ПОЖАР
Саша Савичев, как всегда, подъехал вовремя и уже улыбался нам. В салоне «жигуленка» сидел его сын Андрей, мой племянник, тот тоже был рад чрезмерно. Сколько он просился на рыбалку, все ему отказывали, а тут взяли.
Я давно говорил Саше:
— Лучше сын будет на рыбалке, чем по подвалам лазить, со всякой шпаной.
— Да я и сам понимаю, — соглашался Саня, но какой из меня рыбак, ты ведь знаешь.
Действительно, для него рыбалка ничего не значит. Он мог и всю ночь из палатки не вылезать. Если рыба ловится, то будет ловить, но только днем. А если не ловится, то и днем его не заставишь. А чтобы поискать место другое или снасть другую испробовать, то ему это и даром не надо. Не ловится — значит, так надо. И улыбается при этом, как ребенок.
Нет у него азарта, а это самое главное в рыбалке. А без азарта — тоска! То ли дело — моя сестра Валентина, Сашина жена и мать Андрея. Та, если спиннинг в руки взяла, то весь водоем обежит, а уловистое место найдет и карасей натягает вдоволь. А если рыба ловится, то к ней даже близко не подходи, не любит она этого. Начинает сразу шипеть: «Ты зачем сюда пришел?!.. Иди отсюда, иначе мне всю рыбу распугаешь!» Шума она не любит, это точно. Но больше всего она не любит, когда ей мешают рыбачить, все равно с уловистого места выживет.
Бывало, и по ведру карасей за день ловила, а ночью береговушки ходила проверять с фонариком в руках. Азартная рыбачка, этого у нее не отнимешь! А Саша улыбается:
— Нравится человеку — вот и сходит с ума, зачем его беспокоить!
Я помню, поехали мы на рыбалку с Валей и Андрюшкой, а племяннику лет десять, наверное, было. Договорился я с машинистом тепловоза, чтобы тот тормознул на полустанке, еле его уговорил. Мужик, наверное, подумал, что я один еду. Затормозил он в нужном месте, я и спрыгнул шустренько с поезда. А сестра и племянник замешкались прыгать, думали, что он остановится, а машинист и не думал тут стоять, а сразу стал набирать скорость.
Я вижу, что уже поздно прыгать, бегу и кричу: «Не прыгайте!» А сестра летит с Андрюшей в обнимку под откос — я и оторопел, от страха. Подбежал к ним, помог им подняться, а они стоят глазами хлопают и не говорят ничего. Хорошо, что все обошлось тогда: ни переломов, ни ссадин больших не было, зато рыбы тогда наловили — еле унесли! Вот что такое азарт, он и в огонь заставит пойти рыбака.
Андрей уже большой, лет шестнадцать ему. Дома от него покоя нет — возраст такой. На рыбалке ему лучше будет и для здоровья полезней. Про Петю Тимошенко я тоже уже рассказывал. Тот пойдет хоть на край света, азарта в нем — хоть отбавляй, а лет ему за пятьдесят. Но годы не помеха ему. Смеется Саша Савичев:
— Довезу я вас куда надо — и рыбачьте, сколько хотите. Завтра заберу вовремя. Меня не заставишь ноги зазря бить. И хочется вам куда-то идти?
— Что ты, папка, понимаешь в рыбалке? В этом деле терпение, упорство и сноровка нужны, — поучал Андрей своего отца. Тот сразу насупил брови:
— Ты, наверное, забыл, как пластом лежал и не хотел дальше идти? Помнишь, на Байкал ходили, есть здесь такое озеро?
Андрей сразу угас:
— Ну, ладно. Ну, что ты сразу цепляешься? Дядька во всем виноват: завел куда-то, как Иван Сусанин, первый полупроводник, туда завел, а назад — не могу! Вот и присел я, чтобы сил набраться...
Тут уже и я не выдержал:
— Героем был Иван Сусанин, им гордиться надо, а не анекдоты про него рассказывать. Эх, молодежь!
Распрощались мы на дороге. Саша домой поехал, а нам в путь собираться. Взяли мы свои рюкзаки и в путь-дорожку, а до места часа два ходу. Далековато, но что сделаешь? Чем дальше, тем рыбы больше. Так, вроде, говорят.
