В повести «Сады её души» - попытка проследить взаимоотношения супругов и понять, почему с годами их покидает чувство любви.
Время действия 1987-1991 годы.
Глава 1. Линка
- Да не спеши ты домой, подождёт твоя домашняя рутина, - пробую уговорить Линку, - давай пройдемся по скверу, присядем во-он на ту лавочку под липкой, взглянем на себя со стороны…
- А я уже и взглянула. Смотри, разве не модно одетая женщина? В коротком пальтишке, черные брючки, черная шляпа... Будто бы все тип-топ, да?
- Но несколько седых волос, наглеющие морщинки у губ, обозначающие грусть…
- Ага. Ну, никак лицо не подчиняется! Ведь хочу, ужасно хочу, чтобы беззаботно-радостным было! Ан, нет. Да и глаза… Недавно с мужем в лес по ягоды ездили, так женщина, что в поезде напротив сидела, сделала мне комплимент: молодо, мол, выгляжу, а вот о возрасте…
- Не догадалась?
- Не сразу… Глаза выдали.
Лина, Ленок… Нет, мне больше нравится звать её Линка, с этим «ка» на конце, хотя частица эта и придаёт имени некое пренебрежение, - Наташка, Манька, Сашка… А меня она зовёт Аннуш, (причём, «н» всегда немножко тянет), и почему именно так, не сказала, но как-то бросила: ты, мол, похожа… но на кого, не уточнила. И Линка – режиссер телевидения, живем в одном подъезде, знакомы больше года и не сказать, что стали уж слишком близкими подругами, - как-никак она моложе меня на восемь лет, - но других со мной и с ней рядом нет, поэтому и тянемся друг к другу, встречаемся, болтаем об увиденным-услышанном, о мужьях, - я о бывшем поэте, она о настоящем… писателе, у которого «характер испортился… вот уже с полгода не помогает мне ни-и в чём! И грубит, грубит, да и писать бросил».
Мы сидим напротив детской площадки. Суета разноцветных детишек, их вскрики, смех… Как же успокаивает меня такое! Хочу и Линку увести от грустных мыслей, но кажется, она слишком глубоко нырнула в свою «тему»:
- А тут еще эта моя раздражительность, утомлённость…
- И пожаловаться тебе, бедненькой, некому, - усмехаюсь, слегка погладив по плечу.
- Конечно некому. Антону как-то сказала: устаю, мол, а он: «Ты сама находишь себе дела, поэтому и перенапрягаешься».
- А, может, он прав?
- Ну как он может быть прав, Аннуш? – оборачивается ко мне и глаза её вспыхивают лёгким возмущением: - Ведь завтраки-обеды-ужины, дети с уроками, дача с огородом… родной город босоного детства – по выходным, где старенькая мама, которой нужна моя помощь…
- А на работе - «этот десятый канал, который уже достал», и который… - улыбнувшись, подхватываю её перечисления.
- Ага. И зачем согласилась его вести? – Встает со скамейки, поправляет поля шляпки: – Но в то же время как было не согласиться? «Доверяю тебе раскрутить его» обрадовал начальник.
- А ты и обрадовалась.
- Да не обрадовалась я, а…
- А что «а»?
- А то «а», что надоело вытягивать беспомощные сценарии наших журналистов, вот и ушла туда, где их нет…
- «А на десятом аппаратура еще не освоена, помощники неопытные» - цитирую её, чтобы как-то успокоить мою экспрессивную подругу, но она вдруг обобщает вопросом:
- И я должна со всем этим справиться, да еще не перенапрягаться?
Браво, Линка! Ты в этом коротком ярком пальтишке и шляпке – прелесть!.. словно задиристый петушок… или курочка. И смотреть на тебя, слушать так забавно! А, впрочем, как всегда, ты для меня – персонаж… правда, не знаю: чего?.. рассказа, повести, и напишу ли, хватит ли, так сказать, «материала»?
Она впархивает в едва приоткрытую дверь и сразу устремляется на кухню:
- Ты представляешь! Мой Антон вчера… - И плюхается на диванчик: - Но вначале завари-ка кофе.
