Статья написана к 23 сентября
(День памяти жертв геноцида евреев Литвы).
Я люблю путешествовать по моей маленькой прекрасной стране. Не по традиционным туристским тропам, а по пустынным дорогам, маленьким городкам и деревням, куда редко забираются путешественники. Дороги эти петляют среди живописных холмов и лесов, вдоль Немана, пересекают малые реки, тянутся у берегов суровой Балтии. Дорожные указатели информируют о живописных маршрутах и интересных местах, которые следует посетить. Дороги ведут к красивым усадьбам, старинным мельницам, к величественным католическим костёлам, этим шедеврам архитектуры, во имя величия Вечного, Божественного взмывающим своими шпилями к небу. Здесь, возле стен древних костелов покоятся славные своими делами священники ушедших поколений. На окраинах городков и деревень - кладбища, аккуратные, ухоженные, как правило, обнесённые оградой. Часовни, скульптуры ангелов и кресты, кресты… В Литве с уважением относятся к памяти усопших, а в первый ноябрьский День поминовения (Велинес) все кладбища расцветают тысячами хризантем и огнями поминальных свечей.
Но есть особые дороги, начинающиеся неприметными съездами. Они петляют среди полей и ныряют в чащу лесов. И, как правило, обрываются у заросших оврагов или других похожих мест, нередко нехоженых. Это страшные места, куда не ездят просто так. Указатели к этим местам всегда снабжены такой надписью «Место массового истребления евреев». Иногда эти места отмечены памятными плитами или валунами со скорбными надписями на литовском и еврейском языках, иногда не отмечены вообще. Это массовые захоронения сотен, тысяч, десятков тысяч людей. Это целый мир, рухнувший в одночасье в эти ямы. ..
В 1941 году в моей стране была истреблена почти вся еврейская община. А всего в 1941-1944 году в Литве было убито более 200 000 евреев. Наша прекрасная страна так же превратилась в фабрику смерти, куда свозились обречённые из других стран Европы. В лесах Литвы находится 227 мест массового уничтожения евреев, в некоторых установлены памятные плиты и камни, но очень многие запущены, находятся в забвении 75 лет. Такие места даже никак не отмечены, только в памяти очевидцев и безжалостных документах архивов. Ни один район Литвы не обошла трагедия, ни один.
Они, эти страшные ямы, разбросаны по всей нашей сказочно красивой стране, среди холмов, у голубых озер, у моря, в живописном лесу рядом с пляжем в Паланге, нашей балтийской жемчужине. Здесь, в этих ямах, сотни тысяч невинных погубленных душ. Они, эти ямы и рвы, страшными шрамами избороздили землю, совесть и память нашей прекрасной Литвы.
29 августа 2016 года в маленьком литовском городке Молетай состоялось скорбное шествие, посвящённое памяти еврейской общины города, полностью истреблённой фашистами и их местными пособниками в годы Второй мировой войны. Семьдесят пять лет назад, 29 августа 1941 года за один, самый кровавый день в истории Молетай, исчезло 2/3 населения города. И по сей день лежат они там, в безымянных могилах без искренней памяти в земле красивейшего Молетского края. Но Молетай – это только одно из многих и многих таких мест.
Руководителем и учётчиком массового истребления евреев Литвы был полковник СС штандартенфюрер Карл Ягер. Его рапорты в 1941 году - это своеобразные бухгалтерские книги массовых убийств в Литве: "Сегодня могу констатировать, что 3-ий оперативный отряд достиг намеченной цели - еврейский вопрос в Литве решён. В Литве евреев больше нет..." За один день и ночь 26 августа 1941 года были убито и зарыто 700 молетских евреев... В отчёте Ягера указано, что 29 августа 1941 года в Утене и Молетай было убито 1469 детей. Еврейских младенцев часто даже не расстреливали, убийцы их просто сбрасывали в ямы и закапывали вместе с трупами родителей... А убийцы эти – соседи, годами жившие рядом, бок о бок. Пожилые жители Молетай помнят, что в городок прибыли только 5-6 немцев, а для поддержания порядка остался только один. Немцы организовали отряды местных белоповязочников для охраны евреев в образованном в центре города гетто, а также для расстрелов и раздела имущества. Весь этот ужас творился собственными силами. И так было во многих местечках и городах Литвы…
Эти долгие годы, 75 лет, страшная, неудобная правда замалчивалась. Замалчивалась в победившем коричневую чуму СССР и после его распада - в независимой Литве. Долго здесь шли к осознанию горькой и трагической правды. Первой ласточкой стала книга журналистки Руты Ванагайте "Наши". Об этой книге я рассказала в статье "Р. Ванагайте - Знаю, что Литва не ждала эту книгу" (http://www.proza.ru/2016/01/28/2147).
Рута Ванагайте всколыхнула Литву и заставила публично заговорить об убийствах евреев местными негодяями, «своими силами».
«Я взялась за эту тему, так как меня ошеломило, как её в Литве боятся. Хотела понять, что и почему в действительности произошло в нашей стране. Это не историческая книга. Это книга для саморазвития. Знаю, что Литва не ждала этой книги. Потому её и написала», - сказала Р.Ванагайте. (перевод здесь и далее автора) В своей книге она опиралась на реальные факты и аутеничные источники, исключительно литовские.
Книга Ванагайте произвела эффект разорвавшейся бомбы в обществе, а её тиражи были быстро раскуплены.
