Глава 4: Павел

Ташкент. На пересылке погрузили ночью в три самолета и по курсу на Кандагар. Вылетел я в последнем самолете. Пересекли ленточку6 и тут – меняйте курс на Кабул. Наши первые два самолета духи сбили. От ужаса я весь похолодел. Ощущение собственной незащищенности ввергло многих в полное и безудержное отчаяние, отчего самолет внутри стал больше похож на летящий туалет. Потом на вертушках7 два раза меня сбивали. Первый раз во время боя. Так о землю треснулись, что я и не помню, как вылез из «вертушки». Очнулся, смотрю – вокруг меня разбросаны обломки, ноги, руки, голова, чья то грудь в крови. Кругом пожар, стрельба, беготня. Наши орут, духи орут. Пули передо мной землю
фонтаном поднимают. Я схватился за голову руками и качаюсь из стороны в сторону. В ушах гул. Что делать – не знаю. Давай тогда тоже орать. Второй раз сбили в восемьдесят шестом году. Летом мы к себе на базу из Кабула в Джелалабад летели тремя «вертушками». Две из них «духи» «стингерами» зацепили наглухо. Хорошо, что у всех нас купола8 были надеты. Успели мы провалиться вниз к земле, пока «вертушка» не завалилась вверх шасси. А мне до дембеля9 оставалось два месяца.
-    А я вначале был ротным. Были мы при слонах10. Получали из Союза цистерны с

1. Ночной разведывательный выход (воен. жарг.). 2. Погибших (воен. жарг.). 3. Мины (воен. жарг.). 4. Афганцы противоборствующей стороны; духи от слова душман – враг. 5. Четырехствольный танк «Шилка»  (воен. жарг.). 6. Граница (воен. жарг.). 7. Вертолеты (воен. жарг.).  8. Парашюты (воен. жарг.). 9. Демобилизация (воен. жарг.). 10. Танках (воен. жарг.).
молоком1, да со сметаной2 и сопровождали их по Афгану до наших. Но до этого пришлось и в рулетку поиграть. Через неделю, как устроились мы в гарнизоне, вызывает меня командир части и давай меня уговаривать – выручить кого-то там и в каком-то неотложном деле. Спрашиваю: «Что за дело?» Он мне: «Пустяк – авианаводчиком на время». Я то дурак – мне интересно. Ума то нет. Ну и командировали меня временно в другую часть. Два месяца там был, пока каким-то штрафником не заменили. Восемь раз меня выбрасывали на точку3. Оставят с аппаратурой. Жду духов день, два, неделю. Ни есть, ни пить. Все под себя. Ага
вижу – прут что-то. Передаю их координаты. Сам в землю зароюсь как можно глубже и жду ада. Слышу стрижи4 с грачами6 идут и тут же земля в пляс. Налета три, четыре произведут.
Бомб штук двадцать сбросят и уходят обратно. Выползешь, продерешь глаза от земли и пыли, оценишь результат и опять координаты нашим выдал. Пятый выход на точку чуть было для меня не стал последним. Засекли меня духи. Окружили со всех сторон и крадутся
ко мне. Я со страху от этой точки на одном дыхании под свист пуль восемьсот метров вверх
пробежал, как стометровку на соревновании. Все бросил, и «калаш»6 в том числе. Прыгал по
скалам, как горный козел. Когда страх прошел, так стало стыдно и обидно за то, что оказался
обыкновенным трусом. Были бы на плечах пагоны – сорвал, не задумываясь. Во мне столько злости появилось, что я уже был согласен вступить с духами в рукопашную схватку. Спустился обратно – на точку. О, чудо! Они ничего не тронули. Похоже, и не искали ничего. Я на всякий случай перебазировался повыше и затаился. Трое суток ждал. Идут. Длинный караван навьюченных ослов; духов более сотни и европейцев около десятка, среди которых три женщины. Оружие тянут. Срочно координаты. Всех перемололи. Вернулся в свою часть. Мне орден «Красной Звезды» вручили. Потом в отпуск. Там в Афгане о Боге задумался. В партии уже состоял. Но выйти из нее не решался – боялся. Курить и в карты играть бросил. Во время отпуска в Православную Церковь каждый день ходил. Светланка подсказала. Свечи ставил, записки подавал – кому за упокой, а кому за здравие. Она, баба в Православной вере больше меня знает, вот и держусь за нее, как за соломинку. Трех сыновей родила мне. В Афгане три с половиной года прослужил. Войны не боялся. Хорошую я тогда вакцину позора получил, так, что сильного страха уже не было. Была ненависть к трусу, которого я так и не изжил в себе.  