Да-а, что-то случилось у неё. Лицо – в огне, в глазах – молния, а в руке уже моя любимая кофейная чашечка, которая под угрозой, - «Вот-вот уронит!» – и, пытаясь её спасти, беру поднос, осторожненько конфискую её, ставлю на него, а Линка тут же разводит освободившиеся руки в стороны и опять слышу:
- Ты представляешь!? Сижу, припаиваю отвалившийся провод к антенне…
- А кроме тебя некому? – пытаюсь сбить её с темпа.
- А кому? Сыну некогда, у мужа руки растут не оттуда, не умеет он и этого…
Ура-а, получилось! Она присела, поправила на подносе расставленные чашки, ложки, помолчала и:
- Так вот, сижу, паяю, входит он… со шторой в руках: «Погладь, а то повесила не глаженую». Не знает, что штора отвисеться может.
- И впрямь, - улыбаюсь.
- Ну, я и отвечаю: ладно, мол, поглажу, вот только с антенной… - И протянула ко мне руки, словно показывая ту самую антену: - А он и швырнул мне штору в лицо! Да еще ногой – по антене, стулом – об пол…
Линочка!.. Бедная моя. Как же тебе сочувствую! Обалдел твой Антон что ли?
- Обалдел! – словно услышала: – Теперь не буду с ним разговаривать… два дня!
Ой, Линка, думаю, не выдержишь, такое я могла, но не ты. А, впрочем…
И всё же не разговаривала она с ним два дня, а когда на третий прямо с утра забежала ко мне, и я спросила: так в чем винил её муж, то и впрямь оказалось, что раздражала его невыглаженная штора.
- Наверное, слукавил твой Антон, - засомневалась я.
- Слукавил. – И снова попросила кофе. - Не в шторе дело, а в том, что «не исполнила «свой женин долг», как изволит выражаться, не пришла к нему по его желанию.
Да-а, подружка, положеньице у тебя… как и у меня когда-то, но об этом ей пока не скажу.
И еще несколько слов о Линке. Интересна она мне еще и тем, что весьма и весьма увлекающаяся особа. То, натащив в квартиру сучков, дощечек и коряг начнет вырезать из них нечто сюрреалистическое и пугающее, то налепит из её любимого темно-зелёного пластилина бюсты артистов и писателей, которые будут похожи на утопленников, или странных животных, еще не открытых зоологами: рыбину на курьих ножках или наоборот - курочку с плавниками. Когда с восторгом показывает мне свой очередной шедевр, я теряюсь, - ну что сказать то? - и обычно ограничиваюсь улыбками, короткими репликами или междометиями: «ой!.. ого… да-а… какое чудо!», но никогда не скажу «фу», - боже упаси обидеть мою креативную подругу! А если, увлёкшись, неосторожно воскликну: это, мол, что за зверь?.. то Лина сразу бросится объяснять замысел своего творения, а я замолчу и сделаю вид: да, мол, ой, мол, ну как же чертовски интересно! А творений у Линки много!.. в тесноте лепятся они на всех полочках и тумбочках, и если вдруг кто-то приостановится над «плодами её творчества», то она, торопливо стряхнув пыль со своего детища, с радостью одарит им счастливчика. Правда, далеко не все задумки Линка реализует до конца, - много озадачивающих начинаний-заготовок темнеет… из-за темно зелёного пластилина на её рабочем столе, - но так ведь… Понять могу: ну да, не зацепилось, не пошло… ведь главное – не «конечный результат», а поиск, путь к этому самому «конечному» и можно… Ой, отвлеклась я... это уже тема - к другой «опере».
