переступил порог проклятого дома. Запах чего-то затхлого, скрип пола и постоянное ощущение чужого взгляда. Если бы не деньги, обещанные заказчиком, давно бы плюнул на всё и рванул прочь. Репутация-репутацией, но когда чувства твердят: беги, следует им подчиняться. Иначе, завтрашний день может наступить только для других.
Стоило сделать пару шагов к следующей двери и очередной приступ непонятной какофонии прошёлся по зданию. Но теперь не только звуки. Лицо обожгло морозным ветром, а кожа ощутила касания множества быстро скользящих нитей. Неужели здесь столько пауков, что я непрерывно задеваю их сети?
Отмашка рукой вышла неожиданно медленной, будто я оказался впаян в липкую субстанцию, типа патоки. И в тот миг, пока ладонь проходила перед лицом, окружающее пространство заполонили тысячи теней, несущихся вперёд. Шорохи, тоскливые голоса, плач и тёмные провалы на месте глаз.
Рука опустилась. Я стоял один, посреди пустого коридора, а в стёкла бешено колотил обезумевший снег. Теперь за пеленой снежного плетения полностью исчезли признаки чего-то ещё, кроме дома, куда меня занесла нелёгкая.
Чёрт побери, мне уже плевать на все деньги мира! Тут происходила некая чертовщина и медный кинжальчик – определённо не та штука, которая поможет её одолеть. Всё. Я разворачиваюсь и сваливаю. Продам кинжал, выручу немного деньжат, а дальше всё образуется.
Дверь, около которой я стоял, медленно отворилась и на пол коридора упал отсвет неяркого огня. Скорее всего – от свечи. Я различил старческое мурлыканье: какая-то неразборчивая песенка, напоминающая колыбельную. Потом под ноги выкатился крохотный клубок, нить которого уходила в приоткрытую дверь.
Захотелось смеяться: разбушевавшиеся нервы нарисовали картинку едва ли не филиала преисподней. А тут – старуха, которая вяжет в свете свечи. Вот и всё. Сейчас я сделаю дело и спокойно отправлюсь домой.
Подобрав клубок и криво ухмыльнувшись, я толкнул дверь ногой и вошёл в комнату. Голос старческого голоса стал несколько громче, но тональность не изменилась. Похоже, старуха не заметила, что уже не одна.
Нога зацепилась за нить.
Я едва не растянулся во весь рост.
Однако возница удержал и тут же встряхнул, точно приводил в сознание. Я хотел было возмутиться, но от всей огромной фигуры веяло такой жутью, что все бранные слова стали поперёк глотки. Извозчик сунул что-то в руку и распахнул дверь повозки. Последняя возможность что-то выяснить.
Ветер набросился на нас, точно голодный хищник. Поля шляпы затрепетали, на мгновение открыв два светящихся глаза, взирающих с невыносимым превосходством и презрением. Потом сильная рука втолкнула меня в салон и захлопнула дверь.
Пол качнулся – значит мы вновь начали двигаться. Ощущая слабость в коленях я сел на лавку и уставился на предмет, вручённый извозчиком. Кусок какой-то лепёшки. Я поднёс её к лицу и ощутил слабый аромат мёда, немыслимый здесь, посреди снежного ада.
Второй пассажир опять пошевелился и вдруг я сообразил, из чего состоит его одежда. Даже не тряпки – одна сплошная нить, опутавшая тело с ног до головы. Как будто я видел гигантскую муху, над которой поработал паук. Человек застонал и принялся подпрыгивать. Вероятно, пытался избавиться от пут.
Сквозь белые облака пара я сумел различить черты посиневшего лица и сообразил, кого вижу. Заказчика. Того, кто привёз меня к проклятому дому.
Машина остановилась у подножия холма. Здесь дорога, выложенная из массивных потрескавшихся блоков, заканчивалась. Дальше шла широкая лестница с какими-то скульптурными украшениями по бокам. Сейчас они походили на одинаковых снеговиков и понять, что именно скрывается под снегом, не представлялось возможным.
Глядя в лобовое стекло, о которое стучали снежинки, маленький плешивый толстяк потёр обвисшие щёки. Потом открыл бардачок и достал короткий широкий кинжал. Я бы сказал, что лезвие оружия выглядело изготовленным из меди или бронзы. Странный выбор.
- Держи, - я принял клинок и повертел в руках рассматривая гравировку на лезвии. Вроде бы, старинная вещица, - Старуху нужно убить именно им. Поднимешься на второй этаж по винтовой лестнице. Выберешь средний – самый широкий проход. Я не знаю, в какой она будет комнате. Тут уж сам.
- А она просто сидит и ждёт? – ухмыльнулся я, спрятав оружие в карман куртки, - Не слишком ли просто?
- Нет, - он принялся тереть уши, словно они отмёрзли на холоде, - А из комнаты она не выходит никогда.
Не в моих привычках расспрашивать заказчика о его мотивах, но тут было явно видно, как человек желает выговориться. Такое тоже случается. Почему бы и не выслушать, за каким чёртом потребовалось убивать одинокую старуху в этом захолустье?
Из рассказанного могла бы получиться целая книга. Непонятная. Я лично ничего не понял, из того словесного потока, который хлынул, стоило спросить о причинах всего этого бреда. Как можно вычленить рациональное зерно из рассуждений о нитях судьбы и попытках изменить предопределённое? И при чём тут старуха, которую я должен убить?
Когда я вошёл в комнату она сидела спиной ко мне и тихо постукивала спицами. Кресло-качалка, низенький столик с толстой свечой и клубки ниток, разбросанные по всему полу. Ни телевизора, ни радио. Откуда же те странные звуки? Неважно.
Я отбросил клубок и шагнул вперёд, поднимая кинжал для удара.
Продолжая вязать, старуха принялась хихикать.
- Маленький смертный человечек думает, будто ему позволено продлить нить судьбы дольше положенного.
- Маленький смертный человечек просто не знает, что он сам и есть нить своей судьбы.
Что за чёрт?! Я обернулся: ещё одна старуха сидела спиной ко мне в кресле-качалке и вязала. Но мгновение назад там никого не было!
- Маленький смертный человечек не знает, что нас интересует лишь весь узор, а не его отдельные нити.
Третья! В дальнем углу. И тоже спиной ко мне. И тоже вяжет.
Внезапно кинжал стал невероятно тяжёлым и я уронил его. Кожа лица ощущала прикосновение множества невидимых нитей.
- Разве может часть узора по собственному желанию изменить весь узор? Изменить его форму? Или цвет?
Старухи дружно захихикали.
Незримых нитей становилось всё больше, они плотно пеленали тело, связывали руки и ноги, пока я не оказался полностью обездвижен.
А потом спица подхватила меня и вплела в общий узор.
Ход повозки начал замедляться.
Мы приближались к дальнему берегу.
