остального леса, который сажали потом, уже после войны. Тогда она там росла одна, потому ей достались все удары, об неё раскололись все эти детские черепа. Сколько было таких смертельных ударов – сотня, тысяча? Не знаю. Но на другой день я себя чувствовал очень скверно: обессиленным, уставшим, хотя причины, как будто, не было. Только эта сосна, как кошмар, укоренившийся в в моей памяти и пустивший побеги в моём мозгу.»
А ведь в Литве чтят память усопших, предков, соплеменников. Упомянув об экспедициях к могилам ссыльных предков в Сибири, М. Ивашкявичюс отмечает, что «это бы обрело ещё больший смысл и вес, если бы мы так же чтили евреев, лежащих здесь, рядом. Нельзя больше заставлять своих павших сражаться между собой лишь потому, что они погибли от разных идеологий.
«Я не еврей, но меня трясёт, когда и сейчас слышу от кого-нибудь: „Людей просто так не убивают, видимо, было за что“. Было. Было выдумано, почему они должны умереть, запущена мощная пропагандистская машина, вопящая, что евреи – не люди. Они – клещ;, вши, сосущие нашу кровь. И они были уничтожены, руками своих соседей. Но даже сами нацисты, наверное, не представляли себе, что пропаганда – эта клевета, вся эта кровавая ложь и клевета так прочно утвердится в сознании некоторых из нас, переживёт три поколения и спустя семьдесят пять лет люди здесь будут её ретранслировать дальше, повторяя на манер чёрной молитвы: „Все евреи были коммунистами, при советах они ссылали и истязали литовцев, вот и получили по заслугам.
Я не желаю с такими спорить, не хочу ничего им доказывать, знаю, что их немного, что они исчезают. Большинство людей же просто мало информированы и потому равнодушны, оно свято уверовали, что уничтожение евреев в Литве – проблема, раздутая самими евреями. Ведь шла война, и она убивала всех, одинаково – русских, литовцев, поляков, немцев... Нет, не одинаково. Очень не одинаково, если вспомнить цифры. И по способу убийства – не одинаково. Наши евреи были просто истреблены. Зверски. Все без разбора. Выжили только те, кто сообразил смело всё бросить тут всё и бежать. И ещё те „счастливцы“, которых советы раскулачили и сослали в Сибирь. То, что для литовцев было самой большой трагедией, для этих литовских евреев стало спасением»……….
Ядовитые семена фашистской пропаганды в Прибалтике попали в очень благодатную почву. На момент нападения гитлеровцев на СССР присоединённые в 1940 году страны Балтии были одним из самых деморализованных регионов Европы. И это не удивительно. Изменение государственного строя, переход под юрисдикцию другого государства всегда является потрясением для любого общества, вызывающим неизменное внутреннее противостояние и внутренний раскол. (Нам самим в конце 80-х – начале 90-х пришлось пережить сравнительно «мирным путём» осуществленные подобные трансформации из одной страны в другую, поэтому представляю неоднозначность и сложность ситуации того времени).
Начиная с 1939 года на территории нынешней Литвы происходили потрясения, связанные с присоединением Вильнюсского края и отторжением Клайпедского края, а затем с вступлением в состав СССР. Анализировать надо все аспекты. Взять, скажем, тот же Вильнюсский край и Вильнюс. Замена польской администрации на литовскую, вытеснение польского языка в государственных институциях, назначение новых чиновников, вынужденная эмиграция тех, кто был у дел и при должностях при польской государственности или просто не желал принять новые порядки, инвазия литовских должностных лиц, армии, стражей правопорядка и переселенцев из Литвы, изменения в армии и правоохранительной системе, замена валютно-денежной системы, внешних государственных символов и пр. И неизменные, связанные с этими явлениями, материальные и моральные потери. Похожая ситуация сложилась и в бывшем клайпедском крае. Об этих событиях у нас всегда писалось в двух словах, и мы очень мало знаем о настроениях и положении коренного или доминирующего населения в этих регионах.
Не вызывает сомнения, что за короткий срок здесь произошёл отток некоторой части активных и успешных граждан за границу. Не вызывает сомнения и то, что часть населения не приняло нового порядка, и это породило раскол общества. Но потрясения этим не кончились. В июле 1940 года Литва в своих новых границах была принята в состав СССР, и начались новые потрясения. Вынужденный отток за границу части активного и обеспеченного населения – чиновников, представителей армии и администрации, интеллигенции. Опять замена администрации, должностных лиц, изменения армии, системы правопорядка, просвещения, валюты, внешних атрибутов государства, языка и самое главное – изменение социального строя. В Литве, с её глубокими корнями собственничества и обособленности у населения, начинаются процессы раскулачивания и репрессий по имущественному признаку. Насильственное переселение части жителей вглубь СССР в июне 1941 г., кстати , 20 проц. высланных были евреи, в том числе беженцы из Польши и Германии, прибывшие в Литву накануне начала войны, как уже упоминалось выше, это спасло некоторым из них жизнь (Например, беженец из Польши, будущий премьер –министр Израиля Менахем Бегин, в 1940 году в Вильнюсе был арестован советскими властями и приговорён к 8 годам лагерей как агент британского империализма и социально-опасный элемент, а вся его семья в 1941 г. была убита в Вильнюсе).
