь обрела будущее.
 
***
- Ну что, Славик… просраны твои деньги успешно. Врачи сказали, что я – молодец, - смеюсь. Захлопываю за собой двери, зайдя наконец-то в квартиру. Разуваюсь, как и Лика – та живо потом рванула в туалет (а вот мой «кавалер», почему-то, бездействует, стоит, замер, словно гость).
- Жаль, доброты тебе не прибавили, - хохочет.
- Побойся Бога, Загорский. Добавили, еще как добавили! Я теперь, если и буду тебя обзывать, то с трепетом и лаской, с самой великой нежностью и щедростью в душе.
Улыбается.
- Ну, ладно, девочки, - словно удар лопатой по голове, отчего я даже побледнела. -  Вам есть о чем поговорить, увидимся, завтра… или когда там, найдете желание со мной в парк или в кино сходить.
- В смысле? – казалось, у меня сейчас глаза из орбит повыскакивают. – А ты куда намылился?
- Ну, - затушевался вдруг. Пожал плечами. - К другу. У него пока поживу, хотя вариант уже нашел, тут недалеко, кстати. В гости сможете приходить.
Смеюсь.
- На жалость давишь, да? Или совсем не поумнел? Так и остался идиотом?– ехидно