х…х…ху-хху-хху…и-ик…же! И вапщще - иди отсюда, кой-что сейчас прилетит сюда обратно. И не факт что не в твое темя, а может и в мое. Выяснять уже потом все будет поздно. Так что - фить! Давай отсюда!
- И как с тобою говорить прикажешь, когда совсем не вяжешь лыка?
- Тьма, мне говорить с тобою не о чем, лучше перестань туда- сюда болтаться. А то меня стошнит то твоих телодвижений.
- Совсем уж спятил, какая я тебе, на хрен, тьма!
- Ну, я же здесь совсем один и чей же это голос может быть, дело ясное что ть... ть... ить... мы... тьмы!Тьфу!
- Я не тьма, а человек, а ты пьяньчуга.
- Вот тут ты ошибаешься! Я вовсе не пьянчуга и я не напился, просто и у меня есть повод для этакого времяпровожденья. И во-о-бщщще такой у нас национальный русски…то есть у роме обычай! У вас, насколько я знаю, тоже!
- Да знаю я твой повод, а так же ведом и обычай.
- Послушай человек, а почему же от тебя я вижу только голос? А ты, вообще, мужчина или эта…как ее…что-то противоположное, во, вспомнил, - - женщина!?
- Вот допился! Женщина я, женщина, что из того?
- Это очень кстати, иди сюда, мне очень женщина нужна, то есть не мне, а моему телу. Мне-то ты на хрен не нужна!
Темнота хмыкнула.
- Очаровательное и весьма изысканное предложенье! В другой бы раз я, может быть, подумала б над этим, но тело, это самое твое, боюсь, сейчас стошнит, а так же и мое стошнит - на это глядя.
- Ну, а тогда, какого дьявола, тебе от меня надо и где, это самое, твое тело? Дай-ка его сюда!
- Я здесь с тобою рядом, но ты глаза залил и ничего не видишь. Но, думаю, в таком плачевном состоянье толку будет мало.
- Ну и чё те надо, если трахаться не хочешь?
- Я трахаться никогда не против, пора уже понять наши египетские обычаи, но я к тебе с порученьем, а ты все об этом, как память оказалась коротка, а все туда же - люблю, люблю, мою царицу, жить без тебя не могу.
Странник, наконец, насторожился, попытался сгрести разбредающиеся мысли в одно место и спросил по возможности безразлично:
- И от кого же среди ночи с порученьем?
- От неё.
Джедсегер и Небсебек резко выбросил руку с раскрытой ладонью в сторону голоса, но там, видимо, ждали такой эскапады, и ладонь схватила ничто. Темнота фыркнула и, сконцентрировавшись в одном месте, придвинулась к страннику и блеснула зубами, оказавшись высокой черной девушкой.
- Не лови, я никуда не убегаю. Узнал меня и вспомнил?
- Такое не забудешь, ты барабанщица. - вестник схватил ее за плечи и притянул поближе, девушка оказалась чуть не на голову выше.
- Фу-у! - брезгливо произнесла она. – Ты мог бы не дышать, я ненавижу пиво.
Некоторое время они молча смотрели друг на друга, негритянка, из под своих свисающих на глаза кудряшек, слегка насмешливо, а странник так даже с нежностью и, нежно проведя ладонью по ее щеке, спросил:
- Так это все на самом деле было?
- Вот это сам решай - было, аль не было.
- Ты что одна спаслась?
- Чего ж одна, ты вон тоже спасся. Но я спаслась по делу, мое спасенье продолженье твоего, а ты-то вот зачем, мне непонятно?
- Мне это тоже непонятно, а так же непонятно - как. По крайней мере, я не собирался.
- Наверно все же да, раз оказался здесь. Но это дело не мое, это дело совести твоей, тебе земная богиня все обьяснила, хочу узнать, что ты намерен делать.
- Совершенно ничего, я там все сделал, то, что было нужно, здесь не осталось ничего, ну, разве вот, только ты, как воспоминанье. Кстати, как зовут тебя?
- Я не хочу быть ни воспоминаньем, ни тем более напоминаньем, так что на меня надеяться тебе не стоит. Зовут же меня Тиби(ноябрь), а ты уже не помнишь?