Но в целом начавшиеся процессы ещё больше раскололи общество, породив ожесточение и озлобленность определённой части населения и отток граждан, в том числе и авторитетных, из страны. Было бы глупо утверждать, что население должно было однозначно приветствовать радикальные изменения в стране (достаточно вспомнить гражданскую войну и трудности становления советской власти и построения нового общества в довоенном СССР). В Прибалтике изменения происходили быстро, Советская власть не успела укорениться на присоединённых территориях, и тут Германия вероломно напала на Советский Союз. Литва была оккупирована молниеносно – уже 24 июня 1941 года в Вильнюс вошли германские войска. Советские активисты, представители власти и прочие авторитетные или активные люди были вынуждены спешно покинуть Литву. Следует отметить, что далеко не всем это удалось сделать в это экстремальное время. Счет времени шёл буквально на часы, а многие люди ещё не имели советских документов, царила растерянность и неразбериха.
На брошенных и захваченных территориях осталось деморализованное и растерянное население, которое уже ничего не объединяло. Не было страны, не было духовных лидеров. На поверхность выплыли подонки и мародёры, которые всегда появляются в смутное время. Дважды или трижды перетертое в жерновах истории население не имело желания или возможности оказать сколько-то значительное сопротивление. Одни активно пособничали оккупантам (сформированные литовские полицейские батальоны и специальные подразделения выполняли поставленные оккупантами задачи, а временное правительство Литвы (с 24 июня по 5 августа 1941 г., ) сразу занялось мерами, направленными против еврейского населения; дальновидные фашисты превратили Литву в место массовой казни европейских евреев, которых сюда свозили для уничтожения. «Молодые, неграмотные литовцы в трезвом состоянии так прилежно убивали евреев, что в Литву их везли для уничтожения из других стран.» (Р.Ванагайте)). Другие замкнулись в скорлупе равнодушия, третьи не выдержали творящегося кошмара. Да были, были и те, кто смертельно рискуя жизнью своей и своих близких, спасали обречённых. Святые люди, праведники мира… Около 900 литовцев признаны праведниками мира.
После войны эта тёмная страница истории Литвы была поспешно перевёрнута. Так требовали обстоятельства того времени. Политкорректность требовала. Устанавливался новый порядок, и те многочисленные участники резни, принявшие этот порядок, в качестве негласного бонуса получили замалчивание позорных фактов, а так же награбленное и припрятанное добро. И только не принявшим нового порядка после войны, трансформировавшимся в лесных братьев, пришлось ответить и за тёмные деяния во время оккупации. Но таких людей тоже было не так уж много.
Обстоятельства послевоенного времени не давали иной возможности. Можно было это понять? Да, можно и, вероятно, молодая Советская власть на новых территориях не имела в те годы другого выхода. Поэтому не осуждаю тех, кто принял такое решение в переходное время. Но постепенно негласное табу даже на обсуждение величайшей трагедии стало само собой разумеющимся делом. Ничего не изменилось и после восстановления независимости страны. А расстрельные рвы и ямы – эти раны на теле Литвы - затягивались кустарником забвения. Ибо Литва, как сказал М.Ивашкявичюс, «избрала именно такой способ обращения с памятью о загубленных евреях. Своеобразный, не похожий ни на чей другой. В самом деле: смелая страна. Ведь наших евреев мы зарыли не затем, чтобы позже ставить им памятники, а затем, чтобы их не осталось. Не только признаков жизни, но даже смерти. Ведь нам это больно, это может травмировать наших детей, пусть раны рубцуются сами.»
Передо мной прекрасная книга мною глубокоуважаемого талантливого писателя В.Петкявичуса «Мой край Литвой зовётся», изданная в 1974 г. Писателя-интернационалиста, коммуниста. С любовью, красочно, напевно написанный гимн Литве. О ее живописной природе, языке, истории, музыке, традициях, народных ремёслах, достижениях науки и культуры. Об истории, о сражениях, победах и поражениях. Ничего не забыл писатель. Только ни слова не нашлось, чтобы упомянуть сотни тысяч погибших соотечественников, которые на этой земле жили,их сотни безымянных могил, избороздивших все уголки прекрасной страны. Как будто бы не было ни этих людей, ни этой трагедии. И такое же отношение к самой тёмной странице своей истории было не только в Литве.
Но ничто на земле не проходит бесследно. И поэтому нельзя удивляться и гневаться, что спустя 50 лет после Победы где-то замаршировали во всех регалиях престарелые фашисты, дожившие до преклонных лет. Они не появились из ниоткуда, они были тут же все эти долгие годы, они никуда не делись…
75 лет Литва шла к мероприятию в Молетай. Организаторам пришлось пробивать броню равнодушия и бюрократии. «Мне, наверное, впервые так стыдно за мой город, пишет М.Ивашкявичюс, - Бойня длится: одни крадут памятные доски с братских захоронений, другие не позволяют их восстановить, третьи безразлично наблюдают. Объясните: как, каким тоном, в каком тональности можно растрогать чуткую литовскую душу, чтобы она однажды пришла на такую могилу и сказала себе: здесь лежат мои евреи. Дети, которые передо мной носились по городским дворам, лазали по деревьям, плескались в тех же самых озёрах, их родители, которые, как и мои, шли на работу по тем же улицам, ссорились, хохотали, для всех них этот город был домом, они любили его так же, как мы, только