— Всяко бывает, тут не угадаешь, — это уже Петя вмешался, — он поговорить любит, ему только волю дай. Я перебил его:
— Смотри, все задымлено вокруг, горит тайга. Петя был весел:
— Она всегда горит, каждый год по два раза — весной и осенью. В нашей тайге два сезона в году: зима и пожароопасный период...
Скоро подошли к речке, это на словах скоро, а час уже пролетел. Бросили мы свои рюкзаки на землю и стали думать: доставать резиновую лодку или нет, или искать «деревяшку», деревянную лодку. Решили искать.
Я знал здесь заводь небольшую, лодка была там. Правда, дырявая, но переправиться можно, если с умом к этому делу подойти. Сели мы в лодку и на ту сторону махнули. Всего за десять минут, но старая посудина быстро пузыри пускает. Поэтому Андрей черпает воду в режиме насоса — старается!
Мы с Петей на шесты налегаем. Все обошлось удачно, лучше не придумаешь. Загнали лодку в заводь, и нам уже было не до нее, скорее в путь. Еще час пролетел быстро, уже и к месту рыбалки подходим.
— Вот здесь ты, Андрюша, лежал, и не хотел дальше идти. Помнишь, наверное?
— Ну, что ты, дядька? Ты как отец стал: все бы тебе дразниться.
— Ничего, Андрюша! — успокоил я его. — По-всякому бывает, мы еще на «Байкал» сходим! Отсюда — час ходу, большое озеро.
Тут Андрюха уперся:
— На «Байкал» не пойду, с меня и этого хватит. Жара, вон какая!
Солнца не было видно, все задымлено вокруг — действительно тяжело.
Устроились мы, в высокой, дубовой релке, на том берегу речки, лучше места не найти вокруг. Только здесь речка походила на озеро; течения нет, красота и простор вокруг — сколько глаз хватит.
— Вот видишь — ямы вокруг, — говорил я Андрею. — Здесь когда-то стойбище гольдов располагалось. Лет сто с тех пор прошло, если не больше. Все деревьями поросло. А тишина, какая! Одних комаров только и слышно. Они у себя дома!
Петя сразу подхватил:
— Если комары есть, то пожар нам не страшен, он нас стороной обойдет.
Сели они в лодку с Андреем и поплыли сетки ставить, а я пошел закидушки расставлять на живца. В подъемник гольянов очень много попадалось, вот и пошли они на наживу. А гольян здесь был великолепный, красавец — хоть куда! Отдельные экземпляры на кисти руки еле умещались, ладони и пальцев не хватало ему. Золотом горит такой разбойник, именно разбойник: он и на наживу ловился, ничем не брезговал, обжора! Потому что ел, и себе подобных рыб. Лежит и смотрит на тебя красавец, и никогда не подумаешь, что он хищник. Вид у него вполне мирный, но отпусти его в воду...
Тут и Петр Тимофеевич номер отмочил, такую заморочку нам устроил, что нарочно не придумаешь.
— Иду я назад, по берегу, к нашему табору, а там, на кочке, гуманоид сидит...
— Кто-кто? — не понял я.
— А там гуманоид сидит: глаза круглые такие, и на меня смотрит, а сам мокрый, из воды только что вылез...
Мы с Андреем оторопели: какие здесь инопланетяне? Какие гуманоиды! Ты что, Петя, с ума спятил, что ли?!
— Глаза большие и круглые и хвост плоский, — еще больше запутал нас Петя.
— Откуда у гуманоидов хвосты? — поразился я. — Да еще из воды вышел, что за чушь несешь?
— Да, гуманоид это, гуманоид, — не унимался Петя. — Плыл сначала, а потом из воды вылез и сидит, смотрит на меня! Совсем не боится, страх потерял.
И тут меня осенило:
— Да это ондатра, наверное! Их здесь — прорва.
— Точно, ондатра, — подпрыгнул Петя, — я просто забыл как она называется. У нас, их нет на Украине. Ондатра, конечно ондатра!
Тут уж мы посмеялись с Андреем, и Петя с нами...
Вытерли мы слезы и занялись костром да обедом.
— Петя, ты не шути так больше, не надо! — а смех опять рвется наружу.
В сетки попадались караси да ротаны, крупной рыбы не было — ни угря, ни щуки. Так они нам и не попались. Угорь, вернее змееголов, сильнейшая рыба. Она с ходу сетки дырявит. Может, это и к лучшему, что не попалась...