Но самое-самое её увлечение, которое зело… вельми… ну, в смысле очень меня интересует, так это её записки. Правда, делает она их от случая к случаю на девственно чистых перевертышах рекламных листков, но, когда читаю их… а показывает их мне всегда, ибо совершенно не дорожит ими…так вот, когда вчитываюсь в эти небрежные каракульки, то нахожу в них нечто… Да нет, пишет она, конечно, простенько, язык банален, но схваченные моменты любопытны, так что всегда подмывает меня тут же переписать их и… Короче, и всё же зацепившись за эти короткие наброски, надумала я попробовать из эмоциональных письменных… да и устных выплесков Линки написать то ли повесть, то ли рассказ, - на что «материал» потянет, - и в подмогу, персонажем номер два, возьму себя, - будто всегда рядом была, незримо, - а поэтому от её оригинала мало что останется, но так ведь… Так что писать будем с ней вместе.
Она – на дачном участке. В голубых спортивных штанишках, в оранжевой майке, в красной кепке с огромным козырьком, из-под которой выбиваются светлые завитушки и поблёскивают темные глаза… Живая, яркая мишень для наблюдения. Глаз не оторвать. Особенно, когда начинает злиться и отшвыривать от себя длинные пряди картофельной ботвы. И сейчас поведу с ней диалог... но для читателя обозначать начало фраз тире-знаками не буду, - зачем разбивать плавно льющийся текст? Итак...
Линка, похоже, что картошку берёшь ты штурмом.
Да. И одна. И уже третий день. За счет отгулов копаю эту дурацкую картоху!
Вот и хорошо. Копай себе, да копай, не думая о ссоре с мужем.
Копаю, копаю… но всё равно крутится одно и то же! Крутится, как с заевшей пластинки: конечно, мог бы Антон половину забот взять на себя, ведь два года уже не «служит» как изволит выражается, и свободного времени у него до хрена, но всё читает, читает! Он, видите ли, «самообразовывается». А я кручусь. С восьми утра и до одиннадцати вечера. И только в те минуты, когда наконец-то!.. ложусь спать, ощущаю себя счастливой.
Ну да, и тогда тебе уже не до эротических забав, а он…
А он… Да и не хочу, не хочу привычки к тому, что называет «жениным долгом»!
Вот и не думай больше об этом. Задуй, загаси свои грустные мысли, или… закопай вот здесь, вместо картошки.
Кстати, о картошке. Дура! Зачем сажала её! Куда теперь дену?
В подвал, Линочка, в подвал.
В подвал, который - в поле, и из которого могут украсть? Бывают же такие тупоголовые, как говорит сын на приятелей, и которые… как говорит муж, любят себя изнурять.
Глядя на тебя, вижу: уже изнурила.
Спина устала кланяться. Стать на колени и ползти с лопатой от куста к кусту?
Смешно будет - на тебя… Брось, не копай, побереги себя… для «женина долга».
А потом… тоже на коленях и - к «женину долгу»? Нет, надо копать стоя, а то стыдно будет.
Перед кем стыдно-то?
Перед собой. Выкопаю, а там... А там - будь, что будет. Покрадут эту картоху, померзнет она, но все ж...
Ну вот, видишь? Значит, прав твой Антон: вечно ищешь себе…
«Сама ищешь себе работу!» Ну да, ищу. И на кухне ищу, и на работе ищу, и когда по магазинам бегаю…
Опять заводишься?
Завожусь… Кыш, кыш, мои мысли нахальные!
И она снова наклоняется… с усилием давит ногой на лопату… выбрасывает очередной ком с клубнями, становится на колено, выбирает их из земли, кидает на межу… встаёт, наклоняется, давит, выбрасывает… Ох, Линочка, хотела бы помочь тебе, но… Ну, ладно, скоро кончишь, всего два ряда осталось.
Уф!.. Наконец-то последний куст. Теперь – под наши березы и - спиной на травку. И лежать целый час!
Ой, так уж и час? Через пятнадцать минут подхватишься.
Не, час не получится, домой пора. Скоро темнеть начнёт, так что во время ходьбы буду отдыхать и успокаиваться.
Но ведь было, было у тебя целых пять дней полного одиночества, солнца, тишины с шелестом берёз, озорных облаков, бирюзы неба! И уже идёшь своим любимым логом, а вокруг - травка еще по-летнему изумрудна и над ней облаками -