-    Это не трусость, а естественное состояние нормального человека. Или по научному – природный инстинкт самосохранения.
-    Ты, Борь,  в каких там сейчас партиях состоишь?  
-    Что я дурак, что ли? – встрепенулся Борис. – На что они мне сдались? Что от них мне? Нас и здесь хорошо кормят.
-    А я вот, состою, - тяжело вздохнул Павел Андреевич. – Так сказать – золотой балласт партии «Единая Россия». Сижу в Президиумах, подписываю какие-то важные прокламации, надуваю щеки для важности во время встречи с ветеранами или с молодежью. В общем, играю, определенную мне кем-то, роль в оболванивании населения страны. Других смотрю, гоняют на митинги с плакатами. Партия, какую ни возьми – пирамида. На верху знакомые все лица. Постоянные и алчные. В низу – «перекати поле» от одной к другой партии. Бегунки. И не менее вороватые. Рухнет пирамида. Ну и что? Другая восстанет на этом месте из того же материала, с той же иерархией и с теми же лицами. Нет пользы от них
государству. Все это ложь. Истина в Монархии. В Помазаннике Божием – Царе! На местах, пожалуйста, пусть поданные Его Величества образуют разные там самоуправления и профсоюзы. На Губернии же рука Государя должна всегда лежать.
-     Ты прав, Павел, - мотнул головой Борис. - Порядок стране нужен. Нет его до сих пор. Воры одно, кругом! Что на верху, что в низу.

1. Керосин (воен. жарг.). 2. Бензин (воен. жарг.). 3. Место наблюдения (воен. жарг.). 4. Су-17 (воен. жарг.).
5. Су-25 (воен. жарг.). 6. Автомат Калашникова (воен. жарг.).

-    И отчет Государь держать должен каждый год перед Патриархом Московским и Всея Руси, а равно, как перед Богом. За то, как Он – Государь управляет страной; за то, как живется Его подданным. Нужна ли новая династия Царей? Как ты считаешь, Борис?
-    Павел, - Борис поднял голову и посмотрел на Павла Андреевича умоляющими глазами, - мне это зачем? Я мент. Понимаешь? Холоп я. Мне, чтобы в стране бардак унялся. Мне все равно – что Царь, что первый секретарь.    
-    Нет, Борис, - Павел Андреевич поводил указательным пальцем правой руки у лица Бориса. – Где Бога нет, там ложь! Государство от Бога там, где Помазанник Его Кесарем Им же установлен. Где простолюдин призван Богом Кесарю в подданные. Где Кесарь их всех своими детьми принимает.      
-    Павел, я мало, что понял,- стукнул кулаком себя в грудь Борис. - Но чую нутром – ты в чем-то прав.  
-     Это, что же такое! Мужики! – вошли обе женщины и принялись в один голос ругать своих мужей.
-     Ты посмотри на них, Нин! – всплеснула руками Светлана Анатольевна. – Пока мы с тобой там ля-ля, они литр водки выдули. Павел, как тебе не стыдно. Дети сейчас наши подойдут, а у тебя уже глаза в кучку.
-     Ни как нет…, - стал оправдываться Павел Андреевич.
-     Так, мужики! Все! – повелительным тоном сказала Светлана Анатольевна. – Встали! И отсюда, шагом марш!
-    Что?! Как… да ты…, - пытался возмутиться Павел Андреевич.
-    Я, что не ясно сказала? – строго посмотрела на мужа Светлана Анатольевна.
    Павел Андреевич тут же сник и покорно кивнул головой; встал и поклонился жене в пояс:
-    Слушаюсь, товарищ ефрейтор!
    Мужчины, опустив головы, гуськом – друг за другом покинули комнату.
-     Что, Нина, на меня так взглянула? – спросила Светлана Анатольевна, заметив удивление на лице Нины Акимовны. – Я на самом деле ефрейтор. Была. Давно это было – в молодости. Служила старшей телефонисткой на коммутаторе штаба дивизии. Недолго, правда. Списали на берег.
-    И за что же? – поинтересовалась Нина Акимовна.
-    За нарушение Устава внутренней службы.
