Любовь и море

так называемый Глаз Бури. Так вот он, какой этот знаменитый и ужасный Глаз Бури. Это не мы вошли в центр тайфуна с нашей то скоростью, а это тайфун своим центром проходил через нас. В центре вихря наблюдается мнимое затишье, но оно совершенно не долгое, так как тайфун движется с огромной скоростью и этот небольшой пятачок, всего несколько миль в диаметре, быстро проходит через вас в своём дальнейшем движении.  Передышка была не долгой, не более 15-ти минут, после чего, ветер, поменяв направление на противоположное, опять начал резко усиливаться, видимость опять упала почти до нуля. Но уже к вечеру стало заметно, что сила ветра медленно, но снижается, волнение тоже уменьшается, мы уже находились в тыловой части тайфуна, и он уходил по своей обычной трассе. Шторм уменьшался. Но сумерки сгущались, от этого на душе веселее не становилось. Как подумаешь, что на тысячи миль вокруг ни кого нет и в случае чего, надежды на выживание не много. Страшно или не страшно в такой ситуации, вопрос не простой. Всю сложность положения и все возможные тяжёлые последствия осознаёшь и реально оцениваешь, поэтому если сказать, что не страшно это будет не совсем правда, но без паники, реально сознавая всё и оценивая происходящее. Вот и кривая барографа остановила вертикальное падение и принимая вид наконец-то действительно кривой, медленно обозначила тенденцию к подъёму. Всё самое страшное осталось позади. Судно, конструкции и палубный груз испытание выдержали, ну и экипаж  естественно также вышел победителем из этой схватке со стихией.
Утром на следующий день ветер стих до умеренного, волнение перешло в крупную зыбь, Тайфун, потеряв свою разрушительную силу, превратился в циклон и бушевал где-то  далеко северней и позади.
К вечеру вошли в Токийский залив, и через два часа ошвартовались на контейнерном терминале порта Токио. Наш четвёртый помощник капитана снял ленту барографа и забрал себе на память, т.к. для судна она уже ценности не представляла, а я корил себя за то, что не догадался первый сделать это. Барограмма, конечно, там была совершенно уникальная.
Да, вот такой не ординарный шторм имел место в прошлом рейсе, а сейчас наш курс лежал в солнечную Австралию в таинственную и  сказочную страну.


Первый порт  в Австралии у нас по расписанию был Сидней. Вся Австралия фантастически красивая и интересная страна, а Сидней это вообще жемчужина Австралии. Я не буду описывать красоту Сиднея, для этого у меня не хватит мастерства, поэтому, просто предлагаю верить мне на слово. 
В Сидней пришли  рано утром и в шесть часов уже ошвартовались к причалу. Прекрасное тихое летнее утро гармонировало с моим сказочным настроением влюблённости.  А мои отношения, как я уже говорил, зашли довольно далеко.  Вот я и решил сходить сегодня в город, погулять с Валентиной по Сиднею, сводить её в Сиднейскую картинную галерею, в которой я уже как-то раз был, а ей, с её любовью к искусству будет очень интересно. Тем более, что галерея эта находилась не так далеко от места нашей стоянки, потому, что мы стояли-то практически в центре Сиднея, в бухте Вулумулу, рядом со знаменитым оперным театром Сиднея.
В этой галерее было представлено в основном современное искусство и даже ультрасовременное. Тут я впервые, своими глазами и вблизи, увидел абстрактные картины и скульптуру. Увидеть своими глазами это совсем не то, что репродукции в журналах, да ещё с заведомо отрицательной рецензией.  Мне стало вдруг ясно и понятно, что картины не отражают что-либо с фотографической точностью, но отлично передают настроение. Во всяком случае, я на них стал смотреть по другом и многие работы мне понравились, хотя возможно я там видел совсем не то, что художник, но скажу прямо, я с этих пор стал совершенно по другому смотреть на абстрактное искусство. Особенно я укрепился в своём мнении о том, что такое искусство имеет полное право на жизнь, когда увидел абстрактные скульптуры, которые, например, среди суперсовременных зданий в стиле ультрамодерн смотрелись совершенно органично. Ну, разве можно на какой-нибудь маленькой площади в окружении небоскрёбов – стекло-бетон-металл, поставить цементную скульптуру Ильича с облупившимся носом и фуражкой в руке. Конечно, она бы выглядела просто нелепо. А какая-нибудь абстрактная композиция подходила как нельзя лучше. А у нас об этом имели весьма туманное представление или, по своему скудоумию, вообще просто не хотели  понимать  этого направления в искусстве. И как оказалось зря.