- Послушай Тиби, как же все же вышло, что я здесь, в мире живых, а она там, ну где наоборот?
- Ах, давно ли этот мир стал для тебя миром живых, ведь раньше все твердил, что это мир мертвых. А объяснять тебе я ничего не буду. Не хочу, во первых, и нет смысла, во- вторых.
Странник схватил негритянку и встряхнул, сверкнув глазами:
- Ты Нейтикерт! Это ты, проклятая ведьма, забравшая мое сердце, О том, что думал я о мертвых и живых она лишь знала!
- Нужно мне твое сердце как бегемоту лодка. Я – Тиби и повторяю еще раз, что у меня от царицы Нейтикерт тебе посланье, так будешь слушать или нет?
- Послание из мира тьмы из какой-то излучины бесконечности, я думаю там, кроме боли, больше ничего, в том посланье.
- Ну так и оставайся, для тебя нет больше слов. - черная фигура начала медленно растворяться в темноте.
Странник тут же прыгнул следом и вновь схватил черную гибкую фигуру, Тиби извернулась и, ввинтив свои руки между его руками, стала выворачиваться из объятий, и он почувствовал как мускулисто и сильно ее тонкое тело, сильно гибкой змеиной силой.
- Постой не уходи, пойми, я человек из другого мира, и мне не так уж просто решить вопросы жизни и смерти, конечно же, я буду слушать, напрасно ты подумала иначе.
- Ну, наконец, уговорила! Он будет слушать! Вот одолжение спасибо! И отпусти меня, мне твои объятья неприятны. Человек, блин, будущего.
- Да я тебя и не обнимаю вовсе, как же задержать тебя иначе.
- Очень просто, одним лишь словом – подожди. А силою, ты меня, один хрен, не задержишь. Или еще не понял?
Вестник, конечно, мог бы задержать и силой, строптивую девицу, хотя черт ее, в самом деле, знает, но не стал пытаться.
- Хорошо, скажу я даже больше одного - прекрасная и восхитительная Тиби, остановись и передай же, наконец, послание царицы, а то уж ночь идет на убыль и, если дальше так пойдет беседа, не хватит нам ни дня, ни следующей ночи.
Восхитительная Тиби брыкаться тут же перестала, а повернувшись лицом и взявши вестника за руки и приблизившись губами к уху зашептала и вестник вдруг услышал специфическое низкое контр-альто царицы Нейтикерт:
- О, странник мой, пришелец и бродяга
- Хочу открыть тебе свою я тайну
- Хотя поверить в это будет трудно,
- Ты в этом мире оказался не своею волей
- Ведь это я звала тебя сквозь бездну
- Что бы со мной ты был в минуту смерти
- И чтоб ушел со мною в темную долину
- Твоя любовь ко мне всего внушенье
- Моя к тебе - истинная правда
- Но это получилось не так как я хотела
- Мне оказалось мое чувство неподвластно
- И лишь, поэтому в последний миг я так решила
не забирать тебя с собой в могилу.
- Зачем?
- Желанье жить в тебе уж очень сильно
- Ты можешь оставаться в нашем мире
- Для этого дарю тебе я Зушу.
Наступило всеобщее молчание, нарушаемое только металлическим треском цикад. Двое так и стояли, держа друг друга в руках.
- Нет! - наконец сказал вестник. - Я тебе не верю - ты Нейтикерт! Ты каким-то своим дьявольским способом сменила внешность, но голос-то твой.
- Ты сам-то веришь в то, что говоришь? Ты не забыл, что я музыкантша и танцорка и певица и голосом чужим могу сказать все, что захочешь. Мужчины от голоса моего становятся как завороженные, а от моих тенцев просто падабт к ногам. Вот и решила я немножко порезвиться. И хватит, надоели все эти крики, вопли и стенанья, поверь, противно слушать. Я порученье выполнила, а теперь свободна.
Строптивая, Тиби высвободилась и направилась во тьму тут же скрывшую ее черную фигуру.
- Вопрос о воплях и стенаньях пусть останется открытым, но ты кое-что забыла моя Тиби.
- Твоя? И что же? - донеслось из темноты как раньше.
- Ты должна со мной остаться в этом мире, таково желание твоей царицы.