Памятное мероприятие в Молетай было организовано по инициативе фонда „Malat memory foundation“, создатели которого – потомки погибших молетских семейств Цви Крицер и пианист Леон Каплан (у последнего в Литве погибло около 100 родственников, а мать, перед войной проживавшая в Каунасе, чудом спаслась, пройдя ужасы гетто и концлагерей). В своей речи во время церемонии он эмоционально сказал:
«То, чего я хочу, думаю, хотим мы все. Хотел бы иметь дедов и прадедов, дядьев и теток, двоюродных братьев и сестер, которые были унижены и расстреляны. Хотел бы прочесть сожженные семейные книги, иметь в семейном альбоме их фото, слушать их песни и анекдоты, пробовать фаршированного бабушкой карпа, иметь возможность дарить им подарки на день рождения, получать подарки от них. И да, я бы хотел наследовать тот старый семейный шкаф, о котором написала Рута Ванагайте в книге «Наши» (Р.Ванагайте в книге «Наши» упоминает, что унаследовала шкаф, который, как она подозревает – присвоенное имущество убитых евреев).
« Я хочу, чтобы улицы, школы и скверы не называли именами тех, кто своими грязными руками творил эту трагедию. Наоборот, хотел бы увидеть увековеченными имена праведников мира, тех героев, которые рискуя собой, спасали не только жизни, но и совесть литовского народа. Я хочу, чтобы мы все были «мы», как сегодня, а не разделенные на «мы» и «они».
В своем эксклюзивном интервью порталу 15min.lt Леон Каплан, в 1972 году эмигрировавший с родителями в Израиль , 28 лет проживший в США и 12 лет назад вернувшийся в Литву, сказал:
«Тех людей, которые стреляли, я простить просто не могу, не это у меня в мыслях. И, кроме того, мне некого прощать – большинство убийц уже умерли. Наше поколение – это не то поколение, которое должно кого-то прощать. Простить убийц могут только те, которые были расстреляны. Может, Бог им простит, но это дело Бога. Я могу только обещать не забыть.
Точно также и ты, и твоё поколение не должны просить прощения за то, что произошло во время Холокоста. Я не обвиняю даже детей тех бандитов, которые стреляли. Дети же не стреляли…»
Накануне мероприятия в Молетай появилась пронзительная, потрясающая своей силой статья прозаика, драматурга и режиссёра Марюса Ивашкявичуса «Я не еврей». Это после этой статьи мэр Молетай, первоначально заявивший организаторам, что самоуправление к мероприятию может присоединиться только морально, изменил свою точку зрения. Видимо, тогда он понял, что участие и помощь самоуправления в этом мероприятии важны и для Молетай, и для него лично .
Статья М.Ивашкявичюса не «опять о евреях» и не для евреев, это о гражданах и для граждан стран, в которых такие вещи происходили и происходят при участии или равнодушном попустительстве и непротивлении большинства населения,до сих пор уверенного, что в том, что произошло, никакой своей вины нет. Это статья, как и книга Р.Ванагайте, подтолкнула общество на начало пути к очищению. Пока только начало.
« - Я – не еврей, - так я хотел бы публично заявить всем, кто последние три месяца осторожно об этом расспрашивал моих близких и друзей. - Я совершенно не еврей, нет во мне ни капли еврейской крови», - такими словами начинает свою статью автор.
Во время съемок на старом варшавском еврейском кладбище Марюс заинтересовался евреями своего местечка, то есть, их судьбой в его родном Молетай. И ужас его охватил, он понял, что сорок лет прожил в полном неведении, ни о чем не подозревая под боком у величайшей трагедии.
«Я знал, что здесь жили евреи, потому что в Молетай и теперь есть их старое кладбище, сохранились их старинные „красные камни“ – длинная, старейшая городская постройка из слепившихся лавочек, своеобразный торговый центр тех времён. Я знал, что сколько-то их было убито, думал, что, наверное, это те –коммунисты.
А куда пропали другие? Нет, я такого вопроса, наверно, вообще себе не задавал. Уехали, эмигрировали в свой Израиль. Была война, люди спасались, бежали, кто куда мог... И вдруг – <...> ясное осознание того, что никуда они не уехали, не убежали, а были уложены в яму вот тут и расстреляны, а на них были уложены другие, живые, и тоже расстреляны, и снова другие – дети и женщины на трупы своих только что убитых отцов, мужей, стариков... И не „сколько-то“, а несколько тысяч, две трети моего города исчезло за один день, самый кровавый день в истории Молетай – 29 августа 1941-го. И эта яма там есть до сих пор. И они там лежат с того дня, уже семьдесят пять лет. Лежат безнадежно, без подлинной, искренней памяти, ибо те, кто должен был помнить о них, их продолжить, – лежит вместе с ними. Они не просто умерли или погибли, их история была прервана, она кончилась. Они просто исчезли. »
Осознать это, воспринять не так просто, говорит автор и признаётся, что пока ему не удалось воспринять сто тысяч убитых в Панеряй*. «Для того, чтобы это воспринять, нужно время, я не могу так вот вдруг выбраться из той скорлупы наивности и безразличия, в которой находился сорок лет.»
Для того, чтобы это осознать, он сначала устроил «разминку»: «Посетил Укмярге, где в траншеях лежит десять тысяч человек; Утяну, где возле болота лежит восемь тысяч; столько же – на полигоне в Швянчёнеляй. А там ещё это дерево – сосна, о которую крошили малых детей и младенцев. Она вся кривая, такая увечная, вопиюще отличающаяся от