-    И что?
-    Не по Уставу выполняла команды – ложись, стоять и смирно!
Женщины громко рассмеялись и долго не могли успокоиться.
-    А, если честно, - продолжила Светлана Анатольевна, - чтобы не повредить карьере мужа.
-    И что?
-    Знаешь, к нам на узел связи частенько заглядывало разное офицерье, да и генералы тоже. А они все, понятно – до водки и баб охочи. Мы молодые. У меня муж. А мне нужна такая «слава»? С ней мужу роста не видать. А без нее тем более. Вот и пришлось «бежать» со службы, спасая честь мужа.
-    Все они сволочи.
-    Ага, а мы бляди. Нет. И то, и то – неверно. Так устроено в мире – мы верим мужчинам, а они нам. Женщине сложнее обмануть женщину и им также – друг друга. Обман между мужчиной и женщиной – это завсегда просто.  
   В двери зазвенел колокольчик.
-    Наверное, дети наши, - сказала Нина Акимовна и побежала открывать двери.      
-    Здравствуйте, Нина Акимовна, - вошел в квартиру первым молодой человек, - с Праздником Вас! С Рождеством Христовым!
-    Спаси Господи! Здравствуй Алеша. Ой, спасибо! Как давно это было – цветы мне дарили, – Нина Акимовна взяла из рук молодого человека большой букет красных гвоздик.  
-    А мне мой муженек частенько цветы дарит, когда я его убедительно об этом попрошу - похвасталась Светлана Анатольевна и подошла тоже к детям.
-    Здравствуй, мамуля, - сказал Алексей Светлане Анатольевне и троекратно поцеловал ее.
-    Здравствуй, сыночек, - ответила ему Светлана Анатольевна, подставляя свои щеки для поцелуев сыну.
-    Здравствуйте Светлана Анатольевна, с Праздником и Вас - сказала Мария и, опустив глаза, протянула ей букет белых роз.
-    Ну, Алеша! Ну, Мария! Я уже и забыла. Спаси Господи! Это же мои любимые цветы. Молодцы! – вскликнула Светлана Анатольевна и троекратно поцеловала Марию. – Белые розы – напоминание мне о чистой и целомудренной любви. Так и есть – несу сей тяжкий, но спасительный Крест.
   Нина Акимовна подошла к Марии, уткнулась головой ей в грудь и горько, горько заплакала.
-    Прости меня, доченька. Дура, я дура!  
-    Да, что ты, мамочка, - Мария тоже разревелась, - Господь тебя простит. Я не держу на тебя зла. И вообще я ни на кого зла не держу. Это ты прости меня.
    Светлана Анатольевна не выдержала и тоже расплакалась.      
-    Слушайте, товарищи дамы! – Алексей посмотрел с верху на плачущих женщин. – Мы так не договаривались. А где отец, мама?
-    Кто тебя спрашивать будет? Там! – ответила Светлана Анатольевна, вытирая ладонью слезы, размазывая по щекам туш.
-    Здесь я, здесь, - вышел в коридор, пошатываясь, Павел Андреевич. – О, сын! Здравствуй!
-    Здравствуй, папа, - расстроился Алексей, увидев отца качающимся, и отвел лицо в сторону.
-    Вот, сынок, вас ждем-с, - Павел Андреевич виновато и с шумом втянул в легкие воздух.
-    Вижу, - ответил Алексей.
-    Проходи, - Павел Андреевич по-хозяйски провел перед собой обеими руками  в сторону комнаты, где был накрыт стол.
-    Мама, а где папа? – спросила Мария.
-    Папа твой вас не дождался. Спать улегся, - ответила Нина Акимовна.  
-    А на ночной службе, почему вас не было? – обиженно спросила Мария. – У Православных праздник – Рождество Христово. А у вас, что?
-    Прости нас, Машенька, - сказала Светлана Анатольевна, все еще утирая слезы. – Воспитывались мы в другое время, от того и маловеры, хотя и тогда в Церковь ходили.
   Мария прошла в квартиру; увидела накрытый стол, повернулась к матери и сказала:
-     Мам, со стола надо пока все убрать, и разбуди папу.
   Бориса Леонидовича на удивление Нине Акимовне разбудили очень быстро. Мужчины, кроме Алексея, по очереди помылись в ванной. Привели себя немного в порядок.
   Алексей пригласил всех на молитву в комнату