Усталые, но довольные, полные впечатлений, вернулись на судно, и планировали продолжить отдых  в каюте у Валентины, с бутылочкой купленного виски. Но тут произошло ещё одно, может быть для кого и незначительное,  происшествие, но для меня знаковое. Третьим на нашей импровизированной вечеринке был  наш общий друг-второй помощник, Юрий Иванович. И тут от него я узнал сногсшибательную новость, оказывается, он сегодня был в гостях на нашем пассажире, стоящем на морвокзале порта Сидней и мне, некая дамочка, по его выражению, просила его передать привет. 
-Как, кто, что за  пассажир?-
-“Приамурье”, ты же, кажется, работал на нём-
-Юрий Иванович, ну что ты врёшь?-
-Да выйди на палубу, глянь. На противоположном берегу бухты стоит “Приамурье”, и привет тебе , очень и очень большой просила передать тебе Юля. Помнишь такую?-
Тут я ещё больше усомнился во всём им сказанном.
-Ладно, брехать, “Приамурье” сюда не ходит.-
-Да ты вышел бы и посмотрел, вот и передавай таким приветы.-
-Валя , я на минутку- 
Всё ещё сомневаясь, но уже не так уверенно я вышел на палубу и обалдел. Действительно на той стороне бухточки стоял наш пассажир. Названия, правда, прочитать было не возможно, но мне это и не надо было. Я его узнал, да, это было “Приамурье”. Успею ли я сбегать к ним в гости?  Я корил себя, за то, что был рядышком с морвокзалом и не соизволил заглянуть на причал, столько времени было, такой невероятный случай мне предоставлялся, и я его упустил.
На вахте был старпом, я спросил его, сколько мы ещё простоим, но он ответил, что уже пора готовиться  к отходу, максимум через пол часа мы уходим. Выгрузка контейнеров предназначаемых в Сидней давно закончена, а к погрузке тут всего несколько штук, и уже и это закончено, так, что на берег уже нельзя. Не успеваю. Кошмар. Что мне оставалось делать? Я пошёл на мостик взял бинокль и пытался разглядеть что-либо на палубе “Приамурья”, но, конечно мои попытки были тщетны. После ухода меня с “Приамурья”, Юля тоже потом ушла куда-то и таким образом наши связи разорвались и были утеряны. И вот судьба выкинула такой фортель, смысл которого мне так и не понятен. Как искра от костра промелькнула на ветру и исчезла,  она хоть передала мне привет, а я даже ответить не смог, хотя изначально могла быть полноценная встреча. Забегая вперёд, скажу, что это была последняя моя встреча с ней, если её можно считать таковой, в моей жизни. До прихода во Владивосток я получил от неё радиограмму, где она сообщила, что скоро списывается с судна, и, наверное, рассчитается из пароходства и уедет домой, а подробности сообщит письмом. По приходу во Владивосток я получил от неё письмо, но прочитать его, было некогда, и в суматохе сдачи дел, я его забыл не распечатанным на судне, с которого я тоже списался. Таким образом, мы потеряли друг друга окончательно. Наверное, не судьба. А может наоборот – судьба. Не исповедимы пути господни, как говорят.

А вот шуточное пари, заключённое с механиком Хабратом в начале рейса, я выиграл подчистую, и имело оно далеко не шуточные последствия для меня с Валентиной. Наши отношения  были  известны всему экипажу, хотя мы их никогда и не скрывали. По приходу во Владивосток, мне было предложено очередное повышение по службе, но я должен был уйти с “Приволья” уже в другой должности на другое судно. Мои возражения в расчёт не принимались, это был удобный случай разъединить нас по разным судам, вроде бы с лучших побуждений. Таковы были не писаные правила при советской власти. 

И пошёл я с повышением, на дизельэлектроходе усиленного ледового класса “Капитан Кондратьев” на  Колыму, вернее как поётся в известной песне в столицу Колымского края, “солнечный” Магадан. То есть, как пел мой кумир  Владимир Высоцкий – кто не видел Нагайской бухты – дурак тот…. и далее по тексту.  Потом  я работал на южной линии FESCO-INDIA, рейс начинался в Японии и далее целый ряд портов, включая Гонконг и Сингапур до самой Индии, а оттуда назад тем же путём. Но во второй половине 79 года я  рассчитался из Дальневосточного Морского Пароходства и переехали с Валентиной на постоянное место жительства в город Ростов-на-Дону, где мы и оформили официально свой брак.
А в уже январе 80-го года, у нас с Валентиной  родились две дочурки-близняшки.  Мы очень долго, месяца три ни как не могли выбрать им имена. Помог случай. Перебирая старые мои радиограммы, Валентине попалась одна, случайно не выброшенная мною от Юли. Заканчивалась эта радиограмма словами – целую Юля.  А вот и имя, а что красивое имя. Назовём её Юля в память о твоей первой любви. Сказано это было вполне доброжелательно, поэтому я, что-то промычал для приличия, но активно возражать не стал.
Сейчас мои красавицы дочери Юля и Наташа уже взрослые, а два парохода сыгравших так много в моей судьбе уже давно выведены из состава действующего флота, впрочем как и я сам, хотя я всё таки остаюсь при флоте, работая капитаном-инспектром в Службе Капитана Порта.

© Copyright: Вячеслав Кутейников, 2009
Свидетельство о публикации №209121401220