Я помню, в детстве еще, мы с дедом их ловили на закидушки. Такие караси, как сейчас ловим, у нас с дедом шли на наживу. Крючки были кованые и огромные, по сравнению с нашими крючками, а леска была миллиметровая! Так угорь рвал ее, как ниточку. Вот какие экземпляры попадались! А вообще, питается угорь в основном ротанами. Да! Остались одни воспоминания о временах тридцатилетней давности, а результат? Угрей нет, карась измельчал. Может и ничего не останется, если и дальше так ловить будем...
Ночевали в уютной ямке, оставшейся, наверное, от древнего стойбища — тепло со всех сторон, дров хватает в избытке. В сетку попадались караси и ротаны, и ничего больше, но на безрыбье и Фома дворянин. А тайга горит. Вокруг
— то там зарево, то там, и ничего хорошего это не предвещало. Может, с утра домой подадимся: ведь вокруг трава в рост человека, да сушь стоит страшенная. Пыхнет все, как порох, и никуда не убежишь,
Петя никогда не унывал;
— Да что там! Я и не такие пожары видел. Вот у нас, на Украине, хата горела, вот это был пожар!
Петя с юмором мужик, это у него не отнимешь.
— А здесь пожар, в тайге дальневосточной, на такой территории, полыхает, что вся твоя Украина милая уместится! — не стерпел я. Но, с другой стороны, что делать на дороге? Машина раньше шести часов не подойдет... Рискнуть?
— Конечно, — поддержали меня и Петя, и Андрей. Надо рискнуть: столько шли сюда, а назад тащиться без рыбы — стыдно будет. До обеда, сколько поймаем рыбы, все наше будет.
— А потом соберемся, и домой, — подвел я итог всем дебатам. На том и решили мы. Утром проверяли сетки, рыба была, но мало. Видно, все живое боится огня, и рыба тоже попряталась в глубине.
После обеда стали собираться домой. Все лишнее перевезли на ту сторону речки, чтобы хлопот было меньше, осталось только снять сетки. А огонь уже подходит к нам вплотную, он не шел единым фронтом, а отдельными языками прорывался то там, то здесь.
Я предложил переждать огонь у реки, но тогда мы точно опоздаем к дороге, и Саша нас потеряет. Конечно, надо было уходить еще утром, поняли мы свою ошибку, но уже было поздно сожалеть. Петр Тимофеевич никак не сидел на месте:
— Только вперед надо! Мы успеем проскочить раньше огня, вот увидишь, Гриша!
Первый вал огня прошел со страшным гулом и треском, рассыпая тысячи искр вокруг. Вот это стихия, сразу понимаешь всю свою ничтожность пред силой огня. Но раз решили идти, то пора и выступать! По горелому месту хоть легче двигаться, ноги не заплетаются в траве, и мы резво двинулись вперед. Впереди рысил Петя, наверно его стихия — огонь, или мания такая. Лучше молчать. С огнем шутки плохи, мы тут же убедились в этом, он разбился на множество языков, и все они ползли по земле, с жадностью, все поедая на своём пути.
Только мы проскочим горелое пространство, а впереди огонь ждет: «Идите сюда, ребята!» И приходится пропускать его уважительно вперёд, и ждать, пока он пройдет впереди нас. Волей-неволей мы оказались со всех сторон в дыму и огне: то там огонь прорвется, то здесь горит. Стоим толпою и ждем следующей перебежки.
А лесистые релки горят вокруг, как большие костры, и слышно хлопанье то там, то здесь.
— Что это такое? — спросил меня Андрей.
— Деревья падают! — вот что это такое.
Дышать было тяжело, но не так страшно ещё было, если без паники подойти к этому делу.
И самую большую ошибку мы сделали, что залетели по ходу в релку. А с той стороны к ней подошел огонь и побежал он по верхушкам деревьев, как зайчик прыгал.
Бежим мы по той релке в дыму, а огонь по кронам скачет, и через нас вихрем проносится, и с сухим треском рассыпается вокруг. И все сразу охватило пламенем. Уже плохо видели мы друг друга из-за дыма. Он ест глаза и разрывает глотку, но инстинктивно мы держимся