- Желанье у нее совсем иное, а приказание действительно такое есть.
- И ты останешься?
- Я исполню приказанье.
- Ты как-то странно его исполняешь, все удаляясь дальше.
Тиби ответила легкими удаляющимися шагами, сведения о которых странник получил только от своих ушей.
- Тиби!
- Ну что тебе еще?
- Ты почему уходишь?
- А я тебе нужна?
- Если нужна, то что?
- Без всяких если, нужна, - так догоняй! Давно догнал бы, была б нужна. Молчишь? Вот то-то же. А то все Тиби, Тиби…да иди ты!
- Эй, Тиби, не сердись, уж очень идиотские я задавал вопросы и не сердись еще один задам - вдруг если б что, то ты б осталась?
- Ну и вопросец! - фыркнула невидимая черная красотка. - Из всех твоих дурацких этот прямо царь дураков! Но, что б поставить дамбу на пути глупости потока, я отвечу - конечно же осталось бы и об этом я сказала сразу.
- И стерпела б неприятные объятья?
- Ах, ты вот о чем. Я преувеличила, объятья как объятья не лишены приятности. А то смотри-ка, как его заело! Одного вот не пойму, за каким фигом, все это, что, да как, да почему. Не все ль тебе равно, что думаю я о твоих объятиях? Тебе же, проходимцу и бродяге, любовь царица подарила, она и на любовь щедра по царски – влюбилась, не торгуюсь! Не стала сравнивать кто ты и кто она, просто любила. Что можно после этого еще искать, а он все Тиби, Тиби... что тебе Тиби, что ты для Тиби?
- Эх, Тиби, да мне просто жалко отпускать тебя, ведь нас осталось двое после ада.
- Нет, ты не прав, нас не двое, а ты один и я одна. Вопросы кончились? Если кончились, тогда прощай. А ада ты еще не видел. Он тебе еще предстоит, если хватит мужества. Ад ждет тебя, мой вестник, Небсебек и Джедсегер. Ну, я, по крайней мере на это очень надеюсь!
- Прощай не без сожаленья. Нет, постой!
- Да это кончится когда нибудь!
- Я просто хотел спросить - почему?
- Вопросец знатный! Позволь тогда и мне спросить - чего?
- Почему вы сделали всё это? Почему пошли на смерть вслед за своей царицей? Ведь вы так молоды и жить могли бы очень долго, а вы безропотно ушли за нею в бездну мрака. И здесь творили с нею вместе чудовищные вещи. Чем она вас смогла заставить? Как околдовала?
Негритянка подошла вплотную к страннику, обычно бесстрастное, как и у всех черных женщин, лицо, словно засветилось внутренним огнем.
- Да! - с гордостью сказала Тиби. - Мы совершили страшные и чудовищные вещи. Мы пытали и мучили знатнейших мерзавцев и подлецов и делали это с величайшим наслажденьем. Вот этими руками, - негритянка показала длинные и изящные пальцы, - я лично сдирала с них шкуру и вгоняла в задницы им колья и чуть не кончала от этого в безумном экстазе. О, это было божественное наслажденье, - вершить справедливое возмездие и видеть, как зло корчиться в страданиях своим оружием же пораженное. И знаешь, что я поняла? Зло очень не любит в зеркало смотреться. Оно само себя боится более всего на свете. Как только само с собой оно столкнется, как тут же стенанья, крики, вопли и мольбы о пощаде. Зло очень любит поговорить о справедливости и милосердии и совсем некстати вспоминает о законе. Если бы ты только знал, сколько я наслушалась подобной хрени и тому подобной дребедени! Права моя царица, что зло существует только на почве удобренной несопротивлением и добром. И еще она сказала, что раз люди не хотят жить в мире и поступать по справедливости лишь потому, что так жить и должно, то будут так жить из страха неотвратимого и жестокого и чудовищного наказанья, которое будет стократ более жестоко, чем их грехи. И она спустила нас, свору, натасканных на зло, черных собак, и мы насиловали насильников, убийц убивали, грабили грабителей, пороли судей (но этот так, для развлеченья), и обдирали шкуру с вельмож, ободравших Черную Землю. И всего лишь за год мы почти очистили Прекрасную Твердыню от всякой мрази.
